Тотчас люди на площадке вышли из неподвижности и занялись своим делом. Лес опять стал лесом, солнце — солнцем.

Это было похоже на мгновенный смотр. Потом, позже, в его собственном времени, Ступаля часто преследовала странная картина. Бесконечный лес и невообразимое множество людей плечом к плечу.

Он закусил губу. Что это такое? Не расселились ли люди будущего по разным измерениям?

Он обратился к юноше.

— Скажите, а это…

И снова с ним не стали разговаривать. С извиняющейся улыбкой юноша покачал головой и вышел на середину площадки.

— Товарищи! — Это относилось ко всем. — Нам нужен озим. Иначе мы не наладим обратную связь.

— Да, верно. Озим.

Девушка, окончившая свою работу, подняла вверх руки.

— Я принесу.

Она подбежала к навесу на площадке, под потолком которого громоздилось множество светлых пластин, сняла с потолка две пластины, надела их на руки так, что они образовали нечто вроде крыльев.

Затем она подошла к краю площадки, на миг сосредоточилась, как ныряльщик на вышке, и ринулась в двухсотметровую голубую бездну.

Все другие оставили работу, следя за ней.

Ступаля затошнило, он пошатнулся, затем справился со слабостью.

Несколько секунд ему не было видно девушки, лотом она появилась за краем площадки. Усиленно изгибаясь всем телом, распростерши плоскости горизонтально, она искала то ли восходящую воздушную струю, то ли поток какой-то энергии, который позволил бы ей набрать высоту.

— Пожалуй, ей трудно будет принести, — сказал атлет с синим поясом.

Он подбежал к навесу, быстро сорвал плоскости, надел их на руки и с разбегу ринулся с площадки.

Этот полет был другим. Ступаль видел, как юноша отвесно падал почти до леса, потом, повернув плоскости, как по невидимой нити, решительно взлетел и снова стал падать к девушке. Однако и она уже справилась и взбиралась теперь, как по воздушной спирали. Вдвоем они поравнялись с площадкой и стали удаляться. Они казались уже птицами и, подобно двум птицам, низвергнулись с высоты, скользя и направляя спой полет к одному из скал — зданий на горизонте.

Те, что остались на площадке, зааплодировали.

И эта картина тоже запомнилась Викентию. Юноша и девушка, летящие высоко над лесом, омытые солнечным лучом, и кучка загорелых, как бы изваянных людей, следящих за ними.

Какое-то новое чувство просилось Ступалю в сердце. Сознание полной духовной и физической свободы, раскованности, здоровья, силы. Жутко мелкими показались ему недавние самолюбивые мысли в поезде. Он понял, что, может быть, отдал бы все — и дачу, и городскую кооперативную квартиру, и «Волгу», чтоб остаться здесь навсегда.

Он вздохнул. Ему делалось все жарче, модное пальто пудовым грузом висело на руке.

Потом все это вытеснилось в его сознании другим. Он им не понравился. Не подошел, хотя неизвестно по какой причине. Ну и пусть. Но все равно он в будущем, и из этого нужно хоть что-нибудь извлечь. Отчего бы, например, им не дать ему какие-нибудь научные данные — хотя бы, скажем, состав, из которого сделаны крылья?… Почему бы им не поделиться с ним своими знаниями — уж он-то сообразил бы, как использовать их потом.

Никто на площадке не смотрел на него. Ступаль сделал несколько осторожных шагов к навесу, несмело взялся за одну из пластин на потолке. Потянул. Пластина не подавалась. Он потянул сильнее и выдвинул пластину за край навеса. Вдруг что-то щелкнуло над его головой, светлая плоскость вырвалась и стремительно унеслась вверх, сразу исчезнув в голубизне неба.

А позади раздалось:

— Ой, что вы делаете! Осторожнее!

Белокурая девушка — та, чье лицо казалось ему знакомым, и которая вызвалась принести загадочный озим, уже вернулась. Разгоряченная, глубоко дыша, она огорченно сказала:

— Теперь уже не достанешь.

— Простите, — извинился Ступаль. — Я не думал, что так получится. А на каком принципе это работает? Антигравитация? — Только теперь ему бросилось в глаза, что повсюду на площадке были разбросаны такие же легкие навесы, и у каждого под потолком нагромождение каких-то предметов и инструментов.

