Вот и большая батарея. Четыре тридцатидвухфунтовые пушки выглядывают из амбразур в изогнутом парапете. За ними строй морских пехотинцев, их красные мундиры отчетливо видны в свете наступающего дня. Отстреливающийся от них французский отряд виден только по ружейным вспышкам и облачкам дыма. Неожиданное появление Котара заставило французов немедленно отступить.

С внутренней стороны парапета капитан Джонс в красном мундире и еще четыре пехотинца пытались взломать дверь; рядом с ними валялся узелок, такой же, как у Хьюита. Позади них лежали двое мертвых морских пехотинцев — один из них был убит выстрелом в лицо. Джонс взглянул на Хорнблауэра, но тот не стал тратить времени на разговоры.

— Отойдите. Топоры!

Дверь была сделана из прочного дерева и окована железом, но защищать она должна была только от воров, и подразумевалось, что ее будет охранять часовой. Под ударами топоров она быстро поддалась.

— Все запальные отверстия забиты, — сказал Джонс. Это только малая часть дела. Железный прут, забитый в запальное отверстие пушки, выведет ее на время из строя, но оружейник, работая сверлом, за час приведет ее в порядок. Хорнблауэр поднялся на ступеньку и глянул через парапет — французы готовились к новой атаке. Матросы тем временем просунули в образовавшуюся дыру ручку топора и орудовали ей как рычагом. Блэк ухватился за край доски и рванул ее на себя. Еще несколько ударов, и в двери образовалась дыра, в которую можно было пролезть.

— Пойду я, — сказал Хорнблауэр. Он не может доверить это Джонсу. Он не может доверить это никому, он должен идти сам. Он схватил моток быстрогорящего огнепроводного шнура и протиснулся в дыру. Сразу за дверью начинались деревянные ступени, но этого он ждал и вниз не полетел. Согнувшись под низким потолком, он стал наощупь искать дорогу. Площадка, поворот, еще ступеньки — гораздо темнее — и наконец его вытянутая рука коснулась саржевой занавески. Он откинул ее и осторожно шагнул вперед. Темнота была непроглядная. Он в пороховом погребе. Здесь артиллеристы ходят в матерчатых тапочках, потому что подбитые гвоздями башмаки могут высечь искру и поджечь порох. Он осторожно ощупал руками вокруг себя. Одна рука коснулась целой стены картузов, саржевых мешочков, наполненных порохом, другая нащупала бочку. Это пороховая бочка — рука его резко отдернулась, словно коснувшись змеи. Сейчас не время для подобных глупостей — кругом смерть.

Хорнблауэр вытащил саблю. Скалясь в темноте от обуревавших его чувств, он дважды вонзил клинок в стену картузов. Наградой ему было шуршание хлынувшего водопадом пороха. Он хотел подготовить надежное пристанище для запала. Шагнув в сторону, он проткнул саблей другой картуз. Отмотав огнепроводного шнура, он крепко привязал конец к рукояти сабли, а потом погрузил ее в кучу пороха на полу. Может быть, вся эта тщательность и ни к чему, ведь малейшей искры достаточно, чтоб взорвался порох. Осторожно, очень осторожно, чтоб не сдвинуть рукоятку, он принялся разматывать шнур, отступая назад, прошел за занавеску, по ступенькам, за угол. Свет, проникавший в дыру, ослепил его, он заморгал, протискиваясь наружу и продолжая разматывать шнур.

— Отрежь! — коротко приказал он.

Блэк выхватил нож и разрезал шнур там, где Хорнблауэр ему показал.

Быстрый огнепроводный шнур горит скорее, чем может уследить глаз — весь он, до самого порохового погреба, сгорит меньше чем за секунду.

— Отрежь мне ярд этого! — сказал Хорнблауэр, указывая на медленный огнепроводный шнур.

Этот шнур тщательно проверен. В безветренную погоду он горит со скоростью тридцать дюймов в час, дюйм за две минуты. Хорнблауэр не собирался давать этому ярду гореть час с лишком. Он слышал ружейные выстрелы, слышал рокотавшие за холмом барабаны. Нужно сохранять спокойствие.

— Отрежь еще кусок и зажги!

Пока Блэк исполнял приказ, Хорнблауэр связал медленный и быстрый огнепроводные шнуры и проверил, что они соединены прочно. Кроме этого, он должен был держать в голове ситуацию в целом.

