– Тебе нравится? – спросила я, еле сдерживаясь, чтобы не схватить её за плечи и не затрясти, крича: «Алёнка, Алёнка, да вспомни же! Это я!»

 – Да, – задумчиво проговорила она, зябко кутаясь в одеяло. – Вот только я совсем ничего не помню... Даже жутковато.

 Я осторожно обняла её – она не пыталась вырваться, и то слава небесам.

 – Не бойся ничего, – шепнула я ей. – Тебе ничто не угрожает.

 Она устроилась поуютнее, прижимаясь ко мне.

 – Удивительно, но мне с вами спокойно и хорошо, хоть я вас и не помню, – сказала она.

 Медведь принёс ещё охапку хвороста и тактично оставил нас вдвоём. Когда его фигура исчезла во мраке, я подбросила топлива в костёр, и он запылал веселее и жарче. Алёнка молча смотрела на огонь и куталась в одеяло. Пальцы у неё были ещё холодные, озябшие, и я стала греть их своим дыханием.

 – Хм, что-то знакомое, – нахмурилась Алёнка.

 – Что? – насторожилась я.

 – Вот это. То, как вы мне греете руки... Вертится, вертится в голове... Не могу вспомнить.

 Значит, она всё-таки всё слышала и чувствовала? Я прижала её к себе теснее, защищая от мрака, обступавшего нас со всех сторон и лишь немного разгоняемого пляшущим светом костра.

 – Вы меня, кажется, целовали, – проговорила Алёнка. – Почему?

 – Потому что я тебя люблю, – тихонько засмеялась я. – И ты меня... Ну, по крайней мере, ты так говорила.

 Она хмыкнула.

 – Здорово... У меня, оказывается, нетрадиционная ориентация. Ну и интересные же вещи я узнаю о себе! Впрочем... – Алёнка подняла голову, глядя на меня большими и тёмными, как ночные озёра, глазами. – Давайте ещё поцелуемся. Кто знает, может, я что-нибудь вспомню...

 Она трогательно и доверчиво потянулась ко мне, и я с наслаждением обхватила её губы своими. Моя страсть её испугала, и её язычок робко отпрянул – как в первый раз. Пришлось сменить тактику, сосредоточившись на губах Алёнки без глубокого проникновения и давая ей тем самым время освоиться. Это сработало, и она начала отвечать.

 – Ну, как? – спросила я.

 – Мммм... – Алёнка чувственно облизнулась, будто съела что-то вкусное. – Странно... Очень странно. Оказывается, я жутко испорченная... потому что мне нравится. Ощущение знакомое, но... вспомнить вас я не могу. Мммм... – Она снова потянулась ко мне, потребовав: – Ещё!

 Во второй раз она была смелее – раскрылась и впустила меня глубже, даже выпростала руку из-под одеяла и обняла меня за шею. Её глаза широко раскрылись, и в них отразилось что-то.

 – Вот... Волосы, – сказала она. – Мне почему-то кажется, у вас на затылке должен быть короткий ёжик.

 Казалось, совсем недавно я стриглась и брила виски и затылок, но с моей скоростью роста волос долго я с такой причёской не проходила. Теперь в мои волосы на затылке вполне можно было запускать пальцы, что Алёнка и сделала.

 – Они были короче, – ответила я, вздрогнув от радости. – Обросла просто... Слушай, если так пойдёт, ты скоро всё вспомнишь!

 Алёнка вздохнула и закрыла глаза.

 – Я и хочу вспомнить, и боюсь... Мне кажется, там что-то плохое.

 Я зарылась носом в её волосы, не зная, что ответить. Пожалуй, её память заблокирована не зря... Этот блок – самозащита её психики от разрушения. «Это слишком тяжело – жить с этим», – вспомнились мне её слова. Может быть, в её случае забвение было большим благом, чем восстановление воспоминаний?

 А ведь это я сломала её. Она не хотела возвращаться, но я всё равно притащила её обратно в реальность. Ну да, так и есть... Потому что я не могла без неё существовать. Ни жить, ни дышать, ни смотреть в глаза будущему.

 – Прости меня, Алёнка, – уже в который раз прошептала я, целуя её в макушку.

 – Я не знаю, за что мне вас прощать, – сказала она и потёрлась о мою щёку. – Мне с вами хорошо.

