Адекор кивнул; запись была сделана довольно давно, до появления современных технологий высокой чёткости. Но смотреть вполне можно.

Болбай снова что-то сделала с консолью, и пузырь повернулся так, чтобы всем стало видно лицо изображённого на голограмме человека. Адекор уже и забыл, как выглядел молодой Понтер. Он взглянул на сидящую рядом Жасмель. Она смотрела, как зачарованная. Она наверняка понимала, что здесь отцу столько же лет, сколько ей сейчас; когда делалась эта запись, Класт уже была беременна ею.

— Это, конечно же, Понтер Боддет, — сказала Болбай. — Здесь ему вдвое меньше, чем сейчас — чем было бы сейчас, будь он жив. — Она торопливо продолжила, пока арбитр не сделала её замечание. — Итак, сейчас я включаю ускоренное воспроизведение…

Изображение Понтера пошло, село, встало, послонялось по комнате, сверилось с планшетом, потёрлось о чесательный столб — двигаясь при этом неестественно быстро. А потом дверь комнаты открылась — повышенное давление не давало проникать в комнату феромонам других людей, которые отвлекали от учёбы — и в неё вошёл Адекор Халд.

— Стоп, — произнесла арбитр Сард. Болбай остановила изображение. — Учёный Халд, вы подтверждаете, что это в самом деле вы?

Адекор на мгновение похолодел, увидев своё лицо; он и забыл, что как раз тогда начал было брить бороду. Ах, если бы то было единственным безумством юности, что зафиксировал этот куб…

— Да, арбитр, — тихо сказал Адекор. — Это я.

— Всё в порядке, — сказала Сард. — Продолжайте.

Изображение в пузыре снова задвигалось в ускоренном темпе. Адекор перемещался по комнате, как и Понтер, хотя изображение Понтера всегда оставалось в центре сферы, а перемещалось его окружение.

Адекор и Понтер, по-видимому, дружески беседовали…

Потом беседа приняла менее дружеский характер…

Болбай переключила воспроизведение на нормальную скорость.

К этому моменту Понтер и Адекор жарко спорили.

И потом…

Потом…

Адекору хотелось закрыть глаза. Он и так отлично помнил эту сцену. Но он никогда не смотрел на неё снаружи, никогда не видел, какое у него было при этом лицо…

Так что он смотрел.

Смотрел, как он сжимает пальцы…

Как отводит руку назад, как вздувается бицепс…

Как рука летит вперёд…

Как именно в этот момент Понтер приподнимает голову…

Как его кулак встречается с челюстью Понтера…

Как челюсть ломается наискось…

Как Понтера отбрасывает назад, изо рта хлещет кровь…

Как Понтер выплёвывает зубы.

Болбай снова остановила картинку. Да, на лице молодого Адекора теперь застыло выражение шока и раскаяния. Да, он нагнулся, чтобы помочь Понтеру. Да, он явно сожалел о том, что сделал, потому как он, конечно же, был…

…был на волосок от того, чтобы убить Понтера Боддета, со всей силы ударив его кулаком в лицо.

Мегамег плакала. Жасмель ёрзала на своём кресле, отодвигаясь от Адекора. Арбитр Сард в изумлении медленно раскачивала головой. А Болбай…

Болбай просто стояла, скрестив руки на груди.

— Ну так что, Адекор, — сказала она, — мне проиграть всю сцену снова, на этот раз со звуком, или вы сэкономите нам время и сами расскажете, о чём у вас с Понтером вышел спор?

Адекора мутило.

— Это несправедливо, — тихо произнёс он. — Несправедливо. Я прошёл курс лечения по контролю над гневом — корректировку уровня нейротрансмиттеров; мой скульптор личности это подтвердит. Я в жизни никого не ударил ни до, ни после этого случая.

— Вы не ответили на мой вопрос, — сказала Болбай. — О чём вы ругались с Понтером?

Адекор молчал, сокрушённо качая головой.

— Учёный Халд? — требовательно напомнила о себе арбитр.

