— Над водой туман, сэр, — доложил Джонс, — ноочень редкий.

— Это я вижу, — ответил Хорнблауэр.

— Вчера мы встали в двух кабельтовыхот остова, — сказал Тернер. — Ночью, когда ветер стих, мы развернулись, но незначительно.

— Скажите, когда рассветет достаточно, чтоб брать азимуты.

— Есть, сэр.

Вскоре небо на востоке изменилось. Казалось, оно даже потемнело. На самом деле просто светало, и контраст стал менее резок.

— Когда затонул «Стремительный», вы взяли третий азимут, мистер Тернер?

— Да, сэр. Он составил…

— Не важно.

В таком простом деле можно полностью положиться на Тернера.

— Не думаю, чтоб остов сместился хотя бы на дюйм, сэр, — сказал Тернер. — Течения тут нет. Две речки, впадающие в залив, тоже никакого течения не создают.

— А песок на дне плотный?

— Плотный, сэр.

Вот это действительно радует. Глина давно засосала бы остов.

— Как вышло, что «Стремительный» перевернулся? — спросил Хорнблауэр.

— По чистому невезению, сэр. Корабль был старый, он долго находился в море. На борта под ватерлинией густо наросли водоросли и ракушки — его покрыли медью на недостаточную высоту, сэр. Поэтому его накренили и чистили левый борт. Выкатили пушки правого борта, и все тяжелое, что можно было передвинуть, тоже сместили к правому борту. День был безветренный, стояла жара. И не успел никто иазом моргнуть, как с гор налетел порыв ветра. Он налетел на «Стремительный» точно с левого траверза и накренил его прежде, чем его успели выровнять. Орудийные порты были открыты, и в них залиласьвода. Судно накренилось еще сильнее — по крайней мере, так установила следственна комиссия, сэр. Люки были открыты, вода поднялась выш комингсов и залилась внутрь.

— Он не выровнялся, пока тонул?

— Нет, сэр. Услышав крик, я посмотрел в ту сторону и увидел киль «Стремительного». Он так и ушел под воду днищем вверх. Стеньги снесло. Они вскоре всплыли наверх грот— и фор-стеньги держались за остов уцелевшими вантами Это помогло мне взять азимут.

— Понятно, — сказал Хорнблауэр. Быстро светало. Казалось — конечно, это был оптический обман — что краска на глазах заливает небо.

— Достаточно светло, сэр, — сказал Тернер.

— Спасибо. Мистер Джонс, можете приступать. Хорнблауэр смотрел, как шлюпки отошли от корабля. Впереди был Тернер на гичке, с инструментами и компасом, за ним Стил на барказе и Смайли на тендере. Между барказом и тендером протянули трал. Хорнблауэр почувствовал, что несмотря на выпитый недавно кофе хочет позавтракать. И все же он медлил. Мертвый утренний штиль идеально подходил для намеченной операции — гичка легко займет нужную позицию и без особого труда будет оставаться на месте. Шлюпки, как ни медленно они шли, поднимали волны, и волны эти далеко разбегались по стеклянной поверхности залива. Хорнблауэр видел, как гичка остановилась. Над водой отчетливо раздался голос Тернера — он переговаривался в рупор с другими шлюпками. Они неуклюже развернулись, словно связанные ниткой жуки, дали тралу провиснуть, еще некоторое время неловко маневрировали, чтоб встать точно по нужному азимуту. Потом весла начали двигаться, медленно, ритмично, словно маятник судьбы. Сердце у Хорнблауэра забилось, он возбужденно сглотнул. Вокруг него начиналась нормальная корабельная жизнь. Шлепая по доскам босыми ногами — звук этот не похож ни на какой другой звук в мире — подвахтенные выносили гамаки и укладывали их в сетки. Швабры, куски песчаника, ведра и помпы — те из матросов, кто не был занят на шлюпках, принялись драить палубу. Не в первый раз Хорнблауэр позавидовал работающим матросам. Их проблемы — самые простые, сомнения — самые ничтожные. Вычистить песчаником кусок палубы до белизны, которая удовлетворила бы унтер-офицера, пройтись по ней мокрой шваброй, вытереть насухо, весело работать рядом со старыми друзьями, шлепая босыми пятками по чистой воде — вот и все, что от них требуется. Они делали это бесчисленное число раз и будут сделать еще бесчисленное число раз. Хорнблауэр с радостью поменял бы свое одиночество, свою ответственность, клубок воих проблем на их беспечный удел. Не успел он так подумать, как рассмеялся над собой. Он прекрасно знал, в какой ужас повергла бы его эта перемена, если б какой-нибудь каприз судьбы его к ней вынудил. Он решил подумать другом — о толстом ломте жирной, хорошо прожаренной свинины. Свиная нога вымачивалась для него два дня, и снаружи она, должно быть, уже не слишком соленая. Черт возьми, если отбивная, когда ее принесут с камбуза, не будет щипеть на тарелке, кое-кто пожалеет, что родился на свет. Надо приказать, чтоб вместе с отбивной поджарили сухарные крошки. Заесть же отбивную можно будет сухарем, густо намазанным патокой. О таком завтраке и подумать приятно.

