Склонив набок голову, я с восхищением за ней наблюдал. Она стояла на трясущихся ногах, пока у нее, наконец, не подкосились колени, и она не рухнула на пол. Я присел рядом с ней, внимательно глядя на тело, из которого утекает жизнь. Она смотрела на меня, заглянув мне в глаза.

Я ни на секунду не отвел взгляд.

Она задыхалась. Захлёбывалась. Затем, издав последний хлюпающий хрип, она затихла. Руки упали вдоль тела, глаза застыли в мёртвом взгляде.

Я вздохнул и вытер об ее одежду лезвие своего ножа.

— Всё как я и думал… сплошное разочарование.

Поднявшись на ноги, я сунул руку в карман жилета и вытащил карты.

— Дама червей, — объявил я, проведя пальцем по собственноручно сделанной карте.

С одной стороны на меня неотрывно взирало нарисованное карандашом лицо миссис Дженкинс — ее точная копия. С отвращением скривив губы, я одним движением запястья швырнул карту в воздух, и она приземлилась на окровавленную грудь миссис Дженкинс.

— Одна готова, осталось ещё шесть.

Я вернулся к Куколке, которая всё также сидела на стуле. Проигрыватель по-прежнему играл любимые мелодии ее мамы. Я взглянул на ее пальцы и снова увидел, как они дернулись.

Вне всякого сомнения, она была там.

Наклонившись вперед, я приблизился губами к её уху.

— Куколка, милая, я вернулся, чтобы тебя забрать, — моё сознание заполнил исходящий от нее аромат роз, и я закрыл глаза. — Как и обещал.

Я сделал глубокий вдох.

— Нас ждут приключения, дорогая. Твой Белый Кролик пришел сюда, чтобы отвести тебя в Страну Чудес. Я нашёл в этом доме кроличью нору. В детстве мы столько лет безуспешно пытались ее разыскать. Но я нашел её, милая. И совсем скоро мы отправимся вниз по кроличьей норе.

Я закрыл глаза и вспомнил те дни…

— Сегодня мы обыщем восточное крыло, Кролик, — Куколка вытащила из переброшенной через плечо розовой сумочки нарисованную от руки карту и положила ее на пол. — Мы начнем отсюда и пройдём по всем комнатам, обыскивая каждый уголок, каждый закуток, каждую щель и каждую шатающую половицу.

Крайне взволнованная, она мне улыбнулась.

— Сегодня тот самый день, Кролик. Я это чувствую! — сказала она, как говорила всякий раз, когда мы обыскивали дом, а потом расстраивалась, так ничего и не обнаружив.

После безуспешных поисков она всегда обнимала меня за пояс, прижималась ко мне и говорила:

— Кролик, дорога в Страну Чудес точно здесь. Я это знаю… и однажды мы ее найдем. Найдём её и убежим. Ты и я, Кролик. И у нас начнётся самое увлекательное приключение. Я просто это знаю…

Куколка чуть дёрнула головой, пробудив меня от воспоминаний. И я улыбнулся, когда отошел назад, и увидел, что голубые глаза оторвались от окна и встретились с моим взглядом. В них ещё не было никаких признаков жизни. Ни малейших реальных проявлений того, что моя любимая со мной, но, тем не менее, она пошевелилась.

Она меня слышала.

Появилась хоть какая-то надежда.

— Я скоро вернусь, милая.

Я побежал к своей машине, вынул из багажника всё необходимое и помчался обратно по лестнице. Откинув ковер в конце коридора, я начал выпиливать пилой дыру в половицах. На это у меня ушел час. Затем я зашел в комнату миссис Дженкинс. Как и следовало ожидать, под матрасом у нее оказался тайник с деньгами: сотни и сотни тысяч долларов. И всё за обслуживание этих хищников. Деньги, которые она не могла положить в банк из боязни, что ей придется давать объяснения относительно источника полученных средств. Зло невидимкой таится в темноте.

Оставив у выпиленного отверстия принесенный из машины трос, я вернулся к Куколке. Я сложил в сумку ее помаду и духи. Положил к ним ее любимую книгу, проигрыватель и то, что осталось от старой куклы, которую она так обожала, и отнёс всё это к себе в машину. Через несколько минут я снова стоял перед ней. Я поднял ее вместе со стулом и, переступив через ещё не остывший труп миссис Дженкинс, вышел из комнаты. Я поставил рядом с дырой стул с сидящей в нем Куколкой и обвязал ее тросом вокруг пояса. Другой конец веревки я бросил через проделанное в полу отверстие на нижний этаж, именно туда, куда мне было нужно. Повернувшись к Куколке, я заметил, что ее рука сжата в кулак. Все это время она ее не разжимала. Заглянув в опущенные глаза Куколки, я наклонился и осторожно разжал ее пальцы.

