Он проснулся, судорожно глотая воздух, весь мокрый от пота. Часы на тумбочке показывали 2:15.
Глава 18
Ларри вытерся полотенцем и влез в шорты. Они были еще влажными, но в них было прохладней. На кухне он налил себе ледяного чаю, положил на крекеры салями и сыр и взял все это в свой рабочий кабинет.
«Перебьюсь с этим пару часов, — подумал он. — А потом приятный прохладный душ, одеваюсь и вперед к Питеру и Барбаре.
Это будет чудесно. Посижу с ними, как вчера, выпью несколько коктейлей…»
Ларри прочитал несколько последних предложений на экране и добавил новое. Затем еще одно. Потом они полились потоком снова, пальцы не поспевали за словами в голове.
Ларри был весь в книге. Он жил ею.
Ледяной чай и крекеры исчезли. Ларри закурил трубку и принес еще чаю. Когда и этот чай был выпит, он не смог себя заставить оторваться, чтобы принести еще. Ларри писал и писал, отирая влажными руками с лица пот. Капли пота стекали по груди и бокам, останавливаясь на поясе шорт. Позднее ветерок охладил его влажную кожу. Высушил ее. Во рту пересохло. Он пообещал себе, что скоро закончит и отправится к Питу и Барбаре и там наконец-то напьется. После этой страницы. Или после следующей.
Вдруг Ларри заметил, что в комнате стало темно, лишь янтарным светом светился экран компьютера. Темно и холодно. В открытое окно тянуло ночной прохладой. Ларри понял, что сидит неподвижно, дрожа и стуча зубами от холода.
Совершенно потеряв ориентацию во времени, прищурясь, он вгляделся в тусклый циферблат часов.
Десять минут восьмого.
Не может быть. Что случилось со временем? Ларри понимал, что он очень увлекся работой, но не настолько же, чтобы позволить себе пропустить коктейли и обед.
До него даже не дошло, что последний час он писал в темноте, полураздетый и замерзший.
Ларри перечитал последнее предложение.
«Со странной смесью грусти и предвкушения свободы я смотрел, как автомобиль, увозящий от меня мою жену и дочь на выходные, свернул за угол».
— Боже милостивый, — пробормотал он.
Он вернулся к началу главы. Она была названа «Глава шестая». Страницы пронумерованы не были. Сколько же страниц он написал за сегодня? Семьдесят? Восемьдесят?
Обычно у него выходило от семи до десяти страниц.
Самое большее, что у него когда — либо получалось за один день, было тридцать. Это было, когда он несколько лет назад работал над одной макулатурной романтической книгой. Тогда у них кончились все деньги, и его агент хорошо набил карманы на двух романах по тысяче баксов за каждый.
Сегодня он превысил свой рекорд в два раза и еще не выдохся.
Ну и ну!
Ларри обхватил себя руками, чтобы согреться и покачал головой.
«Что ж, — подумал он, — ведь то, что я пишу, правда. Я лишь только записываю то, что было на самом деле».
И все — таки это удивительно.
Если бы он пошел к Питу и Барбаре… Ларри подумал, что надо бы позвонить им и извиниться. Он вышел из кабинета и побрел через дом, включая по дороге свет. В спальне он скинул шорты и надел спортивный костюм и носки. Кожа, согреваясь, покалывала и зудела. Растирая тело через теплую ткань, Ларри пошел в кухню.
Там у настенного телефона висела карточка, на которой Джина записала необходимые номера, — неотложной помощи, номера мастерских, а также и друзей. Ларри нашел номер Пита и Барбары.
«А стоит ли звонить им? Это было простое, необязательное приглашение, не требующее особых извинений. Ничего страшного, что я не появился.
Они наверняка будут звать меня.
И я, вероятно, пойду. И на этом моя работа на Сегодня закончится.
Слава Богу, для одного дня я написал достаточно. И даже для недели.
Но если я останусь здесь, то смогу довести историю до сегодняшнего дня. И покончить с этим. Когда я дойду до того момента, как мы спрятали гроб в гараже, писать больше будет не о чем. Завтра я смогу закончить корректуру „Сумасшедшего дома“, в понедельник отнесу его на почту, а за следующую неделю закончу „Ночного незнакомца“. Затем начну „Ящик“.
