Я окончил хорошую школу и очень благодарен своим учителям и режиссерам. Но мои ежедневные показы Луспекаеву стали для меня еще одной школой актерского мастерства. По дороге домой я мысленно готовился к ним, проигрывал про себя все то, что буду показывать. Полагаю, что вереница лиц, знакомых и незнакомых, разных возрастов и обличий, которую я переиграл перед больным товарищем, не просто расширила мой актерский диапазон, а научила угадывать в людях главное, обострила мое внимание, растревожила воображение . На сцене, в спектаклях я стал чувствовать себя более свободным ».

Олег Басилашвили, как видим, оказался весьма чутким, способным учеником – не менее чем в свое время в стенах «Щепки» сам Павел Луспекаев. И тот и другой угадали в обучении этюдами-показами самое главное, самое необходимое…

В приведенном отрывке, кроме выделенных курсивом, прозвучало еще одно ключевое слово – импровизация. Оно прозвучало, разумеется, неслучайно. Образно выражаясь, можно утверждать, что этюд (или показ по Луспекаеву) – это отец импровизации, а импровизация – повивальная бабка этюда. Одно без другого существовать не может. Особенно ценится в актерской среде – даже не на вес золота, а на вес платины, – дар импровизации в исполняемой на сцене роли. Этим даром Луспекаев был наделен с избытком. Вот что сообщает нам один из первых – и лучших! – партнеров Павла Борисовича на профессиональной сцене Русского драматического театра имени А.С. Грибоедова в Тбилиси великолепный провинциальный артист Мавр Пясецкий:

«Он легко шел на любую провокацию поимпровизировать в роли. В этом смысле примечателен спектакль «В сиреневом саду», в котором мы с Луспекаевым (я играл роль главврача), поощряемые и направляемые Леонидом Викторовичем Варпаховским, весело импровизировали даже во время спектакля, и, право же, спектакль от этого только выигрывал».

В 1964 году Георгий Александрович Товстоногов ставил на сцене Большого драматического театра лучший, быть может, свой спектакль «Поднятая целина» по роману Михаила Александровича Шолохова. Роль Макара Нагульнова исполнял Павел Луспекаев, Давыдова – Кирилл Лавров, знаменитый уже артист, а Разметнова – Ваня Краско, только что закончивший Ленинградский институт театра, музыки и кино на Моховой.

И вот что запомнилось совсем еще молодому и, естественно, неопытному актеру: «Мне, конечно, повезло. Весь репетиционный период «Поднятой целины» был таким наглядным уроком актерского мастерства, что я впервые серьезно ощутил абсолютную свою неопытность и слабость. Я понял: человеческая природа моя спит, и все, что я делаю на сцене, – лишь умозрительные построения, жизненной естественности, такой, как у Луспекаева, у меня нет и в помине.

А Павел Борисович вытворял такое… Каждая репетиция – своеобразный спектакль. Он постоянно импровизировал – легко, с нарастающим упоением, и все остальные артисты и режиссеры не только делали свое дело, но и помимо своей воли становились увлеченными зрителями».

А вот как отзывался об этой грани таланта героя нашего повествования сам Георгий Александрович Товстоногов: «…Я вспоминаю, как Луспекаев репетировал роль Скалозуба (к сожалению, из-за болезни он так и не сыграл эту роль). Передо мной было огромное фантастическое животное, в его пластике была кошачья гибкость, каждое его движение доставляло радость, наслаждение всем присутствовавшим на репетиции. Это был фонтан импровизации – при точном существовании в жанре».

Страсть к импровизации не покидала Павла Борисовича и в обыденной жизни. Интересный случай поведал уже упоминавшийся нами провинциальный артист Мавр Пясецкий: «Как-то во время гастролей в Кисловодске мы в одно из воскресений отправились на выездной спектакль в Пятигорск. Когда поезд подошел к перрону, стало ясно, что хлынувшие к вагону зрители только что закончившихся скачек не дадут нам возможности выйти. Тогда могучая фигура Павла кинулась к дверям. Он завопил: «Стойте! Здесь сумасшедших везут, дайте пройти!»

