Особенно непривычно жестоко вела себя Екатерина в деле Радищева, сравнив его с Пугачевым. А ведь раньше многие мысли, высказанные автором в преступной, по мнению Екатерины, книге «Путешествие из Петербурга в Москву», были созвучны ее представлениям и идеям. Не без основания Радищев говорил, что раньше за эту книгу его бы похвалили, а не в Сибирь сослали.
Современники писали о крайне негативном воздействии на слабеющую, терявшую свой интеллект Екатерину ее последнего фаворита, молодого Платона Зубова, о достоинствах которого она имела преувеличенное, искаженное мнение. Он же пользовался неограниченным влиянием на государственные дела, его капризы становились законом для подданных. В последние годы жизни Екатерины стали особенно заметны следы разрушения ее великой личности, утрата императрицей ее выдающегося прежде гения, умения разбираться в людях.
Екатерина часто думала о смерти, готовила разные варианты завещания, мечтала о том, как она будет медленно умирать, подобно философу Сенеке, в окружении верных друзей, под звуки музыки, среди цветов. Но смерть распорядилась по-своему. Она неожиданно, грубо и жестоко застигла великую императрицу утром 6 ноября 1796 года, в четверг, в Зимнем дворце, в узком коридорчике при переходе из уборной в кабинет. С великим трудом шестерым слугам удалось вытащить Екатерину из перехода и положить на полу, на матрасе – поднять на кровать ее необыкновенно располневшее в последние годы тело оказалось немыслимым. У Екатерины произошел сильнейший инсульт, и после длительной агонии она умерла на полу, в окружении рыдающих, растрепанных фрейлин и бледных от страха придворных. Мимо матрасика с хрипящей в коме государыней бегали, грохоча сапогами и звеня шпорами, адъютанты в непривычной полунемецкой форме гатчинцев – в соседнем кабинете уже разместился приехавший из Гатчины преемник, император Павел I. Он рылся в бумагах и отдавал первые распоряжения. Пришло его время…
Александр Сумароков: грозный бич пороков
В Тайной канцелярии елизаветинской поры расследовалось дело двух солдат. Один из них рассказал другому, что, стоя на посту при дворце, он слышал, как императрица Елизавета Петровна вышла на крыльцо и что-то жалобно запела. Его собеседник отозвался о государыне непочтительно: «Понятное дело, баба бабье и поет», за что оба и поплатились. Но и других свидетельств любви дочери Петра Великого к пению и музыке немало. Елизавета в самом деле была необыкновенно музыкальна. Две песни, напетые ею в 1730-е годы, стали народными и были весьма популярны в то время. Благодаря Елизавете в русскую жизнь вошли не только роговой оркестр, но и гитара, мандолина, арфа. При ней зародился знаменитый русский романс. Но больше всего, без памяти, она с юности любила театр и, став императрицей, основала публичный театр в России.
К ужасу окружающих, государыня могла часами смотреть длиннющую пьесу, а потом заставляла ее повторить еще раз. Правда, так бывало не всегда. Как вспоминала Екатерина II, тогда жена наследника престола Петра Федоровича, в Киеве, куда приехала Елизавета с двором, был устроен театральный вечер. Он начался в 6 часов пополудни. «Непрерывно шли прологи, балеты, комедии, сражения, в которых казаки били поляков, рыбная ловля на Днепре и хоры без числа. У императрицы хватило терпения до двух часов утра, потом она послала спросить, скоро ли кончится. Ей просили передать, что не дошли до середины… Она велела сказать им, чтобы перестали».
