Я смотрю, как эта прекрасная женщина испуганно отступает от меня и прижимает сына. В её глазах стоят слёзы.

— Боже мой, Маша... неужели она до сих пор считает, что причиной той страшной беды стала я?

— Какой беды?

— Это... — она смотрит в сторону и выдавливает: — Когда твоя мама была студенткой, она дружила с нами, старшекурсниками. Лариса Домогарова была моей лучшей подругой и знала твою маму. Так получилось, что она быстро влилась в нашу компанию, но беда была в том, что выбрала себе уже занятого мужчину, моего мужа. Мы с Вовой были на последнем курсе, и в тот Новый год устроили вечеринку. Маша его... в общем, это не для детских ушей. Я только могу сказать, что на летних каникулах, после нашего выпуска кто-то напал на Машу и причинил ей много боли. Почему-то она решила, что я стала инициатором. С тех пор мы не общались, пока наши мужья не стали партнёрами. А тут волей-неволей пришлось общаться, в рамках вежливости. Ноя думала, что спустя столько лет она поняла нелепость своих предположений... оказывается, нет.

— Тётя Алиса...

В этот момент раздаётся трель входного звонка. Едва дворецкий впустил гостя, как слышится цокот каблуков и раздражённый голос мамы.

— Мелания, возьми Арсения и ступайте наверх, — испуганно говорит тётя Алиса. — Боюсь, твоя мама разозлится ещё больше, если увидит тебя здесь.

Отдав мне сына, она выпускает нас через боковую дверь, чмокнув напоследок ребёнка. Но я не ухожу. Сунув соску в рот Арсюшке, я качаю его, чтобы успокоить. Я должна знать, чего хочет мама. Прильнув ухом к двери, задерживаю дыхание и слушаю:

— Маша? — тётя Алиса взволнована, поэтому её голос звучит надломано и резко. — Что ты здесь делаешь?

— Я пришла попрощаться, Алиса, — смеётся мать, и мне становится страшно.

— О чём ты говоришь?!

— Ты одна? — мама не слушает вопроса или делает вид, что не слышит. — А где младшее отродье?

— Не смей так говорить о моих детях! — резко кричит тётя Алиса. — Убирайся из моего дома, если пришла оскорблять!

— О нет, я пришла сюда не за этим. Я пришла вернуть должок, стерва двуличная. Ты заплатишь мне за годы страданий и за бездетность.

— Маша, — тёте Алисе страшно, я слышу. У меня наворачиваются слёзы, но плакать нельзя, Арсюшка испугается и выдаст нас. — Маша, неужели ты до сих пор считаешь, что это я наняла тех парней?

— А кто ещё? — мама говорит спокойно, но от этого ещё страшней. — Ведь только ты знала, что было в ту новогоднюю ночь и что мой ребёнок от твоего драгоценного Вовочки.

— Нет, — тётя Алиса прислоняется к двери, будто хочет защитить. — Я никогда бы так не поступила! И с Вовой, мы тогда всё выяснили! — она уже кричит, не в силах сдерживать страх. — Я никогда бы не убила!

— Я тебе не верю. Я получила от тебя записку, с просьбой прийти в тот сквер. Я думала, что ты хочешь обсудить варианты, но вместо этого, — мама тоже сорвалась на крик, — но вместо этого на меня напали двое амбалов, изнасиловали и бросили подыхать! Ты хоть знаешь, каково это родить ребёнка на грязной земле... мёртвого ребёнка?.. И хоронить его мне пришлось самой, а потом эти твари снова пришли и уже избили меня, пообещав, что, если я расскажу, меня просто убьют. Ты хоть знаешь, каково это, потерять всё в девятнадцать лет?!

— Маша, это не я! Не я!

— Но ведь записку написала ты, и я храню её все годы как напоминание о предательстве и боли. И ты познаешь это, Алиса. Ты узнаешь каково это — терять детей.

— Нет, — за дверью она падает на колени и плачет. — Не трогай их, Маша. Я умоляю тебя, не трогай детей. Ты же не убийца.

— О, мне пришлось измениться, дорогая, — мама подошла поближе и усмехнулась. — Мне пришлось испепелить своё сердце, чтобы выжить. Прощай.

Я слышу, как она уходит. Тетя Алиса плачет и стонет, клянет мать и кричит, что она невиновна. Но, что она может ещё сказать? Я знаю маму, если она решила, что кто-то виновен, то её танком не сдвинешь с этого пути, она уничтожит человека.

