— Тик-так, — прошептал я, покачиваясь взад-вперед, взад-вперед. — Тик-так, тик-так, тик-так, тик-так…

Я пытался не думать обо всём этом.

— Кролик? Что-что случилось? — я почувствовал, как Куколка опустилась рядом со мной. Я вдохнул аромат роз, аромат духов, которыми она всегда душилась. Она ахнула.

— У тебя идёт кровь.

Она побежала в ванную. Вернувшись, она взяла из моей руки часы и накрыла мою ладонь полотенцем.

— Тебе больно? — спросила она.

Наконец, я поднял глаза. Она была одета в длинную белую ночную рубашку, но у нее в волосах по-прежнему был черный ободок, который она всегда носила. И в одной руке она держала свою куклу.

«Она сказала, что в мире есть плохие люди. Некоторые из них совсем рядом. Она сказала мне, что Алиса будет меня от них оберегать…»

У меня в голове вихрем завертелись ее слова двухлетней давности. Те самые, что перед смертью сказала ей её мама.

Плохие люди.

Она хотела уберечь Куколку от плохих людей.

Плохие люди совсем рядом.

Ее папа… её дяди…

— Где ты был? — спросила она.

Пока она это говорила, я заглянул в ее голубые глаза. Они снова стали печальными. Я не знал, что ей ответить.

— Я так по тебе скучала. Миссис Дженкинс сказала мне, что ты занят с моим папой и дядями, она выпятила нижнюю губу. — Слишком занят, чтобы меня навестить. Чтобы поиграть со мной и почитать.

Ее губа задрожала.

— Мне было так одиноко без тебя. А теперь ты такой грустный, — опустив плечи, сказала она. — Я не хочу, чтобы ты грустил.

Ее голос превратился в шепот. Я по-прежнему молчал, тогда она немного отстранилась и попыталась улыбнуться.

— Думаю, я знаю, от чего ты сразу почувствуешь себя лучше.

Куколка поднялась на ноги и кинулась старому розовому проигрывателю ее мамы, что стоял у нее на столе. Она включила его и начала танцевать.

И я наблюдал за ней. Не сводя с нее глаз, я смотрел, как она покачивалась и открывала рот под слова песни. Танцуя, она улыбалась…Потом у меня в голове всплыло другое воспоминание. Слова, что она сказала мне одним летним днем, когда мы лежали на ее покрывале для пикника.

«Я всегда танцую для моего папы и дядей. Они любят смотреть, как я танцую. Я часто это делаю… им нравится… они постоянно меня просят…»

— Прекрати, — тихим шёпотом произнёс я, но Куколка меня не услышала. Закрыв глаза и подняв вверх руки, она продолжала танцевать.

— Прекрати! — уже громче сказал я, но она по-прежнему не слышала.

— Да перестань ты, бл*дь! — закричал я, наконец, так громко, что мой голос пробился сквозь музыку, и воздух наполнился моим гневом.

Куколка остановилась и уставилась на меня огромными голубыми глазами.

— Кролик? — прошептала она, и ее нижняя губа снова задрожала.

— Выключи эту чертову музыку! — рявкнул я.

Расстроено понурив голову, Куколка сделала так, как я приказал. Смущенная и взволнованная, она обернулась, и мне, наконец, удалось протянуть руку. Она прижала к груди куклу, словно щит, но все равно вышла вперед. Когда она оказалась в пределах досягаемости, я схватил ее за руку и, потянув вниз, усадил ее рядом с собой.

— Больше никаких танцев.

— Почему? — она моргнула длинными ресницами. — Я люблю танцевать.

— Больше никаких танцев для твоего отца и дядей, — ещё строже сказал я, и Куколка покачала головой. — Пообещай мне.

Куколка помедлила.

— А можно… а можно мне танцевать хотя бы для тебя?

Я снова почувствовал в груди это странное чувство. То самое, что я испытывал только рядом с ней. То, от которого у меня сжималось сердце и сдавливало горло.

— Можешь танцевать для меня. Но только для меня.

— Хорошо, — она нервно повертела сложенными на коленях руками.

Я посмотрел на лежащие на полу часы.

— Я хочу тебя защитить, — проговорил я, и Куколка взглянула на меня. Я поднял часы окровавленной рукой. — Хочу уберечь тебя.

— От чего?

