Цейлонцы работали усердно и, насколько Хорнблауэр мог судить, толково. Потом Луни с одним из товарищей нырнули вместе. Когда они выплыли, Хорнблауэр заметил, что ноги у Луни расцарапаны и кровоточат. Сперва он подумал об акулах итому подобных подводных опасностях, но тут же угадал истинную причину. Луни лазал по остову. Там, глубоко под водой, подгнившие доски поросли морскими желудями и острыми, как бритва, ракушками. Хорнблауэр утвердился в своей догадке, когда Луни попросил отметить это место буйком. Цейлонцы привязали к кошке доску, и снова нырнули неподалеку.

Ныряльщики смертельно устали. Они лежали у носовой банки съежившись и тесно прижавшись друг к другу.

— Очень хорошо, Луни, — сказал Хорнблауэр и махнул рукой в сторону корабля.

Луни устало кивнул.

— Поднимите якорь, — приказал Хорнблауэр, и шлюпка двинулась к «Атропе».

В отдалении виднелись люггерные паруса тендера и барказа — большие шлюпки тоже возвращались. Хорнблауэру казалось, что ему никогда не дадут сосредоточиться на одном деле — не успел он ступить на палубу, как тендер и барказ подошли к «Атропе». Пока усталые ныряльщики пошли докладывать Маккулуму, к Хорнблауэру обратились Карслейк и Тернер.

— Бочки заполнены, сэр, — сказал Карслейк. — Я набирал их из ручейка в полумиле от города. Из того, что протекает через город, я решил не брать.

— Совершенно верно, мистер Карслейк, — сказал Хорнблауэр. Памятуя виденное в Северной Африке, он был согласен, что не стоит брать воду из ручья, текущего через турецкий город.

— Что вам удалось купить?

— К сожалению, очень немного, сэр.

— Это всего-навсего местный базар, сэр, — добавил Тернер. — Модир только сегодня сообщил, чтоб везли продукты. Их доставят не раньше завтрашнего дня.

— Модир? — переспросил Хорнблауэр. Он уже слышал от Тернера это слово.

— Тот бородач, сэр, местный правитель. Старик с саблей, он был здесь вчера на лодке.

— Он и есть модир?

— Да, сэр. Модир подчиняется каймакаму, каймакам — вали, вали — главному визирю, а тот — султану. По крайней мере, так считается, на самом деле никто из них нехочетникому подчиняться.

— Понятно, — сказал Хорнблауэр. Всякий, кто хоть немного интересовался военной и флотской историей восточного Средиземноморья знает об анархии,царящей в турецкой империи на протяжении последних лет. Хорнблауэр желал знать, как эта анархия сказываете здесь и сейчас. Он повернулся к Карслейку и терпеливо выслушал, что тот уже купил и что намеревается купить позже.

— Я скупил все яйца, которые там были. Две с половиной дюжины, — доложил Карслейк.

— Хорошо, — сказал Хорнблауэр без всякого пыла. Из этого можно заключить, что он слушал вполуха, иначе мысль о вареных яйцах, яичнице или омлете его бы наверняка взволновала. Из-за трагического происшествия на Мальте он так ничего там и не купил. Он даже не запасся в Детфорде маринованными яйцами.

Карслейк закончил, наконец, доклад.

— Спасибо, мистер Карслейк, — сказал Хорнблауэр. — Мистер Тернер, спуститесь вниз, я вас выслушаю.

Тернер выполнил приказ капитана — он держал уши и глаза открытыми.

— У модира нет практически никакого войска, — сказал Тернер. Его старческое лицо оживилось. — Едва ли он может собрать больше двадцати пяти вооруженных людей. Он появляется с двумя телохранителями, такими же старыми, как он сам.

— Вы с ним говорили?

— Да, сэр. Я дал ему — мы с мистером Карслейком дали ему десять гиней, чтоб он открыл для нас базар. Мы пообещали дать ему еще десять гиней завтра.

Разумно — с местными властями следует ладить.

— Он к нам расположен?

— Н-ну, сэр… Я бы не сказал. Он держится достаточно любезно, но это потому, что он хочет получить наши деньги. Я бы не сказал, что он к нам расположен.