Но только, если я не пойду сегодня к Питу и Барбаре».
«Интересно, Барбара в пеньюаре или нет», — подумал Ларри. И понял, что это не имеет большого значения.
Он отошел от телефона и открыл морозильную камеру холодильника. Обвел глазами содержимое. Выбор был богатый. Легче всего отбивные. Просто бросить на несколько минут в микроволновую печь. Все равно, — слишком много волокиты.
Ларри захлопнул дверцу морозильника и проверил холодильник. Там он обнаружил упаковку сосисок. Он открыл ее, вытащил влажную палочку и сунул ее в рот. Держа ее, словно розовую сигару, убрал пакет, вынул бутылку пива, открыл крышку и вернулся в кабинет.
Он писал. Сосиска и пиво отвлекли его на несколько минут, но когда они исчезли, Ларри опять глубоко погрузился в свою историю. Он был в тот момент там, у Пита и Барбары, в их доме. Он рассказывал все, как было. Почти. Подвергая цензуре, инстинктивно, каждое упоминание о Барбаре и свою собственную реакцию на нее. Вот он в автомобиле с Питом. Потом в овраге за магазинчиком Холмана.
Когда он напечатал «Я отошел помочиться», он понял, что ему самому надо это сделать. По дороге в ванную Ларри обдумывал, что будет писать дальше.
Как они нашли остатки костра того, кто съел койота.
По спине поползли мурашки.
Он спустил воду, дошел до кабинета и остановился в дверях, глядя на поджидавший его стул.
«Я не уверен, что смогу писать об этом сегодня вечером, — подумал он. — Ни о пожирателе койота, ни о том, что произошло в отеле».
Ларри пошел в кухню и посмотрел на часы. Четверть одиннадцатого.
«Не самое подходящее время, чтобы писать про такие ужасы, — подумал он. — Хотя, я так близок к концу.
Поторчать тут еще пару часов, и с этим будет покончено.
Ладно, поторчу.
С небольшой помощью».
Ларри бросил в стакан несколько кубиков льда, налил туда водки и добавил немного сока. Сделал глоток, вздохнул от удовольствия. Отпил еще немного. Затем отнес стакан в кабинет, откинулся на спинку стула и посмотрел на экран.
«Как только алкоголь ударит в голову, ты уже не сможешь писать.
Черт побери, все равно я не пишу. Я печатаю.
Даже пива было достаточно, чтобы начать печатать грязно. Водка же вообще превратит все в сплошное месиво.
А кому какое дело? Исправлю, когда буду перечитывать. А, может, и нет. Отдам редактору, чтобы ей было, чем заняться. Пока будет исправлять опечатки, может, некогда будет портить хорошее содержание».
Ларри сделал еще несколько глотков, затем поставил стакан и увидел потухший костер, кости, застывшую, безглазую голову койота.
Он был рад, что выпил водки. Хотя слова лились сами, Ларри будто смотрел на все со стороны. Скорее наблюдатель, чем участник. Он описывал страх и отвращение персонажа Ларри, но сам едва ли их испытывал.
Затем они вылезли из оврага. Вот они в машине. Вот собираются войти в темный вестибюль отеля.
Стакан был пуст. Ларри взял его и прошел в кухню. На этот раз он не стал утруждать себя добавлением сока в водку. Он чувствовал себя прекрасно, не спеша возвращаясь к своему компьютеру. Сделал глоток, набил трубку и зажег ее. Посмотрел на последнее предложение на экране.
«Бок о бок мы остановились у порога и шагнули в черный зев отеля».
Ухмыльнувшись, Ларри тряхнул головой.
— Этими ошибками займемся позже, — пробормотал он.
Попыхивая трубкой, он проверил клавиатуру, чтобы убедиться, что все в порядке, и продолжал.
Ларри писал, отхлебывая потихоньку водку и куря свою трубку.
Вдруг чубук трубки каким-то образом скользнул между зубов, вересковая чашечка перевернулась, пепел высыпался ему на свитер и на колени. Угольки, к счастью, не выпали. Ларри стряхнул с одежды серый пепел, отложил трубку в сторону и отхлебнул еще глоток водки.
Когда он посмотрел на экран, то обнаружил, что в глазах двоится.
— На сегодня достаточно, — пробормотал он.