— Тем более в январе и феврале, когда должны ягниться овцы!

Крэддок не хотел огорчать Берту, но, с другой стороны, понимал, что половина ягнят просто погибнет, если он лично не проследит за их появлением на свет.

— Нет, ты должен поехать, я так мечтала об этом.

Некоторое время Крэддок стоял с несчастным видом, опустив голову.

— Может, хватит хотя бы месяца? — поднял он глаза на Берту. — Я сделаю все, как ты захочешь.

То, что ее план пришелся Крэддоку явно не по душе, поразило Берту. Она настаивала на своем только потому, что он сопротивлялся, но как только Эдвард проявил уступчивость, Берта мгновенно раскаялась в собственном упрямстве.

— Какая же я эгоистка! — воскликнула она. — Эдди, я совсем не хочу, чтобы ты страдал. Я думала, что тебе будет интересно отправиться в путешествие, и так чудесно все распланировала. Нет, мы не поедем за границу; ненавижу Италию. Давай лучше на две недели съездим в Лондон, словно парочка настоящих провинциалов.

— Да тебе это не понравится!

— Еще как понравится. Я люблю все, что любишь ты. Какая разница, куда ехать, лишь бы вместе с тобой. Ты ведь не сердишься на меня, душа моя, нет?

Мистер Крэддок недвусмысленно дал понять, что не сердится.

Мисс Лей вопреки своей воле и по инициативе мисс Гловер оказалась вовлечена в благотворительную деятельность и теперь вязала детские носочки (как самые маленькие предметы одежды, которые могла изготовить). Когда Берта сообщила тетушке об изменившихся намерениях, та уронила петлю. Мисс Лей благоразумно промолчала, а про себя подумала, не ждать ли конца света. Планы племянницы рушатся, будто песочные замки, а она и довольна! Месяц назад Берта скорее переплыла бы море и одолела самую высокую горную кручу, нежели отказалась бы от завладевшей ею мысли. Воистину любовь — это умелый фокусник, который делает из льва агнца с той же легкостью, с какой превращает шейную косынку в цветочный горшок! Мисс Лей начала испытывать к Эдварду Крэддоку неподдельное уважение.

Последний, расставшись с Бертой, по дороге домой встретил линхэмского викария. Мистер Гловер был высоким угловатым мужчиной, худощавым, румяным и светловолосым. Он представлял собой несколько женоподобную копию своей сестры, но при этом распространял вокруг себя ощутимый запах антисептиков; мисс Лей божилась, что он пересыпает свою одежду йодоформом и каждый день принимает ванну с карболкой. Викарию было за сорок, он был энергичен, доброжелателен и ненавидел диссентеров.

— А, Крэддок, я как раз хотел с вами поговорить.

— Надеюсь, не насчет оглашения бракосочетания? Мы женимся по специальному разрешению[16].

Как многие сельские жители, Эдвард находил священников забавными (дескать, не стоит на них обижаться, поскольку духовный сан — единственная шутка в их жизни) и имел привычку относиться к викарию с большей долей юмора, нежели проявлялась у него в других сферах жизни. Викарий расхохотался: одна из лучших черт сельского духовенства состоит в том, что они искренне радуются шутливости своих прихожан.

— Стало быть, свадьба — дело решенное? Молодой человек, да вы просто счастливчик!

Крэддок взял мистера Гловера под руку с безотчетным дружелюбием, которое позволяло ему завоевывать расположение множества людей.

— Да, я счастливчик, — подтвердил он. — Понимаю, людям кажется странным, что Берта выходит за меня замуж, но… Мы с ней очень привязаны друг к другу, и я постараюсь сделать для нее все, что в моих силах. Сами знаете, викарий, я никогда не был бездельником и гулякой.

— Верно, юноша, — ответил викарий, тронутый откровенностью Крэддока. — Всем известно, что вы — человек надежный.

— Конечно, она могла бы выйти за мужчину с более высоким положением, однако я постараюсь сделать ее счастливой. Кроме того, у меня в отличие от других нет никаких секретов. Я почти так же чист перед Бертой, как и она передо мной.

— Не многие могут этим похвастаться, — заметил викарий.

— Прежде я не любил ни одной женщины, а что до… остального — ну да, я молод и иногда езжу в город, но мне самому всегда от этого тошно. Сельская жизнь и тяжелый труд — первое средство против всякой скверны.

— Очень рад слышать от вас эти слова, — сказал мистер Гловер. — Желаю вам счастья и верю, что оно у вас будет.

Викарий почувствовал слабый укол совести: поначалу он и сестра назвали этот союз mesalliance[17] (произношение у обоих было ужасное), и только осознав его неизбежность, почувствовали, что в их отношении к предстоящему событию не хватает христианской терпимости. Прощаясь, мужчины пожали друг другу руки.

— Надеюсь, вы не против, что я излил перед вами душу, — промолвил Крэддок. — В некотором роде это ведь ваша работа. Примерно о том же я хотел сказать мисс Лей, да все никак не получалось.

Глава VII

Ровно через месяц после совершеннолетия Берты, как и было объявлено, состоялось венчание, и молодожены отправились в Лондон, чтобы провести там медовый месяц. Берта, хоть и знала, что не сможет читать, все-таки взяла с собой книгу — «Размышления» Марка Аврелия, а Эдвард, находя поездки по железной дороге ужасно скучными, на этот случай приобрел «Тайну шестипалой дамы» — уж очень его привлекло название. Он твердо решил бороться со скукой и, разочарованный содержанием романа, купил на вокзале свежий номер «Спортинг таймс».

Когда поезд тронулся, Берта облегченно вздохнула:

— Уф, наконец-то мы одни. Теперь нам никто не помешает, и мы будем вместе до конца дней.

Крэддок опустил газету, которую по привычке развернул, расположившись в купе.

— Я тоже рад, что церемония закончилась.

— Знаешь, — сказала Берта, — по пути в церковь меня почему-то охватил страх! Я испугалась — а что, если тебя там нет? Вдруг ты передумал и сбежал?

— С какой стати мне передумывать? — рассмеялся Крэддок.

— Послушай, я не могу чинно сидеть напротив тебя, как будто мы женаты уже сто лет. Ну-ка, муженек, подвинься. — Берта уселась на сиденье Эдварда и прижалась к его плечу. — Скажи, что ты меня любишь.

— Я очень тебя люблю.

Он наклонился и поцеловал Берту, потом обнял за талию и привлек к себе. Крэддок изрядно волновался и ничуть не сожалел бы, если бы кто-нибудь из персонала поезда проигнорировал табличку с надписью «Молодожены» и вошел. В роли супруга он чувствовал себя скованно и до сих пор не мог привыкнуть к мысли о переменившемся финансовом положении — между поместьем Корт-Лейз и фермой Бьюли действительно лежала пропасть.

— Я так счастлива, — призналась Берта, — что мне иногда даже страшно. Думаешь, наше блаженство может длиться вечно? У меня есть все, о чем я мечтала в жизни, я целиком и полностью удовлетворена. — Она немного помолчала, гладя руки Крэддока. — Скажи, Эдди, ты всегда будешь любить меня? Даже когда я состарюсь и стану страшной?

— Я по натуре постоянен, — ответил он.

— Ах, ты даже не представляешь, как я тебя обожаю! — горячо воскликнула Берта. — Мои чувства к тебе никогда не переменятся, я буду любить тебя до последнего вздоха. Если бы ты только знал, что я испытываю!

С некоторых пор английский язык оказался бессилен выразить все богатство переполнявших Берту эмоций.

Они сняли номер в самом дорогом отеле. Крэддок благоразумно предложил выбрать что-нибудь поскромнее, но Берта и слышать ничего не хотела. Будучи аристократкой, она привыкла, чтобы все было по высшему разряду и, кроме того, так гордилась своей новой фамилией, что непременно желала записать ее в самом роскошном отеле Лондона.

Чем больше Берта узнавала характер мужа, тем сильнее им восхищалась. Ей нравились его простота и естественность. Она отбросила свои прежние взгляды, словно изношенный шелковый плащ, и завернулась в грубую домотканую материю, которая так шла ее супругу и повелителю. Берта находила очаровательным его детский восторг. Для Крэддока все было внове: он разражался хохотом, просматривая юмористические журнальчики, а в ежедневных изданиях постоянно находил утверждения, которые казались ему необычайно оригинальными. Это было невинное дитя природы, далекое от миллиона пороков цивилизации. Познать его натуру, по мнению Берты, означало познать всю добродетель и чистоту, силу и великодушие настоящего англичанина.