Я бывала в имении ежедневно, кроме субботы и воскресенья, и считала свои посещения Кеверал Корта большой удачей. Это было особое одолжение: дочь и племянник сквайра занимались с гувернанткой, кроме того их обучал наш кюре, Оливер Шримптон. Бедный пастор не мог позволить себе нанять для меня гувернантку, и сэр Ральф милостиво согласился — или не возражал на сделанное предложение — чтобы я училась у него в доме вместе с его дочерью и племянником и набиралась ума. Это означало, что каждый день, кроме субботы и воскресенья, я входила мимо старых колонн во двор, глубоко вдыхала запах конюшни, трогала для удачи подкову, шла в большой зал с галереей, поднималась по широкой лестнице, представляя себя гостьей из Лондона: на руках у меня сверкали бриллианты, а сзади тянулся длинный шлейф; проходила по галерее, где с портретов на меня смотрели умершие предки Бодреанов с выражениями недовольства, насмешки или безразличия на лицах, а я входила в классную комнату, где уже сидели Теодосия и Хадриан, а мисс Грэхем, гувернантка, разбирала книги.

Безусловно, жизнь стала более интересной с тех пор, как мне позволили обучаться вместе с Бодреанами.

Именно в тот июльский полдень я с любопытством узнала о последнем грехе сквайра.

— Сует свой нос туда, куда Бог не велит, — заявил мистер Пеггер.

— А куда же это?

— В долину Картера, вот куда. Он хочет проводить там раскопки. Тревожить землю. Все из-за этих людей, которые приезжают к нему со своими языческими идеями.

— Что они собираются выкопать? — спросила я.

— Червяков, наверное, — это, видимо, означало шутку, так как лицо мистера Пеггера исказила гримаса, служившая ему улыбкой.

— Так они все отправятся копать? — Я сразу же представила себе дам в шелках и бархате, джентльменов в белых галстуках и фраках — и все они бредут по долине с маленькими лопатами в руках.

Мистер Пеггер отряхнул крошки с пиджака и снова завернул бутылку в красный платок.

— Я говорю о том, что они пытаются раскопать прошлое. Надеются отыскать всякие кусочки предметов, оставленные древними людьми.

— Неужели здесь?

— Да, в деревне Святого Эрна. Ведь раньше язычники проживали здесь. А зачем богобоязненным джентльменам ковыряться в прошлом — не могу понять.

— Может быть, они не богобоязненны, но все это весьма респектабельно. Это называется археология.

— Не имеет значения, как это называется. Если бы Господь хотел, чтобы кто-то обнаружил эти вещи, он не стал бы закрывать их толстым слоем земли.

— А может быть, это сделал не Господь.

— А кто же тогда?

— Время, — отвечала я глубокомысленно.

Он покачал головой и продолжил копать, выбрасывая землю на одну сторону, где уже образовался небольшой холм.

— Сквайра всегда интересовали такие фантазии. А я не одобряю это занятие. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Вот так.

— Кажется, кто-то сказал это много лет тому назад, мистер Пеггер. А я думаю, было бы интересно найти что-то важное здесь, в нашей деревне. Может, останки римлян. Мы бы сразу стали знаменитыми.

— Нам не суждено быть знаменитыми. Нам предназначено быть…

— Богобоязненными, — подсказала я. — Итак, сквайр и его друзья ищут поблизости останки римлян. Это не внезапная прихоть. Он всегда интересовался археологией. Знаменитые археологи часто приезжают в имение Кеверал Корт. Может быть, поэтому его племянника и назвали Хадрианом.

— Хадриан! — прогремел Пеггер. — Это языческое имя. Да и у молодой леди тоже.

— Хадриан и Теодосия.

— Это не христианские имена.

— Конечно, в отличие от Мэтью, Марка, Люка, Джона, Исаака, Рубена… и остальных. А Джудит упоминается в Библии. Так что у меня с именем все в порядке.

Я стала размышлять об именах.

— Доркас! Элисон!.. Вы знаете, мистер Пеггер, что Теодосия означает «данная Богом». Поэтому получается, имя это христианское. А что касается Хадриана, то так называли стену в древнем Риме и звали римского императора.

— Это не христианские имена, — повторил он.

— А Лавиния? Интересно, что означает это имя.

— О, мисс Лавиния… — проговорил Пеггер.

— Не правда ли, очень печально умереть такой молодой?