Хорнблауэр стоял с кошельком в руке. Кошелек он вынул из нижнего отделения рундучка. Он в точности знал, сколько там гиней, и старался не желать, чтоб их было больше. Будь он богат, он мог бы проявить щедрость к команде, к кают-компании и к мичманской каюте. Но коль скоро это не так… Он тряхнул головой. Не хотелось выглядеть скрягой, но и дураком себя выставлять незачем. Он подошел к дверям кают-компании и остановился. Стил заметил его.

— Пожалуйста, заходите, сэр.

Офицеры приподнялись со стульев — кают-компания была такая тесная, что всем приходилось сидеть вокруг стола.

— Не согласились бы вы, — сказал Хорнблауэр Карелейку, — любезно сделать для меня кое-какие покупки?

— Конечно, сэр. Сочту за честь, — ответил Карслейк. Ничего другого ему не оставалось.

— Несколько цыплят — полдюжины, скажем, — и яйца.

— Да, сэр.

— Намеревается ли кают-компаниякупить себе свежего мяса?

— Ну, сэр…

Этот вопрос обсуждался перед самым приходом Хорнблауэра.

— В это время года могут продавать барашков. Я купил бы одного-двух, если они не дороги. Но вот бык — что мне желать с целым быком?

Каждому в кают-компании приходилось когда-нибуп сталкиваться с подобной проблемой.

— Если кают-компания решит купить быка, я с радостью оплачу четверть, — сказал Хорнблауэр. Это явно обрадовало кают-компанию.

Капитан, покупающий тушу вскладчину, наверняка получит лучшие куски. Это в природе вещей. Все знали капитанов которые оплатили бы только свою долю. Учитывая, что в кают-компании пять офицеров, Хорнблауэр проявил щедрость

— Спасибо большое, сэр, — сказал Карслейк. — я думаю, что смогу продать мичманской каюте несколько кусков.

— Я полагаю, на выгодных условиях? — ухмыльнулся Хорнблауэр.

Он хорошо помнил, как в бытность его мичманом кают-компания и мичманская каюта покупали тушу на паях.

— Полагаю, что так, сэр. — Карслейк сменил тему: — Мистер Тернер говорит, здесь разводят в основном коз. Как бы вы отнеслись к козлятине, сэр?

— Молодой козленок, зажаренный с репой и морковью! — воскликнул Джонс. — Вещь стоящая, сэр!

Худощавое лицо Джонса осветилось. Взрослые мужчины, месяцами потребляющие заготовленную впрок пищу, при мысли о свежем мясе становятся похожи на детей у ярмарочного лотка со сладостями.

— Покупайте, что хотите, — сказал Хорнблауэр. — Я согласен на барашка или на козленка, или участвую в покупке быка, смотря что есть на базаре. Вы знаете, что будете покупать для команды?

— Да, сэр, — ответил Карслейк.

Прижимистые чиновники скаредного министерства будут дотошно изучать все записи о расходах. Особенно много для матросов не купишь.

— Не знаю, сэр, какие овощи мы найдем в это время года, сэр. Прошлогоднюю капусту, наверно.

— Прошлогодняя капуста это тоже неплохо, — вмешался Джонс.

— Репа и морковь из зимних запасов, — продолжал Карслейк. — Они будут изрядно повядшие, сэр.

— Лучше, чем ничего, — сказал Хорнблауэр. — На базаре не будет столько, сколько нам надо, по крайней мере пока слух о нашем прибытии не распространится по окрестностям. Это тоже к лучшему — мы сможем объяснить, почему мы тут задерживаемся. Вы будете переводить, мистер Тернер.