Идти мы решили днём. Эрика сказала привратнику-полукровке несколько слов по-немецки, и ворота как по мановению волшебной палочки открылись, а подъёмный мост опустился. И вот она – свобода! Мы беспрепятственно шли по старой дороге, мощёной камнем Бог весть сколько столетий назад, вокруг зеленела трава, а деревья отбрасывали загадочную тень.

 – Что за волшебные слова вы ему сказали? – поразилась я.

 Эрика лукаво улыбнулась.

 – Я внушила ему, что я – Фон Линдау, и велела открыть ворота.

 – Ну и ну, – засмеялась я. – Значит, вампирское внушение может распространяться не только на людей, но и на ваших же собратьев?

 – Более сильный вампир может воздействовать на слабого, – ответила Эрика. – А полукровки вообще все подвержены этому воздействию, независимо от их собственной силы. Человеческая часть их сущности поддаётся гипнозу.

 – Ловко! – усмехнулась я. – А обман не обнаружится?

 – Обнаружится через какое-то время, – сказала Эрика. – Но мы будем уже далеко.

 С дороги мы свернули на тропу, сбегавшую вниз по лесистому склону. Спуск оказался непростым: то и дело под ноги попадались корни деревьев, а угол наклона был весьма крут и неудобен. Эрика, обутая в горные ботинки, чувствовала себя гораздо комфортнее, чем я в обычных туфлях. Пользуясь своим преимуществом, она помогала мне почти на каждом шагу.

 – Уфф, – пропыхтела я. – Уже жалею, что пустилась в эту авантюру.

 – Ничего, скоро спустимся, там будет удобнее и проще идти, – подбодрила Эрика. – Потерпите, совсем немного осталось.

 – Давай на «ты»? – предложила я.

 – Давай, я не против, – согласилась Эрика.

 Мы всё-таки одолели этот спуск. Присев на камень, я сказала:

 – А ведь ещё обратно карабкаться.

 От улыбки Эрики мне стало почему-то не по себе: будто холодом сумрака дохнуло в спину.

 Мы добрались до озера. Холодное и спокойное, оно отличалось от озера, на берегу которого жила Аида: казалось, даже его вода блестела жёстче. Синее небо и снежные вершины гор отражались в нём, как в зеркале, а на берегу раскинулся цветущий луг. Я побрела по высокой траве, касаясь ладонями цветов.

 – Как тут хорошо, – вдохнула я полной грудью.

 А Эрика вдруг спросила:

 – Давно ты знакома с Аидой?

 Я задумалась, подсчитывая: выходило меньше месяца. Я даже удивилась: мне казалось, будто я знаю и люблю её уже много лет, и тем нелепее, горше и обиднее казалась странная и жуткая нота, на которой мы расстались.

 – Нет, не очень давно, – сказала я. – Но у меня такое чувство, будто я знала её в прошлой жизни.

 – Хм, – проговорила Эрика задумчиво. – Интересно. Ты будешь смеяться, но у меня точно такое же чувство. И по отношению к Аиде, и к тебе. Вот только с Аидой, как мне кажется, у меня связано что-то хорошее, а с тобой... как бы это сказать... не очень.

 Меня снова кольнула тупая игла: кошмар Аиды, ненависть в её глазах, её холод и отстранённость после, внезапный отъезд... Вот оно, вот! – снова запульсировала во мне какая-то струнка. Это что-то в одной плоскости бытия. Из одной оперы... Мои сны про яблоки, сидр и монастырь, гибель путницы на лесной дороге – и это тоже оттуда.

 А в глазах Эрики вдруг разверзлась бездна сумрака.

 – Я не отдам тебе Аиду, – сказала она, и из-под её приподнятой верхней губы показались клыки. – Она моя и останется моей, а ты должна уйти с дороги.

 Во второй раз я ощутила на шее клыки вампира. Но если Аида укусила меня вынужденно, сделав это осторожно и нежно, то пасть Эрики впилась мне в горло смертельной хваткой – по её собственному яростному желанию.

 Бух, бух, бух... Сердце отбивало ритм похоронного марша. Горькая Аннетта – сидровый сорт, эти яблони шумели листвой во французских садах в пятнадцатом веке. И тогда же на дорогах свирепствовал разбойник Седой Тьерри, бывший помощник писаря. Волосы его были с детства седыми – таким уж он уродился, и в том не было его вины. Но жил он в жестокие и тёмные времена охоты на ведьм, когда выделение из толпы было смертельно опасным, и эта необычная черта внешности стала причиной его причисления к колдунам и едва не привела к сожжению на костре.