 – Не говори мне «вы», принцесса, – попросила я. – Для меня это звучит странно... И дико.

 Её пальцы начали согреваться под моими поцелуями. Век бы не отпускала её из объятий, нежась с ней на ночной поляне среди цветов, под звёздами, у костра. Хоть она не помнила ни меня, ни даже себя, всё равно было хорошо. Бог мой, какое же простое счастье – обнимать её, нюхать волосы, целовать в ласковые, с готовностью раскрывающиеся губы, шелковистые и нежные, как розовый бутон, тёплые и доверчивые! Моё единственное, выстраданное и невыносимое, самое нужное счастье.

 Алёнка уснула, костёр погас. Бережно, чтобы не разбудить, я взяла её на руки и вернулась на базу. Во сне Алёнка обвила мою шею рукой и устроила голову у меня на плече, и это было восхитительное ощущение, трепетное и нежное – те самые «бабочки в животе». Плевать на взгляды: я несла её, как самое драгоценное на свете сокровище.

 Уехать без единого слова я, может быть, и хотела бы, но поклялась себе больше так не поступать. Ночь я провела на базе, слушая Алёнкино сонное дыхание под боком. Она постанывала во сне, прижимаясь ко мне, и я не смела сомкнуть глаз, чтобы не пропустить ни одного драгоценного мгновения. Нам отвели отдельный угол за занавеской – на так называемой женской половине общей пещеры-спальни. Поскольку женщин в данный момент на базе не было, три двухъярусных кровати на этой половине пустовали. Включив крохотную светодиодную лампочку над койкой, в её уютном неярком свете я любовалась спящей Алёнкой, с нежностью щекоча и грея дыханием её ресницы и губы.

 В полпятого утра все были уже на ногах, пришлось проснуться и нам. Вернее, я не спала ни минуты, а Алёнка, сладко потянувшись, недовольно застонала.

 – Не выспалась? – с нежной жалостью спросила я.

 – Мммм... Который час?

 – Четыре тридцать утра.

 – Господи, какая жуткая рань... Где мы? – Она огляделась, потрогала рукой железную спинку кровати. – Это что за шконка?

 За занавеску никто не заглядывал, и я позволила себе приникнуть к Алёнкиным губам в долгом, глубоком и крепком поцелуе, а она жмурилась от удовольствия и разевала рот, как маленький голодный птенчик.

 – Мы у моих друзей, – ответила я наконец. – Мне нужно уехать ненадолго, а ты подождёшь меня тут. Здесь безопасно, ничего не бойся. Тебя никто не обидит.

 Она живо поднялась на локте, с тревогой глядя на меня.

 – Уехать? – переспросила она дрогнувшим голосом. – Куда? Зачем? А я?

 Взяв её испуганное лицо в свои ладони, я чмокнула её в носик.

 – У меня есть одно важное дело, которое нужно срочно выполнить, после чего я вернусь и заберу тебя, не волнуйся. Может быть, ты к тому времени что-нибудь и вспомнишь. Кстати, ты ничего больше не вспомнила?

 – Нет... – Алёнка покачала головой. – Я чувствую, что знаю тебя, но вот откуда? Кто ты? Как мы познакомились и когда? – И она обескураженно вздохнула.

 – Ничего. – Я поцеловала её в лоб и глаза. – Не будем торопить события. Самое главное, что тебе нужно обо мне знать – то, что я тебя люблю и никогда не брошу. Всё будет хорошо.

  Я попала в какой-то жуткий и сумрачный лес: толстые, корявые деревья, похожие на застывших в причудливых позах чудовищ, раскинули свои страшные ветки-руки над моей головой, а под ногами извивались их корни. Густой туман наполнял это мрачное место, но туман этот был не простым: от него становилось реально трудно дышать, накатывала слабость и дурнота. Не тот ли это лес, о котором говорил Медведь?

 Пробираясь между деревьями-чудовищами, я сжимала в каждой руке по мечу. От туманного морока время от времени стволы двоились перед глазами, а на плечи будто ложилась невыносимая тошнотворная тяжесть. Мечи серебристо светились и смело смотрели вперёд – мои верные, несгибаемые и неустрашимые друзья. Не подведите меня... Не подведите.