— От плохих людей, — ответил я. Куколка опустила глаза на куклу и кивнула. В знак того, что она меня поняла.

Она всегда меня понимала.

Но она и понятия не имела, какая опасность подстерегает ее в этом доме.

Куколка крепче сжала куклу.

— Кролик? — прошептала она. Я взглянул на нее. Она была такой красивой. — Тебе сейчас грустно? Я сердцем чувствую, что тебе очень грустно.

Я хотел было помотать головой. Хотел было сказать «нет», но открыв рот, кивнул и машинально прошептал: «да».

На глаза Куколки навернулись слёзы, она дернулась вперед и обняла меня за шею. Мы никогда не обнимались. По крайней мере, я никогда не обнимал ее в ответ — это она всегда обнимала меня. Но сегодня я позволил ей прижиматься ко мне дольше обычного. Я не стал ее прерывать. Не оттолкнул ее, как раньше, когда уже не мог больше выносить прикосновений.

Мне хотелось, чтобы ее объятья заменили их прикосновения.

— Ты странно пахнешь, — сказала она, уткнувшись мне в шею. — Ты пахнешь табачным дымом… как мои дяди и папа.

Я закрыл глаза и подумал о своих часах, подумал о том, как фокусировался на бегущих по циферблату стрелках, когда все это происходило.

— Кролик, как жаль, что мы не можем прямо сейчас сбежать в Страну Чудес. Мне… мне кажется, тебе это необходимо, — она вздохнула. И когда она это сделала, я почувствовал, что она улыбается. — Только представь себе все те приключения, которые мы могли бы пережить. Все те цвета и краски, которые мы бы увидели, и всех тех людей, которых бы мы повстречали. Нам бы только отыскать в этом доме кроличью нору… Где-то же она должна быть. Возможность убежать.

Я глубоко вздохнул и снова почувствовал запах духов ее мамы. Потом я подумал о ее дядях и папе. Вспомнил о тех детях, которых привозили сюда в фургонах по ночам. Теперь-то я понял, для чего. Я не знал, откуда взялись эти дети и кто они такие. Но теперь мистер Эрншоу и дяди прибрали и меня…

— Кролик? — Куколка медленно откинула назад голову. Она внимательно смотрела мне в глаза, и я попытался поймать ее взгляд. И вдруг, прежде чем я успел хоть что-нибудь сделать, она дернулась вперед, и ее губы внезапно прижались к моим губам. Я замер, не зная, как реагировать. Мой разум приказывал мне ее оттолкнуть, чтобы уберечь от приставшей ко мне мерзкой грязи. Пропитавшей каждый сантиметр моего тела. Но что-то у меня в груди подсказывало мне привлечь ее к себе. Удержать ее запах роз и сладкий вкус, вытеснив ими все плохое.

Тяжело дыша и задыхаясь, Куколка отпрянула. Широко распахнутыми глазами она глядела мне в лицо.

— Кролик…, — прошептала она и, подняв руки, прикоснулась к своим губам. — Я просто должна была это сделать…

Она сглотнула.

— Я не могла больше смотреть на то, как тебе плохо. И я была просто обязана тебя поцеловать, Кролик. Я была просто обязана…

Я молчал. Не мог говорить. Только чувствовал Куколку у себя на губах. Чувствовал Куколку на всей своей коже. Я хотел ее вернуть. Хотел снова прижать ее к себе. Вобрать в себя ее запах, чтобы он проник ко мне в кровь и в кости.

Я обнял ее рукой за шею и притянул к себе. Вскоре я ощутил, как по моей шее катятся ее слёзы, и наклонился к ней. Она всегда чувствовала всё, что чувствовал я. Я всегда чувствовал то же, что и она. К черту всех остальных. Есть только я и она.

Куколка обняла меня крепче, и я дал себе слово, что они никогда ее не тронут. Я никогда им этого не позволю. Вместо этого пусть забирают меня. Пусть делают со мной всё, что захотят. Я всё выдержу, чтобы только ее защитить. Чтобы только она оставалась такой чистой. Такой невинной.

Моей маленькой Алисой в Стране Чудес.

Но если они вдруг попытаются причинить ей боль, отобрать ее у меня, я убью их всех. Я не знаю, как и когда, но если они заставят ее плакать или сделают с ней то же, что и со мной…

…Я прикончу их всех к чертовой матери.

И я знаю, что мне это понравится.

Спустя шесть месяцев…