— На каком принципе? — Девушка беспомощно пожала плечами. — Боюсь, что вы не поймете. Тут объединяются этика и точное знание. Надо быть хорошим специалистом в какой-нибудь области техники, а кроме того, уметь совсем не думать о себе, трудиться для других. Такому человеку можно было бы объяснить. Но…

И в тот же момент его мягко взяли за плечо сзади.

— Идемте. Уже пора. Очень просим извинить нас. Но время…

Сложная конструкция была уже собрана над плоским ложем, с которого его сняли в самом начале. Молодые Люди собрались, ожидая его.

Он растерянно повторил:

— Уже пора?… Но почему же так сразу? — Ему хотелось спорить, доказывать, что он хороший, что он тоже, вероятно, стал бы в чем-нибудь специалистом, если б жизнь сложилась иначе.

Но что-то в глазах тех, кто смотрел на него, показывало, что просить бесполезно.

Ступаль подошел к столу и лег. Включился какой-то аппарат, что-то тонко запело рядом. Викентий ощущал под ладонью чуть проминающуюся поверхность ложа. Ему пришло в голову, что стоит хотя бы ногтем выцарапать кусочек и унести с собой. Все-таки какой-то неизвестный в его времени материал.

Сами собой у него закрылись глаза, начали каменеть пальцы ног. Последнее, что он услышал, было:

— Смотрите! Он поцарапал стол. Так не сойдется момент. Он попадет в другую минуту.

И другой голос ответил:

— Неважно. Расхождение будет невелико.

Опять Ступаль понесся куда-то. Возникла ноющая нота и оборвалась. Завертелись перед глазами серебряные круги, но в другую сторону, против часовой стрелки. Потянулись секунды полной звуковой пустоты. Ступалю казалось, будто тело опять рассыпается в пыль. Его пронзило ужасом, и…

И раздался стук колес. Ступаль сидел опять в вагоне электрички, и тут же спорили студенты.

У него дрожали руки и ноги, в голове было полное смятение. Еще мелькали образы и лица того мира, который он посетил.

Небольшого роста брюнет говорил с ним рядом:

— …Косвенно подтверждается теорией кривозамкнутого пространства. Тогда и получится, как в фантастических рассказах, — они к нам из будущего, а мы к ним.

— Это ты из Гейзенберга насчет кривозамкнутого? — спросила девушка в берете.

— Из Гейзенберга.

Что-то поражало Ступали в этом разговоре. И вдруг он понял, что именно имели в виду люди будущего, когда они выпроваживали его, и кто-то сказал: «Не сойдется момент».

Действительно, момент не сошелся. Они бросили его не в ту самую минуту, из которой брали к себе. А раньше. Промахнулись! Ему снова, второй раз предстояло пережить то, что он уже раз переживал.

— Ребята, — сказала рыженькая студентка, — а кто смотрел французский фильм, фантастический? «Альфавиль».

И Ступаль заранее знал, что она спросит об этом. И знал, как ей ответят: «Мура».

— Мура, — сказал блондин с голубыми, чуть сонными глазами. — Я смотрел и ничего не понял.

Стук колес электрички стал между тем редеть. За окном мелькнула кабина «МАЗа» с шофером, закурившим в ожидании, когда поднимется шлагбаум. Ход состава замедлился, приближались к полустанку.

Бешеные мысли каскадом посыпались в сознании Ступали. Он один, единственный на всей планете, во всем мире знал, что будет дальше на целых три-четыре минуты вперед. Один!.. Но как использовать это, чтоб оно не пропало зря?

Ступаль завертелся на скамье. Секунды сыпались неудержимо.

Он схватил за руку молодую женщину с сумкой «Аэрофлот» на коленях:

— Послушайте…

Та оторвалась от книги:

— Что?

— Сейчас на платформе будет девушка с белой собакой.

Женщина недоуменно смотрела на него.

— Ну?…

Электричка тем временем остановилась. На платформе стояли девушка с большой белой собакой и мать, держащая за руку ребенка. Собака прыгала, играя.

— Сейчас собака вырвется, и у мальчика улетит шарик.