Оторопелая публика расступилась. А Павел командовал: «Выводите, осторожно выводите…» И вывел всех актеров. Когда же публика поняла, что ее провели… Павел весело крикнул: «Не тех вывели, сумасшедшие в вагоне остались!»

Это ли не великолепный пример его могучего импровизационного таланта!..

И Олег Басилашвили, и Иван Краско, сами ставшие выдающимися деятелями отечественной сцены, ее украшением, словно сговорившись, называют показы-импровизации Павла Борисовича уроками актерского мастерства.

Осмелимся предположить, что в становлении и совершенствовании этой грани таланта нашего героя не последнюю роль сыграла система обучения, сложившаяся в «Щепке» с первых дней ее основания и, в частности, методика обучения студентов посредством этюдов.

Студент Луспекаев оказался восприимчивым и способным учеником. Заповедь своего любимого актера А.А. Дикого: «Стоп! Все это покажите! Сыграйте!» – он не только впечатал навсегда в свою память, но и – в сердце, во все свое артистическое естество.

Вскоре ему предстояло усвоить и творчески осмыслить еще одну, не менее важную, чем предыдущая, заповедь – о работе со Словом…

Однажды Аля Колесова и ее муж Сергей Харченко познакомили Павла со студенткой третьего курса мастерской профессора В.И. Цыганкова Инной Кирилловой. Эту подтянутую, всегда не роскошно, но опрятно одетую девушку, Павел и раньше встречал в коридорах училища, и всякий раз оглядывался на нее. Она казалась ему совершенно неприступной.

В «Щепке» издавна существует отличная традиция: студенты просматривают не только этюды и отрывки из пьес и романов, поставленных в своей мастерской, но и активно посещают показы других мастерских. Кроме того, что они всегда знают, что делается в училище, находятся в курсе всех творческих событий, они еще и, присматриваясь к своим товарищам, учились на их ошибках или достижениях. Да – и достижениях тоже, ибо толковый человек учится, прежде всего, на достижениях, а потом уж на ошибках.

Увидев Инну в отрывке из чеховского водевиля «Медведь», Павел уведомил Колю Троянова, сделавшегося его закадычным другом, что Инна «невыносимо симпатичная девчонка». Словам, имеющим негативный смысл, он умел придать положительное значение, что делало его речь парадоксальной, образной.

Инна понравилась Павлу и в обычной обстановке. При более продолжительном знакомстве он почувствовал, что тоже нравится девушке. Между ними установились дружески-доверительные отношения, очень скоро преобразившиеся в более сложное и значительное чувство.

За моралью и нравственностью в те времена следили неусыпно. Модные ныне «гражданские» браки, являющиеся, по сути, завуалированным распутством, не поощрялись, мягко говоря. А Инна, как и ее подруга Аля, была, к тому же, активной комсомолкой. Вскоре Павел и Инна зарегистрировали брак.Отпраздновали свадьбу по-студенчески: скромно, но шумно и весело.«Горючим» обеспечил Вазген с Рижской сортировочной – бесплатно наполнил эмалированное ведро и трехлитровый бидон своим излюбленным национальным напитком. Насмотревшись, как он лихо наполняет «емкости» невесть откуда возникающих помятых личностей обоего пола, Павел поинтересовался, каким же образом будет восполнена существенная утечка содержимого цистерны, когда ее доставят в Питер, и услышал беспечный ответ:

– A-а, в Неве воды много…

О том, какого качества получится коньяк после его разлива по бутылкам на ленинградском коньячном заводе, Павел осведомиться постеснялся.

Коля Троянов потащил ведро в общежитие на Трифоновку. Чтобы не расплескать часть драгоценной влаги, он нес перебежками: одолеет метров тридцать – отдохнет, одолеет – отдохнет.

А содержимое бидона Павел распродал на Рижском рынке – заработать на закуску. Дешевый коньяк из граненого стакана разошелся за милую душу. Рядом бойко торговала сметаной проворная торговка. Изредка Павел посматривал на нее, пытаясь вспомнить, когда и где уже видел ее, и торговка неожиданно попросила сдобным, заискивающим голосом:

– Ты уж, мил-человек, на товар-то мой не зыркай – скиснет. Глаза-то у тебя огнем пыхают.