— Это была ерунда, — сказал Адекор, глядя в устланный мхом пол. — Это… — Он сделал глубокий вдох, потом медленно выдохнул. — Это была философская идея, связанная с квантовой физикой. Существует много интерпретация квантовых явлений, но Понтер был сторонником модели, об ошибочности которой был прекрасно осведомлён. Я… Я знал, что он просто дразнит меня, но…

— Но вы не выдержали, — сказала Болбай. — И простая научная — научная! — дискуссия вышла из-под контроля, и вы вспылили настолько, что это стоило бы Понтеру жизни, ударь вы его на два пальца выше.

— Это несправедливо, — повторил Адекор, теперь глядя на арбитра. — Понтер меня простил. Он не выдвинул обвинения; если нет обвинения со стороны жертвы, то по определению нет и преступления. — Его голос стал почти умоляющим. — Это закон.

— Сегодня утром в зале Совета мы имели возможность наблюдать, насколько успешно Адекор Халд контролирует свой гнев, — сказала Болбай. — А теперь вы увидели, что однажды он уже пытался убить Понтера Боддета. В тот раз у него не получилось, но, по моему мнению, у нас достаточно оснований полагать, что новая попытка, совершённая в лаборатории квантовых вычислений глубоко под землёй, была успешнее. — Болбай замолчала и взглянула на Сард. — Я думаю, — сказала она довольным голосом, — что установленных фактов достаточно для передачи дела в полный трибунал.

Мэри подошла к окну, выходящему на улицу, и выглянула в него. Хотя уже больше шести вечера, в это время года будет светло ещё пару часов, и…

О Господи! Продюсер с канала «Дискавери» был не единственным, кто догадался, где их нужно искать. Она увидела два телевизионных фургона с микроволновыми антеннами на крышах, три легковушки, украшенные логотипами радиостанций, и потрёпанную «хонду» с крылом чуть иного цвета, чем остальной автомобиль; она, должно быть, принадлежала какому-нибудь газетчику. Похоже, сообщение о том, что она подтвердила подлинность ДНК Понтера, заставило всех и каждого отнестись к этой совершенно невероятной истории всерьёз.

Рубен, наконец, положил трубку. Мэри повернулась к нему.

— Я не планировал, что вы останетесь на ночь, — сказал он, — но…

— Что? — удивлённо переспросила Луиза.

Но Мэри уже всё поняла.

— Никто никуда не едет, да? — спросила она.

Рубен покачал головой.

— ЛЦКЗ наложил на дом карантин. Никто не входит и не выходит.

— Как долго? — спросила Луиза, распахивая свои карие глаза.

— Это решит правительство, — ответил Рубен. — По меньшей мере несколько дней.

— Дней! — воскликнула Луиза. — Но… но…

Рубен развёл руками.

— Прошу прощения, но никто не знает, что плавает у Понтера в крови.

— А от какой болезни вымирали ацтеки? — спросила Мэри.

— Большей частью от оспы, — ответил Рубен.

— Но от оспы… — сказала Луиза. — Если б это была оспа, то были бы язвы на лице?

— Они появляются через два дня после начала лихорадки, — сказал Рубен.

— Но оспу ведь уничтожили, — сказала Луиза.

— В этой вселенной, да, — сказала Мэри. — Поэтому от неё больше не прививают. Но возможно, что…

Луиза кивнула, догадавшись.

— Возможно, что в его вселенной её не уничтожили.

— Именно, — сказал Рубен. — Но в любом случае есть масса патогенов, которые эволюционировали в его мире и от которых у нас не может быть иммунитета.

Луиза глубоко вдохнула, по-видимому, пытаясь успокоиться.

— Но я чувствую себя хорошо, — сказала она.

— Я тоже, — ответил Рубен. — Мэри?

— Со мной всё в порядке.

Рубен покачал головой.

— Но рисковать всё равно нельзя. В Сент-Джозефе брали кровь Понтера на анализ; женщина из ЛЦКЗ, с которой я говорил, сказала, что она позвонит тамошнему заведующему патологией, и они сделают мазки на всё, на что можно.

— У нас достаточно еды? — спросила Луиза.

— Нет, — ответил Рубен, — но нам привезут, и…

Динь-дон!

— О, ч-чёрт! — зарычал Рубен.

— Кто-то звонит в дверь! — объявила Луиза, выглядывая сквозь входную дверь.

— Репортёр, — определила Мэри, увидев звонящего.

Рубен бросился наверх. Мэри подумала было, что он вернётся с дробовиком, но потом услышала, как он кричит из окна верхнего этажа: