Многочисленные проекты Шувалова читать невозможно – так они многословны, таким невыносимо пышным и «темным» слогом написаны. Начинал он обычно издалека: «Не всяк ли чувствует общее добро, которое, протекая от края до края пределов империи, напаяет, питая обитателей так обильно, что сверх чаяния и желанию человеческому свойственных вещей неописанныя милосердия от руки ея ниспосылаются. Отечество возрастает из силы в вышних сил пределы, народ и все общество благоденствует, плавая в полезностях, произведенных им, заключение небесное судьбы свои нам открывает на какой конец их определило». Но если взять в руки карандаш и, отбросив все словесные завитушки, переписать содержание проекта нормальным русским языком, то смысл предложений Шувалова окажется вполне ясным и четким, а идеи – исполнимыми и полезными.
Так, согласно одному такому проекту, в России раньше, чем в других странах, были ликвидированы внутренние таможни между губерниями и уездами. При этом Шувалов сумел доказать, что потерянные казной пошлины с лихвой окупятся за счет увеличения оборотов торговли, за счет активизации рынка. Так и произошло! Складывание всероссийского рынка пошло после этого стремительными темпами. Правда, сразу же оговоримся: многие толковые, дельные предложения Шувалова как непременное условие предполагали личную выгоду, «верхний доход» самого прожектера. Задумав какое-либо новое предприятие, выгодное государственной казне, он сам же и возглавлял его и первым снимал все сливки. Так, в 1756 году Шувалов предложил создать Медный банк для кредитования дворянства и предпринимателей на очень выгодных условиях – из расчета шесть процентов годовых сроком на восемнадцать лет. Из нового банка тотчас набрали кредиты крупнейшие сановники двора Елизаветы – на общую сумму 3,2 миллиона рублей. Сам же Петр Иванович взял кредит на полмиллиона рублей.
Какие доходы имел он от предложенной им перечеканки монеты, повышения цен на водку и соль, от введенных им же монополий на соль, ловлю рыбы, добычу морского зверя и китов, точно не знал никто, даже сам Шувалов, так как деньги текли у него между пальцами, как вода. Зато эти монополии разоряли промысловые артели Русского Севера и Каспия. Особенное негодование общества вызвала начатая Шуваловым приватизация казенной Уральской металлургии, приносившей огромный доход государству. Петр Шувалов с братцем его Александром нагло присвоили себе лучшие и самые доходные уральские заводы. Чтобы утопить всех своих конкурентов, в том числе мелких предпринимателей, Шувалов добивался от императрицы и Сената, которым он фактически заправлял, соответствующих изменений в законах, позволявших ему проделывать все это безнаказанно.
С годами в обществе сложилось устойчивое и крайне недоброжелательное представление о Петре Шувалове как о наглом воре, прожженном негодяе, виновном во всех бедах народа. Общественное мнение демонизировало его личность, а предложенные и осуществленные им важные экономические начинания рассматривались как жульнические проделки во имя того, чтобы потуже набить собственный карман. Но денег Шувалову все равно катастрофически не хватало. Когда в январе 1762 года Петр Иванович умер «от беспредельной ревности своей к пользе Империи и трудов, истощавших здоровье» (так говорилось в некрологе), выяснилось, что его состояние оценивалось в гигантскую по тем временам сумму 600 тысяч рублей, а долгов при этом на нем числилось 680 тысяч рублей! Наследники его были разорены.Екатерина II вспоминала, что в день похорон Петра Шувалова у дома вельможи собралась огромная толпа. Люди мерзли, ожидая выноса гроба со знаменитым покойником, и рассуждали, в чем причина задержки. Народ изощрялся в ядовитых эпитафиях о покойном. «Иные, вспомня табашной того Шувалова откуп, говорили, что долго его не везут по причине того, что табаком [тело] осыпают, другие говорили, что солью осыпают, приводя на память, что по его проекту накладка на соль последовала; иные говорили, что его кладут в моржовое сало, понеже моржовое сало на откуп имел и ловлю трески. Тут вспомнили, что ту зиму трески ни за какие деньги купить нельзя было, и начали Шувалова бранить и ругать всячески. Наконец, тело его повезли из его дома на Мойке в Невский монастырь. Тогдашний генерал-полицмейстер Корф ехал верхом пред огромной церемонией, и он сам мне рассказывал в тот же день, что не было ругательства и бранных слов, коих бы он сам не слышал противу покойника, так что он, вышед из терпения, несколько из ругателей велел захватить и посадить в полицию, но народ, вступясь за них, отбил было, что видя, он оных отпустить велел, чем предупредил драку и удержал, по его словам, тишину». Так, под матерную брань и проклятья, еще один небескорыстный реформатор России сошел в мир иной. Впрочем, под такое же улюлюканье отправлялись в лучший мир даже реформаторы-бессребреники… Такова их общая участь.
Императрица Екатерина II: сотворение себя
Екатерина II правила Россией долго – тридцать четыре года! В 1794 году, за два года до смерти, императрица писала своему давнему адресату во Франции Мельхиору Гримму: «Скажу Вам, во-первых, что третьего дня, 9 февраля, в четверг, исполнилось пятьдесят лет с тех пор, как я с матушкой приехала в Россию… Следовательно, вот уже пятьдесят лет как я живу в России, и из этих пятидесяти я, по милости Божией, царствую уже тридцать два года. Во-вторых, вчера при дворе зараз три свадьбы… Да, я думаю, что здесь, в Петербурге, едва ли найдется десять человек, которые бы помнили мой приезд… Вот какая я старуха!»
Поразительно восприятие времени! Екатерина считает, что она видит уже шестое поколение своих современников, но для нас они – одно, екатерининское поколение. Да и сами они – современники Екатерины II – воспринимали себя как людей одного екатерининского века. Эти чувства, объединявшие и дряхлых стариков, рассказывавших о том, как они детьми видели Петра Великого, и юношей – приятелей последнего двадцатичетырехлетнего фаворита императрицы Платона Зубова, и старух, помнивших, как Екатерина приехала в Россию в 1744 году, и девиц, которые только что вышли в свет, фокусировались на самой императрице, которая дала свое имя целой эпохе русской истории XVIII века…
Эта женщина производила на людей неизгладимое впечатление. Французский посол при русском дворе граф Л.-Ф.Сегюр вспоминал, как он в 1785 году был на своей первой аудиенции у Екатерины II. Человек немолодой, опытный дипломат, он приготовил официальную приветственную речь и выучил ее наизусть. Сегюр писал потом, что как только он вошел в зал и увидел императрицу, ее богатое одеяние, ее «величественный вид, важность и благородство осанки, гордость ее взгляда», то так поразился всем этим, что тотчас позабыл свою речь.
С ним произошло то, что испытывали многие люди, впервые увидавшие императрицу, – ведь посетители оказывались перед женщиной необычайной, поразительной, слава о которой несколько десятилетий гремела по всему миру! Учтем также, что эти встречи происходили в торжественной обстановке, на фоне сияющего великолепия ее дворцов, соответствовавших всемирной славе российской государыни.
Но проходила минута-другая, и спокойная речь государыни, ее дружелюбный, даже ласковый тон разбивали лед смущения и скованности, новый знакомый Екатерины чувствовал себя рядом с ней легко и свободно. Он вдруг замечал, что величие и достоинство в этой женщине может легко и органично сочетаться с присущими ей простотой и любезностью. Еще через несколько минут гость, преодолев смущение и приглядевшись к императрице, замечал, что действительно мемуаристы, которых он начитался перед поездкой в Россию, были правы: она совсем не ослепительная красавица, но все-таки какой у нее прекрасный цвет лица, какие роскошные каштановые волосы, голубые, живые и умные глаза, чувственные губы, а во всем ее облике столько грации и прелести!
Вслушавшись в то, что она говорила на прекрасном французском языке, гость делал вывод, что императрица – умница. Принц К.-Г.Нассау-Зиген писал: «Разговор ее очарователен, и когда он касается серьезных предметов, то меткость ее суждений свидетельствует об обширности и правильности ее ума». А вот она весело засмеялась шутке собеседника, что-то ответила ему в тон, и стало ясно, что Екатерина обладает тонким чувством юмора, а веселый, заразительный смех ее говорит о характере легком, натуре оптимистичной и жизнерадостной.