Но я не склонен осуждать Фонвизина, ибо есть множество мизантропов и скряг, которые не создали ничего полезного для общества, а Фонвизин перелил свою наблюдательную мизантропию в гениальные пьесы. В чем же, например, значение его «Бригадира»? Это первая оригинальная русская, на русском материале, комедия о современности, о типичном в нашей жизни. Многое из того, что смешило зрителей XVIII века, сейчас уже не кажется смешным. Наверное, так же будет со Жванецким, Шендеровичем и другими нашими сатириками, и потомки будут удивляться: что же нас в них так потешало? Такова судьба и фонвизинского «Бригадира». Но все же кое-что от юмора Фонвизина осталось. Вот бригадирша. Это о таком распространенном типе женщин драматургом сказана бессмертная фраза: «Толста, толста! Проста, проста!»

Меж тем писать пьесы и – одновременно – служить Фонвизину было трудно. С ранних лет его мучили страшные, порой невыносимые головные боли, ставшие, по его словам, «несчастьем жизни». Вероятно, у Фонвизина было высокое артериальное давление, и он постоянно находился на грани инсульта, который в конце концов его и настиг и добил… Впрочем, он относился к болезни с юмором. Как-то в ответ на упрек Панина в грехе обжорства Фонвизин сказал, что таким образом он борется с головной болью – отвлекает кровь к брюху!

В 1774 году Фонвизин женился на вдове Катерине Хлоповой, дочери богатого купца Роговикова. Общество и семья сочли этот брак мезальянсом. Катерина была известна как особа романтичная и эксцентричная. Как-то она бежала из дома и тайно обвенчалась с поручиком Хлоповым. Рассерженный дядя, ее опекун, отказался выдать племяннице положенное приданое – 300 тысяч рублей. Борьбу за наследство жены повел сам Хлопов. Его просьба попала к Фонвизину, он познакомился с Катериной, а когда умер сам Хлопов, то и женился на ней. А потом отсудил 150 тысяч рублей Катерининого приданого. После женитьбы Фонвизин отправился в длительное путешествие за границу. В письмах к сестре он подробно описывает свои впечатления о разных странах, в особенности о Франции, причем, как часто бывает с русскими путешественниками, за границей у него разгорелся патриотизм: он обнаружил, что и во Франции много дураков, что там тоже воруют. Словом, «славны бубны за горами… Много приобрел я пользы от путешествия. Кроме поправления здоровья, научился я быть снисходительнее к тем недостаткам, которые оскорбляли меня в моем отечестве».

По возвращении в Россию, уже в отставке, он заканчивал давно задуманного им «Недоросля». На русском языке написаны сотни пьес, но только десяток будут жить всегда. Среди них – «Недоросль». Почему? Уже больше двух столетий как умер автор и закрылся его бесподобный театр одного актера, он уже не может так мастерски прочитать нам пьесу, но пьеса живет! В ней затронуты те стороны русского характера, русской психологии, которые являются национальными чертами. И конечно, юмор… До сих пор «Недоросль» кажется смешным. И это примиряет нас с его архаичным языком, делает его понятным и близким. «Недоросль» был встречен с восторгом в столичном обществе, как раньше «Бригадир». Фонвизин всюду читал пьесу и наслаждался успехом. В 1782 году «Недоросль» увидел сцену, к полному восторгу петербургских зрителей. К этому времени относится известная фраза Потемкина, ставшая афоризмом: «Умри, Денис, лучше не напишешь!»