Чтобы понять, почему Елизавета стала «матерью русского театра», достаточно было взглянуть на нее. Необыкновенная красавица, она всю свою жизнь ощущала себя актрисой на сцене и одновременно зрителем, жила, как писал историк В.О.Ключевский, «не сводя с себя глаз». Она наслаждалась своей игрой, своей ролью непревзойденной красавицы и, конечно, ждала непременных и бурных восторгов зрителей, или, как тогда говорили, «смотрителей». Поэтому театр был ей так близок, и она его так самозабвенно любила. И благодаря Елизавете театр в России расцвел, стал необыкновенно популярен. Так часто бывает: страсти государя становятся безумием общества…
Александр Петрович Сумароков и был одним из тех, кто впитал с младых ногтей благотворную страсть государыни к театру. Он родился в 1717 году в дворянской семье, воспитывался в Кадетском корпусе, что был на Васильевском острове. Ошибаются те, кто думает, что в этом учреждении юношей обучали только ружейным приемам и командам. Там воспитывали дворян, джентльменов, которые умели владеть шпагой, пером, ловко вставать не только в дуэльную, но и танцевальную «позитуру», писать не только рапорты и «комплименты» (рифмованные подношения), но и стихи, а также могли играть на сцене. Кадеты издавали даже свой журнал. С ранних лет Сумароков дышал воздухом созданного при корпусе кадетского театра, который достиг больших успехов, – спектакли его с удовольствием смотрела сама государыня. Была, конечно, здесь своя дворцовая тайна: Елизавете Петровне, вступившей в возраст глубокой зрелости, не меньше пьес Мольера и Расина нравились игравшие на сцене молодые кадеты, среди которых она порой выбирала для себя фаворита…
Впрочем, в елизаветинское время Сумароков вступил взрослым человеком. К началу 1740-х годов он уже сформировался как личность. Из своей учебы и жизни в корпусе он вынес два основных умозаключения. Первое: дворянин есть человек чести, он рожден служить Отечеству. И второе: судьбой ему, поэту и драматургу, предназначено воспитывать своих современников, учить их жить, формировать идеологию благородного сословия. Почему же Сумароков решил, что должен взять на себя столь высокую миссию? Наверное, дело в том, что первые стихотворные успехи вскружили юноше голову, он счел себя гением. Восторги довольно узкого круга друзей он принял за восторги народа. И это впоследствии принесло ему немало горя. Он в полной мере испытал разочарование витии, которого никто не понимает…Бесспорно, Сумароков был незауряден, и его стихи были для того времени необыкновенно легкими и смешными:
– Не раз ты мне, жена, неверность учинила.
Скажи мне, сколько раз ты мужу изменила? —
Рогатый говорил.
В ответ на то жена:
– Я арифметике, ей-ей, не учена.
Когда Сумароков написал свои первые пьесы «Хорев» и «Гамлет» (по шекспировской трагедии), образованные люди поняли: на Руси есть выдающийся драматург. Конечно, театр того времени непривычен нам. Странный, приставной, неестественный шаг актеров, нарочитые ужимки и искусственные позы показались бы теперь смешными, но людей во все времена влекло волшебство театрального действа. Шекспировский «Гамлет» был переделан Сумароковым до неузнаваемости. Герой не умирает, побеждает Клавдия, становится королем, женится на Офелии, в общем – ужас! Но… читая знаменитый монолог Гамлета, мы чувствуем, как русским, еще запинающимся языком того времени уже выражена вся сложная гамма чувств и мыслей об ужасной, но и спасительной смерти, которые порой посещают каждого живущего на земле:
…Но если бы в бедах здесь жизнь была вечна,
Кто б не хотел иметь сего покойна сна?
И кто бы мог снести злощастия гоненье,
Болезни, нищету и сильных нападенье,
Неправосудие бессовестных судей,
Грабеж, обиды, гнев, неверности друзей,
Влиянный яд в сердца великих льсти устами?
Когда б мы жили ввек и скорбь жила б ввек с нами —
Во обстоятельствах таких нам смерть нужна.
Но ах! Во всех бедах еще страшна она.
Каким ты, естество, суровствам подчиненно!
…Умреть… и внити в гроб – спокойствие прелестно,
Но что последует сну сладку? – Неизвестно.
Мы знаем, что сулит нам щедро божество —
Надежда есть, дух бодр, но слабо естество!
В те времена любили ссылаться на «слабость естества». Действительно, слабо было естество Сумарокова. Он думал и писал о возвышенном, вечном, о ничтожестве земной славы, но сам ее страстно жаждал, суетился, спешил, обижался и вообще был человеком скандальным, порой невыносимым. Притчей во языцех стали его распри с Ломоносовым. А ведь начинали поэты с сердечной дружбы. Был великий в истории русской литературы момент. Как-то раз Ломоносова посадили под арест за то, что он в пьяном виде пришел в Академию и стучал по столу палкой. И в арестантскую комнату к нему приходили Сумароков и Тредиаковский, два других великих поэта, и часами говорили о поэзии, а потом вместе издали «Три оды, сочиненные чрез трех стихотворцев, из которых каждый одну сложил особливо». Но на вершине Парнаса место есть только для одного, и вскоре союз первых поэтов России распался, начались споры, доносы друг на друга, возникли смертельные обиды… Иван Иванович Шувалов – меценат и любитель искусства – иногда стравливал за своим столом Сумарокова и Ломоносова и вместе с другими гостями потешался над ними.