Постучав, я открываю дверь и перешагиваю через ноги тёти. Арсюшка сосёт соску причмокивая. Присев, я заглядываю в заплаканное лицо:

— Тётя Алиса, где дядь Вова? Позвоните ему, пусть едет домой. Вам нельзя оставаться одной. И ребятам позвоните, пусть возвращаются, лучше всего будет на время уехать. У вас же есть дом заграницей? Тёть Алис, вы же знаете маму, она может быть страшным человеком. Пожалуйста, — я тоже плачу, — уезжайте!

— Что? Да, точно, — она вытирает слёзы и забирает сына, прижимая к груди. — Где мой телефон? Ах, — она оглядывается в поисках сотового и замечает его на полу, рядом с манежем.

Её руки дрожат, пока она набирает мужа и слушает гудки. Когда же раздаётся громкое да, тётя Алиса начинает кричать и плакать, бессвязно объясняя ему проблему. Я забираю телефон и рассказываю всё, что услышала. Дядя Вова говорит, что ему нужен час, чтобы добраться до дома. Он говорит запереть все двери и никого не впускать. Требует позвонить в полицию и обрисовать ситуацию.

Передаю сообщение тёте Алисе, она кивает и даёт распоряжение дворецкому. Но из-за метели городской телефон не работает, и сотовая связь постоянно барахлит. Она бросает трубку на диван и бежит на второй этаж.

— Мне надо собрать вещи, Мелания, ты можешь подержать Арсюшку?

— Да, конечно. — Я забираю ребёнка и иду следом, чтобы сын видел маму, ведь ему и так страшно.

Через пятьдесят минут, уложив несколько чемоданов вещей и документы, мы спускаемся на первый этаж, чтобы попить чай. Уже в дверях кухни мне кажется, что в воздухе чем-то пахнет. Слышен тихий щелчок за дверью. Тётя Алиса роняет сумку и толкает меня в коридор:

— Беги! Здесь газ!

Мы несёмся к чёрному входу рядом с кухней, через него ходят работники. Едва открыв замок и сделав шаг на улицу, одновременно слышим взрыв и оборачиваемся на дом. Тётя Алиса успевает отдать мне сына и толкнуть на снег. Я падаю и кричу, и вижу, как пламя охватывает мою любимую тётю, женщину, что заменила мне мать.

От страшного грохота я теряю на время слух, в голове стоит гул, поэтому не сразу замечаю, что с Арсением что-то не так. Опускаю голову, и упираюсь взглядом в его застывшие глаза.

Мой крик нем, я его не слышу, но спину обжигает жар и сознание уплывает...

Глава 16

Меня вырвало.

Я всё ещё там, на пожаре, и моё лицо горит. Одежда тлеет от падающих на нас кусков горящего дома, где-то кричат люди, орёт сирена и слышится дикий вой, от которого стынет кровь в жилах. То кричу я. И глаза маленького Арсюшки, которому я должна была стать крёстной, навсегда останутся в моей памяти, как и страшные мучения сгорающей заживо тёти Алисы.

— Тише, вот так. — Кто-то погладил меня по спине и прижал к груди. Кто? — Успокойся, девочка, сейчас ты здесь, всё хорошо. Это случилось давно, это просто воспоминания.

— Тётя Алиса, Арсюшка... — я разрыдалась, прижимая дрожащие руки к груди. — Больно, очень больно. Я больше не хочу их слышать! — Зажала уши, стараясь избавиться от криков в голове, но без толку.

— Знаю. Знаю милая, — ах, кажется, это Марина.

Я обняла её со всей силы и уткнулась в плечо, продолжая плакать. Мне страшно поворачиваться, кажется, что увижу горящий дом и обугленное тело Алисы Белоярцевой.

— Идиота кусок! — орёт Марина куда-то в сторону. — Если бы знала, что ты с ней сделаешь, никогда бы не позволила остаться вдвоём! Чем ты думал?!

— Она вспомнила, — Роман оправдывается, и садится на кровать, заглядывая мне в лицо. — Вспомнила.

— Ты её убьёшь когда-нибудь. Богдан Игоревич, дайте ей успокоительное, пожалуйста. Боюсь, что ей может стать много хуже.

— Я бы не хотел лишний раз травить организм химией, — отзывается доктор. — Ей нужно пережить это, Александра Владимировна.