Потемкин и Фонвизин были знакомы давно, с детства, они учились в одной гимназии, и когда Потемкин стал фаворитом императрицы, знакомство это продолжилось в столице. Оно было весьма своеобразным. Не раз во время утреннего туалета вельможи Фонвизин выступал в роли шута, забавно передавая сплетни и пародируя окружающих. Впрочем, это мало помогало ему в делах карьеры. Екатерина не любила и сторонилась его. Неблагорасположение государыни огорчало Дениса Ивановича, мешало ему получить всю славу, на которую он рассчитывал. В чем же дело? Конечно, государыня слегка ревновала его к Потемкину, не нравилась ей и близость Фонвизина к Панину – ее давнему врагу. Но важнее другое: императрица, писавшая бездарные пьесы, ревновала к таланту Фонвизина. Она не могла понять, как этот шут пишет так, что люди от его пьес помирают со смеху. В чем секрет его феноменального успеха и почему ее пьесам жарко хлопают одни только придворные и общество не растаскивает текст на цитаты, как это было с Фонвизиным? Ведь и она остро пишет! Возможно, Екатерина и побаивалась Фонвизина – как бы он ее в комедию не вставил! Так, известно, что Екатерина ни за что не хотела лично встречаться с Вольтером – а вдруг подсмотрит ненароком что-то в ней, да и опозорит на всю Европу!Головная боль становилась все сильнее. Один инсульт следовал за другим. Поэт Иван Дмитриев видел Фонвизина за день до смерти драматурга в доме Державина: «…Приехал Фонвизин. Увидя его в первый раз, я вздрогнул и почувствовал всю бедность и тщету человеческую. Он вступил в кабинет Державина, поддерживаемый двумя молодыми офицерами… Уже он не мог владеть одною рукою, равно и одна нога одеревенела… Говорил с крайним усилием и каждое слово произносил голосом охриплым и диким, но большие глаза его сверкали…» Он принес новую комедию. «Он подал знак одному из своих вожатых, и тот прочитал комедию одним духом. В продолжение чтения сам автор глазами, киваньем головы, движением здоровой руки подкреплял силу тех выражений, которые самому ему нравились. Игривость ума не оставляла его и при болезненном состоянии тела. Несмотря на трудность рассказа, он заставлял нас не однажды смеяться… Мы расстались с ним в одиннадцать часов вечера, а наутро он уже был в гробе».

Алексей Бобринский: свой-чужой сын

Весна 1762 года для императрицы Екатерины Алексеевны оказалась ужасной. Вроде бы о чем ей беспокоиться? В самом конце 1761 года умерла Елизавета Петровна, на престоле оказался супруг Екатерины Петр III, а она стала императрицей. Но в этом-то и была вся проблема. Дело в том, что царственный брак был на грани распада. Он вообще не удался с самого начала – слишком разными людьми оказались обвенчанные в 1745 году Петр и Екатерина. Великий князь Петр Федорович, которому была с юности предназначена Екатерина, оказался некудышным мужем, он поражал всех инфантильностью, показывал свое пренебрежение к супруге, да и попросту избегал близости с ней. С годами различия супругов не сглаживались, как бывает в других семьях, а, наоборот, обострялись. О любви вообще не шло даже и речи. Невозможным стало само существование под одной крышей.

В то время Петр III необыкновенно сильно увлекся фрейлиной двора Елизаветой Романовной Воронцовой, племянницей канцлера Воронцова и сестрой княгини Дашковой. Все придворные поражались выбору императора. Лизавета не могла сравниться по своим достоинствам с императрицей Екатериной. Дипломаты были единодушны в оценке новой пассии императора: «Ума в ней ни грана. Трудно представить женщину безобразнее ее, похожа она на трактирную служанку». Еще резче высказывался другой дипломат: «Бранится она как солдат, косоглаза, а при разговоре изо рта ее летит слюна и исходит зловонье». Сплетничали, что она напивается с Петром и порой дерется с ним. Французский посланник Брейтель сообщал в Версаль, что Елизавета Воронцова объявлена первой фавориткой и «что многие полагают, что если у любовницы родится мальчик, император провозгласит ее женой, а мальчика сделает наследником».

Удивительно народное восприятие власти. Народ, живший где-то далеко от золоченых чертогов и крайне редко лицезревший своих государей, всегда прислушивался своим большим ухом к тому, что доносилось до него из царского дворца, и затем безошибочно определял свои симпатии и антипатии. Дворцовые тайны существуют только для потомков и иностранцев. Для народа же тайн власти нет, и очень часто его глас действительно кажется гласом Божьим. Обычно подданные симпатизируют двум видам людей, оказавшимся на вершине власти: тиранам и страдальцам.В краткое царствование Петра III такой страдалицей в глазах народа стала императрица Екатерина. Спустя два года, уже после того как летом 1762 года она захватила власть и свергла мужа, московский генерал-губернатор граф Салтыков доложил Екатерине, что «между простым народом в употреблении ходит песня» о том самом роковом любовном треугольнике: Петр III – Екатерина – Воронцова. Это была песня о печальной судьбе брошенной жены-императрицы. Она начиналась словами: