К кораблекрушению вице-адмирал отнесся философски:

— Утонуть можно не только в родной гавани, но и в домашней ванне! Найдите мне подшкипера, торопившегося попасть домой!

— Он утонул! — ответили ему.

— Вот видите, на все воля Божья! — назидательно поднял вверх палец Рюйтер. — Он пребывал в нетерпении, но так и не достиг земли, я его предостерегал, и я ступил на нее!

Дома Рюйтер поведал жене и детям, что отныне все они датские дворяне. Корнелия Энгель уже не вставала с постели.

— Как хорошо, что я дождалась тебя! — сказала она сидящему подле ее кровати мужу. — Теперь я могу умереть! Прошу тебя, держи только меня за руку, когда я буду отходить в мир иной! Мне очень страшно!

— Я буду теперь всегда с тобой рядом! Ты еще поправишься, и мы вырастим нашего маленького внука-карапуза! — как мог, отвлекал ее от мрачных мыслей муж.

— А где же наша жалованная грамота и фамильный герб? — поинтересовался несколько дней спустя пятнадцатилетний Енгель.

— Сейчас с ними знакомится царь морей Нептун! — отвечал Рюйтер. — Думается мне, однако, что даденный мне титул столь значителен, что отдавать он его не пожелает!

— И бог с ним совсем! — смахнула с глаз слезу жена, уж извещенная о крушении мужа ввиду родного дома. — Главное, что сам живым остался!

Зиму Рюйтер провел дома, а по весне, только похоронил жену, снова был вызван в адмиралтейство.

— Варварийские корсары продолжают стеснять нашу коммерцию в водах Леванта! — сказали ему.

— Что ж, я немного отдохнул и снова готов идти в море!

— Прекрасно! — захлопали в ладоши адмиралтейские начальники. — Мы даем вам девять кораблей, триста восемьдесят пушек и полторы тысячи людей. Ждем же одного: известий об усмирении зарвавшихся!

В конце мая 1661 года Рюйтер был уже в Средиземном море, где и крейсировал до глубокой осени. Узнав о прибытии своего старого недруга, мусульмане присмирели и почти не показывались из портов, предпочитая переждать голландскую напасть. Однако Рюйтеру все же удалось подстеречь и захватить их 22-пушечное судно с четырьмя десятками христианских невольников, которых немедленно освободили. Спустя некоторое время вице-адмирал пленил еще двух пиратов. После этого во главе всей эскадры он последовал к порту Фарина, где произвел предупредительную бомбардировку, а затем предложил варварийцам обменять захваченных в плен их соратников на находящихся в плену голландцев, что и было, естественно, немедленно исполнено. Тогда же Тунис поспешил заключить мир с Соединенными провинциями. Примеру Туниса последовал и дотоле несговорчивый Алжир. По заключении мира начались недовольство в голландских командах. Матросы, устав от долгого и бессмысленного, по их мнению, пребывания в море, требовали ухода в Голландию. О недовольстве Рюйтер немедленно сообщил в Амстердам. Оттуда велели следовать к родным берегам, потому что на смену рюйтеровской эскадре в Средиземное море выслана уже эскадра сына знаменитого Мартына Тромпа, контр-адмирала Корнелиуса.

К удивлению всей Голландии, смена командующих на Средиземноморье дала обратный эффект. Варварийцы, узнав, что страшного для них Рюйтера больше нет, а вместо него прибыл никому не известный Корнелий Тромп, вновь взялись за грабежи и насилие. Несмотря на то что Тромп пленил несколько пиратских судов и освободил несколько голландских, на пиратов это никакого впечатления не произвело: Рюйтера они боялись, а Тромпа игнорировали. Надо было что-то предпринимать, и адмиралтейский совет вновь решает послать в левантские воды Рюйтера.

— Я становлюсь у Генеральных штатов как пугало! — устало шутил вице-адмирал, привычно собираясь в очередной неблизкий вояж.

На этот раз в море он брал с собой и пятнадцатилетнего сына Енгеля.

— Мальчишке пора становиться моряком! — говорил он.

8 мая 1664 года Рюйтер вновь отправился на юг. Спустя месяц он был уже пред изменившим договору Алжиром. Услышав о приходе знаменитого адмирала, местный бейлербей тотчас освободил плененного голландского консула и прислал парламентеров. Те объявили, что их повелитель готов заключить новый трактат, согласно которому алжирцы получат право останавливать в море все голландские суда и проверять все товары, не произведенные в Голландии.

Рюйтер, выслушав все внимательно, сказал кратко:

— Вон отсюда! Я объявляю вам войну!

На следующий день к нему прибыли выгнанные давеча парламентеры. На этот раз они вели себя куда более вежливо:

— Мы готовы подтвердить все пункты старого трактата и более останавливать ваших купцов не будем, нам хватит довольствоваться иными!

— Что ж, — кивнул вице-адмирал. — Тогда скрепим наш договор печатями!

— Ну-с, что надлежит нам делать теперь, когда алжирцы приведены в должное чувство? — потер руки Рюйтер, когда парламентеры отъехали восвояси.

— На горизонте парус! — доложили ему с мачты. — Кажется это наша посыльная яхта!

— Если яхта, значит, новости, и вряд ли они будут хорошими, ибо отсутствие новостей и есть лучшая новость! — заметил кто-то из капитанов.

Так и произошло. Капитан яхты передал вице-адмиралу письмо голландского консула в Кадисе. Консул извещал командующего, что, согласно имеющимся сведениям, англичане в настоящий момент полным ходом снаряжают огромный военный флот, на который хотят посадить пятнадцать тысяч человек. Начальство над всей этой армадой берет на себя сам герцог Йоркский.

— Нас, судя по всему, ожидает новая большая драка с англичанами! — опечалился Рюйтер, прочитав письмо.

Консулу же он написал бумагу следующего содержания: «Я получил ваше письмо, извещающее о приготовлениях в Англии, и то, что дюк Йоркский сам идет в море. Это не страшно: в сражении он такой же человек, как и другой, и подобно каждому, может не избегнуть опасности. Кому страшны угрозы, пусть сидит дома и не ходит на войну. А мы с глубочайшим смирением будем ожидать предопределения Всевышнего. Если вы услышите что-либо более важное, то уведомите меня скорее, через Кадис или через Гибралтар».

А в это время англичане уже полным ходом торопились извлечь выгоды из обострившейся обстановки с Голландией. Некто Гольмес, капитан британского корабля, пиратски подстерег и взял у Зеленого мыса большое количество торговых судов, принадлежавших голландской Вест-Индской компании. Затем голландцы были беспардонно изгнаны из небольшой крепости на близлежащем от африканского берега острове Горей, а все хранившиеся там товары были захвачены. В ноябре 1663 года из Англии к берегам голландской Африки вышел 60-пушечный корабль «Джерси» под командой Ричарда Холмса, авантюриста и пирата, роялиста и любимца принца Руперта. Подойдя к западному побережью Африки, Холмс произвел там настоящий погром голландской торговли, перехватывая и пленяя беззащитные торговые суда, захватывая и отбирая у Голландии слабые прибрежные форты-фактории. Несмотря на то что Холмс для вида прикрывался флагом специально для него созданной некой Королевской африканской компании, в Гааге это никого не могло обмануть — англичане начали захват голландских колоний. Некоторое время Голландия делала вид, что ничего страшного не произошло, в надежде на то, что англичане сами поймут, сколь далеко они зашли в своих непомерных аппетитах и одумаются, но ничего подобного не произошло. Наоборот, в довершение всего, Лондон заявил, что отныне им принадлежат все африканские берега и голландцы обязаны покинуть все свои владения, расположенные там. Ответ последовал незамедлительно: Голландия начала снаряжать свой военный флот.

Рюйтеру в Средиземное море было послано распоряжение: не теряя времени и присоединив в пути к своей эскадре, все, что только возможно, спешить к берегам Гвинеи, чтобы отомстить за нанесенный англичанами ущерб, отобрать захваченные обманом крепости и нанести свой ответный удар. По существу, Рюйтеру было велено осуществить рейдерскую операцию по подрыву британской морской торговли. Основными условиями ее была быстрота и решительность. Пока англо-голландская ситуация висела еще на зыбкой грани полувойны-полумира, важно было не упустить момент и извлечь из него максимальную выгоду. Малая война уже началась. А в воздухе уже пахло настоящей большой войной.