— Вместе со всеми грехами.

— Думаю, у нее их было не слишком много. Доркас и Элисон говорят о ней с большой любовью.

Фотография Лавинии висела на стене как раз над первым лестничным пролетом. Ночью я боялась ходить по лестнице. Я представляла себе, что Лавиния сходит со снимка и бродит по дому. Я думала, что когда-нибудь, проходя мимо, увижу на стене пустую рамку, так как она не успеет вернуться на место до наступления рассвета.

Доркас говорит, что я выдумщица. Она сама весьма практичная особа и не понимает игру моего воображения.

— У каждого смертного есть грехи, — объявил мистер Пеггер. — А что касается женщин, то у них грехов раз в десять больше, чем у мужчин…

— Но не у Лавинии, — возразила я.

Он облокотился на лопату и почесал свою белую гриву.

— Лавиния! Она была самая красивая из дочек священника. Если бы я не видела ее фотографию, я бы не поверила, ведь ни Доркас, ни Элисон не отличались красотой. Они всегда носили скромную одежду — юбки темных тонов и жакеты, грубые ботинки, вполне подходящие для сельской местности. А Лавиния на фотографии — в бархатном жакете и в шляпке с пером.

— Как жаль, что она оказалась в том поезде!

— Она ехала и не ведала, что случится… секунда — и она уже перед Создателем.

— Вы думаете, все произошло так быстро? Ведь ей нужно было еще туда добраться…

— Бог взял ее в грехе, не оставив времени на покаяние.

— Никто не обходился жестоко с Лавинией.

Пеггер не был уверен. Он покачал головой.

— У нее могли быть легкомысленные поступки.

— Доркас и Элисон любили ее, его преподобие тоже. Это сразу видно по их лицам, когда они называют ее имя.

Пеггер опустил лопату и снова вытер лицо.

— Сегодня самый жаркий день, который нам послал Господь. — Он вылез из могилы и сел на соседнюю, так что мы оказались напротив друг друга, а между нами зияла яма. Я встала и заглянула в нее. Бедный Джошуа Полгрей, который бил свою жену и отправил детей в пятилетнем возрасте работать на соседнюю ферму. Я прыгнула в могилу.

— Что это вы задумали, мисс Джудит?

— Просто хочу почувствовать, что значит находиться в могиле. — Я взяла лопату и стала копать.

— Пахнет сыростью, — заметила я.

— Вы перепачкаетесь.

— Уже перепачкалась, — крикнула я. Мои ноги скользнули по сырой земле. Было ужасное ощущение заброшенности, я стояла одна в глубокой узкой яме. — Ужасно быть похороненным заживо, мистер Пеггер.

— А ну-ка, вылезайте оттуда.

— Я еще немножко покопаю; хочу почувствовать, что такое работа могильщика. — Я вонзила лопату в землю, а потом выбросила землю наверх, как это делал мистер Пеггер. Я проделала это несколько раз, как вдруг лопата ударилась о что-то твердое.

— Здесь что-то есть, — крикнула я.

— Ну-ка, вылезайте, мисс Джудит.

Я проигнорировала его слова и продолжала исследование.

— Я что-то нашла, мистер Пеггер. — Я нагнулась и подняла какой-то предмет. — Что это, вы не знаете?

Пеггер взял у меня находку.

— Это старинный металл. — Он за руку вытянул меня из могилы.

— Я не знаю, но думаю, это что-то необычное.

— Грязная старая штука.

— Но вы посмотрите. Что же это было? А тут что-то выгравировано.

— Я бы лучше выбросил… эту железку, — проворчал Пеггер.

Ни за что не выброшу, решила я. Возьму домой, почищу. Мне понравился этот кусок металла.

Пеггер взялся за лопату и принялся снова копать, а я попыталась отчистить с туфель землю. Меня огорчило, что подол юбки загрязнился.

Я еще немного побеседовала с мистером Пеггером, а потом вернулась в дом священника, унося с собой кусок старинной бронзы. Предмет имел овальную форму и был около шести дюймов в диаметре. Интересно, как он будет выглядеть, когда я его отчищу. Он мне для чего-нибудь пригодится. Но в тот момент я больше думала о Лавинии. Наверное, все плакали, узнав, что любимая дочь его преподобия отца Джеймса, сестра Доркас и Элисон, погибла в железнодорожной катастрофе по дороге из Плимута в Лондон.