— Хьюит, — крикнул он, поднимая голову. — Слушай внимательно. Сейчас ты побежишь к отряду морских пехотинцев, которые с лейтенантом за водоразделом. Скажи им, что мы скоро возвращаемся, и они должны прикрыть наше отступление к шлюпкам. Понял?

— Есть, сэр.

— Тогда беги.

Хорошо, что это дело не пришлось поручать Гримсу. Запалы были крепко связаны, и Хорнблауэр огляделся по сторонам.

— Принесите сюда убитого!

Ни о чем не спрашивая, Блэк подтащил к двери мертвое тело. Хорнблауэр сначала хотел положить камень, но труп до всех отношениях лучше. Он еще не застыл, и его рука безвольно легла на быстрый шнур сразу за узлом — всю слабину Хорнблауэр убрал в пролом. Убитый скроет от глаз запал. Если французы появятся слишком рано, это позволит выиграть несколько драгоценных секунд — в тот момент, когда пламя достигнет быстрого шнура, он вспыхнет под рукой мертвеца, и пламя побежит к пороху. Чтобы заглянуть в пороховой погреб, французам придется оттащить с дороги мертвое тело, и шнур под собственной тяжестью соскользнет вниз — это даст еще пару секунд. Может быть, горящий конец свалится внутрь по ступенькам, может быть — прямо в пороховой погреб.

— Капитан Джонс! Предупредите всех, чтоб они были готовы отступить. Немедленно, пожалуйста. Блэк, дай мне горящий запал.

— Позвольте мне, сэр.

— Заткнись.

Хорнблауэр взял тлеющий шнур и раздул его поярче. Потом взглянул на лежащий на земле шнур, наметил место в полутора дюймах от узла — здесь было черное пятнышко, которое годилось в качестве метки. Полтора дюйма. Три минуты.

— Взбирайся на парапет, Блэк. Кричи, чтоб они бежали. Кричи!

Блэк заорал, и Хорнблауэр прижал тлеющий шнур к черному пятнышку. Через две секунды он оторвал его — шнур горел в двух направлениях: к лишнему концу и к узлу, где в полутора дюймах был привязан быстрый огнепроводный шнур. Убедившись, что шнур горит, Хорнблауэр вскочил на ноги и вспрыгнул на парапет.

Морские пехотинцы двигались гурьбой, за ними Котар и матросы. Полторы минуты — нет, уже минута. Французы были на расстоянии ружейного выстрела.

— Стоит поторопиться, Котар! Они перешли на рысь.

— Спокойно, спокойно! — орал Джонс. Он боялся, что, если его люди бросятся бежать от противника, вместо того чтоб дисциплинированно отступить, то они впадут в панику, но всему свое время. Пехотинцы побежали, Джонс понапрасну орал и размахивал шпагой.

— Бежим, Джонс! — крикнул Хорнблауэр, обгоняя его, но Джонса охватила боевая лихорадка, и он продолжал выкрикивать французам угрозы, в одиночку стоя лицом к неприятелю.

Тут это случилось; земля содрогнулась под ногами, люди зашатались, оглушенные взрывом, небо почернело. Хорнблауэр обернулся. Столб дыма поднимался вверх, все выше и выше, наполненный черными обломками. Потом столб рассыпался, превратился в гриб. Что-то с грохотом упало в десяти ярдах от них, щебенка полетела во все стороны. Что-то просвистело в воздухе, огромное, описавшее в воздухе дугу. Неминуемо, неотвратимо падало оно — полутонный каменный свод порохового погреба — прямо на Джонса в его красном мундире. Упав, каменная махина еще проехалась по нему, словно специально решив окончательно раздавить погребенное под ней жалкое существо. Хорнблауэр и Котар в зачарованном ужасе глядели, как глыба остановилась в шести футах от них.

Для Хорнблауэра труднее всего было сохранить в этот момент самообладание, точнее вернуть его. Он стряхнул с себя гипнотическое оцепенение.

— Идем.

Ему по-прежнему нужно мыслить ясно. Перед ними лежал склон, спускающийся к пристани. Отряд морских пехотинцев, посланный вместе с лейтенантом охранять фланг, отступил на эту позицию и отстреливался от наступавших французов. Те были в синих мундирах с белыми отворотами — это пехотинцы, а не артиллеристы, как на батарее. За ними виднелась длинная, быстро приближающаяся пехотная колонна. Десятка два барабанов выбивали бодрый ритм — pas de charge, быстрый шаг.

— Спускайтесь к шлюпкам, — приказал Хорнблауэр матросам и пехотинцам, которых привел с батареи, потом повернулся к лейтенанту.