Модир осторожничает, решил Хорнблауэр, не хочет действовать без указки сверху и одновременно не прочь заполучить двадцать золотых. Хорнблауэр полагал, что обычно модиру удается разжиться такой суммой примерно за год.

— Вали увел отсюда местное войско, сэр, — продолжал Тернер. — Это я понял со слов модира. А вот почему, я не знаю, сэр. Может быть, опять волнения среди греков. На архипелаге всегда волнения.

Греки — подданные Турции — бунтовали постоянно. Огонь и меч, кровопролитие и опустошение волнами прокатывались по островам и материку. А теперь с Семи островов проникало французское влияние, Россия же воспылала подозрительной любовью к турецким подданным православного вероисповедания. И то и другое — источник волнений и беспорядков.

— Одно по крайней мере ясно, — сказал Хорнблауэр. — Сейчас этого вали здесь нет.

— Именно так, сэр.

Пройдет время, пока весть о прибытии британского судна доберется до вали или даже до его подчиненного — каймакала (Хорнблауэр с усилием вспомнил незнакомый титул). Политическая ситуация неимоверно сложна. Когда Бонапарт завоевал Египет, вторгся в Сирию и начал угрожать Константинополю, Турция заключила союз с Британией. Но Россия и Турция — застарелые враги, за последние полвека они воевали раз пять. А теперь Россия — союзница Англии и враг Франции, хотя после Аустерлица они и не могут напасть друг на друга. Без сомнения, французский посол в Константинополе изо всех сил убеждает Турцию воевать с Россией, а та со времен Екатерины Великой зарится на Константинополь и Дарданеллы.

Греческое восстание — несомненный факт. Так же несомненны амбиции местных властей. Шаткое правительство Турции воспользуется любым случаем, чтобы стравить возможных противников между собой. Очевидно, оно с глубочайшим подозрением отнесется к британской активности в своих владениях — тут надо учитывать и религиозный фактор. Поскольку Англия и Франция ведут смертельную войну, Турция вправе заподозрить Англию в желании подкупить Россию, пообещав ей часть турецких земель. К счастью, в подобном намерении легко заподозрить и Францию. Когда султан узнает — если конечно узнает — о присутствии в Мармарисском заливе британского военного судна, он предположит, что это какая-то интрига с участием вали. Если султан или вали узнают, что на дне Мармарисского залива лежит четверть миллиона в золоте и серебре, они потребуют себе львиную долю поднятых сокровищ.

Из всего этого Хорнблауэр вывел только одно — то же, что вывел уже неделю назад — надо поднимать сокровища как можно скорее, а там пусть себе дипломаты обсуждают fait accompli [5]. Он подошел к Маккулуму, дабы из первых рук узнать, как этого достичь.

Маккулум только что выслушал ныряльщиков. Они сидели около него на корточках, не сводя внимательных глаз с его лица, закутанные в свои одежды и похожие на ульи.

— Это действительно остов, — сказал Маккулум. Очевидно, он заранее приготовился к грандиозному недоразумению, полагая что Хорнблауэр либо неправильно нанес месте пересечения азимутов, либо ошибся при тралении.

— Рад это слышать. — Хорнблауэр изо всех сил старался не забывать, что перед ним незаменимый специалист и очень больной человек.

— Он сильно зарос, исключая медную обшивку, но корпус цел.

Деревянное судно, скрепленное деревянными же гвоздями, если на него не действуют течения или шторма, может лежать на песке бесконечно долго и не развалится.

— Оно не выровнялось? — спросил Хорнблауэр.

— Нет. Оно лежит днищем вверх. Мои люди умеют отличить нос от кормы.

— Это хорошо, — сказал Хорнблауэр.

— Да. — Маккулум взглянул в записки, которые держал свободной левой рукой. — Деньги были в нижней кладовой под ахтерпиком, за бизань-мачтой и прямо под главной палубой. Полторы тонны золотых монет в железных сундуках и почти четыре тонны серебряных монет в мешках.

— Н-да. — Хорнблауэр пытался показать, что это в точности соответствует его собственным расчетам.

— Перед погрузкой денег кладовую обшили дополнительным слоем дуба, — продолжал Маккулум. — Я полагаю, сокровища по-прежнему там.

— То есть?.. — Хорнблауэр был совершенно обескуражен.