 *

 ...«Знаешься ли ты с Сатаной, проводишь ли обряды, призываешь ли нечистого?» – спрашивают меня.

 «Идите вы в пекло! – плюю я в сытое пузо инквизитора. – Провалитесь в преисподнюю, святоши проклятые! Нет в вас святости. Не достают до Бога стены ваших храмов и не достанут никогда, покуда вы будете продавать прощение грехов!»...

 *

 От сожжения его спас «неизвестный доброжелатель». Он призраком проник в тюрьму и открыл камеру, провёл Тьерри по коридорам незамеченным и отпустил на свободу. Тот упивался ею, пока не настала пора платить по счёту.

 *

 ...«Ты будешь добывать мне людей, – говорит существо с сумраком в глазах. – Днём я не могу выходить, мои передвижения ограничены, а ты будешь похищать их отовсюду на дорогах под видом ограбления. Если же ты откажешься... Помни: я спас тебе жизнь, но могу так же легко её и отнять».

 «Кто ты?» – спрашиваю я, холодея.

 «Называй меня милордом Эльенном»...

 *

 Тьерри стал добывать доноров для лорда-вампира. Взамен тот снабжал его эликсирами для телесной крепости и силы, здоровья и молодости. Благодаря им Тьерри не знал болезней, был не по-человечески силён, раны его заживали в непостижимо краткие сроки, да и само время, казалось, стало над ним не властно. Он сколотил банду и орудовал на дорогах много лет, пока однажды судьба не привела к нему богатую путницу – Луизу-Эмилию де Кёр, дочь барона, которая ехала через лес навстречу своему жениху – графу Д'Арно.

 *

 ...«Нет, Седой, к чёрту твои дьявольские опыты... Дай нам хорошенько позабавиться с ней, а потом уж бери, если от неё что-нибудь останется!» – хохочет Жак Вонючка.

 Я бью его бородавчатую физиономию, но банда вдруг становится на его сторону. Они хотят эту девушку...

 *

 Тьерри не смог удержать разнузданную банду от зверской расправы над путницей. Они были слишком пьяны, и сам чёрт им был не брат. А их атаман, обалдевший от небывалой и неоправданной жестокости своих людей, нашёл в сундуке путницы подвенечное платье... Что-то произошло в его уме, и он воткнул в толстое брюхо Жака Вонючки меч. Это был его конец – как разбойника. И начало – как монаха. При всей его ненависти к духовенству, он смог переступить порог монастыря, после того как был впечатлён суровой и истовой верой брата Клемента, помогшего ему в дороге. Тогда Тьерри, бросивший банду, брёл куда глаза глядят, голодный и потерянный. Брат Клемент, путешествовавший по делам монастыря, накормил его в трактире, и они разговорились. Беседа длилась всю ночь.

 Тьерри поступил в монастырь послушником. Работал в саду, давил яблоки, разливал сидр по бочкам, а на досуге читал и переписывал книги из богатой монастырской библиотеки. Он не знал, что граф Д'Арно искал его, чтобы отомстить за смерть невесты. И таки нашёл. Но подосланные графом убийцы опоздали: бывший разбойник уже умер, упав без сознания в бродильный чан с соком и захлебнувшись.

 Последнее, что он видел перед тем, как упасть – призрак Луизы-Эмилии.

 ...Бух, бух, бух... Сердце отстукивало последние удары. Аида присутствовала там, в этих снах. Она была графом Д'Арно, а Эрика – его невестой Луизой-Эмилией. Я чувствовала их и узнавала.

 Не знаю, был ли смысл мне приходить в себя... Выпив моей крови, Аида всё вспомнила. Её память проснулась, и она поняла, кто я – разбойник Седой Теодорик, убийца невесты графа... Но граф не мог знать, что я не убивала Луизу-Эмилию, это сделали Жак Вонючка и другие мерзавцы. Вина Тьерри лишь в том, что он был не такой, как все, и в том, что у него не достало воли и смелости противиться лорду Эльенну, который уже тогда начал оборудовать хранилища для доноров.