Я порывисто выдохнул, увидев у нее в ладони знакомый блеск металла.

— Тик так, — машинально прошептал я, когда у меня перед глазами возникли мои старые карманные часы. Я с трудом сглотнул вставший в горле комок и вдруг заметил, что едва уловимое дыхание Куколки стало шумным и учащённым. Она снова смотрела на меня. Я взял у нее из руки часы и, привычным жестом приблизив их к уху, постучал по циферблату.

— Мы опоздаем, милая Куколка. Мы опоздаем.

Она повернулась ко мне, слегка склонив голову.

— Спускайся за мной в кроличью нору, Алиса.

Я побежал вниз по лестнице туда, где болтался конец веревки, и ухватился за нее. Этажом выше, на краю проделанной мною дыры, балансировал Куколкин стул. Я неотрывно смотрел на нее, мою застывшую ожившую куклу… как вдруг она взглянула вниз. И лишь на мгновение, на ничтожную долю секунды, я разглядел ее в глубине этих голубых глаз. Девочку, которая стала всей моей жизнью.

«Куколка».

Я осторожно дернул за веревку, и ее хрупкая фигурка, упав вперед, стремительно полетела в дыру и в мои объятья. Деревянный стул упал на пол, и у него отломились ножки. Прижав ее к груди, я поморщился. Ощущая ее близость, я с усилием втягивал носом воздух. Моё сознание приказывало мне ее бросить. Оттолкнуть ее прочь.

Она была совсем близко. Так тесно прижималась ко мне. Она уткнулась лицом мне в шею, и я почувствовал у себя на коже ее теплое дыхание. По спине пробежала такая сильная дрожь, что я с трудом подавил шипение. Я дышал, превозмогая мучительное напряжение, вызванное ее прикосновением.

«Кролик, это Куколка. Она не представляет угрозы. Она — твой мир».

Она была легкой, как пушинка. Меня окутал ее аромат.

Розы.

Розы.

Розы.

Затем она пошевелилась...

Я стоял, не шелохнувшись. Куколка откинула назад голову, и я увидел ее лицо. Когда она моргнула, у меня в груди сжалось сердце. Один раз, второй, третий, словно просыпаясь от глубокого сна. Ее некогда бледные щеки приобрели розовый оттенок. Она надула губки точно так же, как делала когда-то в детстве.

Ее глаза пробежали по комнате и, оглядевшись вокруг, скользнули к дыре, из которой она только что упала. Из груди у нее раздался тихий вздох, затем она медленно повернулась ко мне. Я затаил дыхание, когда она взглянула на меня своими голубыми глазами — уже не безжизненными, а ясными.

Она потерла веки, прогоняя сон, потом опустила руку, и ее рот приоткрылся, став похожим на маленькую букву "о". Не отводя от меня взгляда, она сглотнула, а затем сухо прошептала:

— Кро…Кролик?

Когда это имя слетело у нее с губ, я закрыл глаза. Ее охрипший голос был таким же сладким и мягким, как раньше.

Но ее протяжный техасский акцент исчез. Его место занял акцент, с которым она разговаривала во время своих "чаепитий". Английский. Моя Куколка вернулась ко мне с безупречным английским акцентом.

— Милая Куколка, — произнёс я низким, резким и срывающимся голосом.

Она застыла, и ее рот растянулся в широкой улыбке, на потрескавшихся губах заблестела розовая помада.

— Кролик, — снова проговорила она все еще надтреснутым голосом. — Мой Кролик. Мой глупый Кролик. Вернулся за мной.

Не успела она произнести эти слова, как улыбка исчезла у нее с лица с такой же стремительностью, с какой она только что упала из выпиленной мною дыры.

— Что такое, милая? — спросил я, крепче прижав ее к себе. Мне хотелось провести рукой по ее волосам. Хотелось поцеловать ее в голову, как в детстве. Но... но я просто… не мог. Одно то, что я держал ее в объятьях, уже причиняло мне нечеловеческую боль.