Вне всяких сомнений, адмирал Сысоев был достойный человек и настоящий флотоводец, это признают все ветераны ВМФ. Что касается документов о трагедии «Харькова», хранящихся в архиве ФСБ, то рано или поздно, но гриф секретности с них будет снят. Тогда можно будет посмотреть объяснительные всех, кто находился в шлюпке «Способного» вечером 6 октября 1943 года. Честно говоря, мне очень хочется, чтобы имя адмирала Сысоева осталось незапятнанным.
История зверств капитана 3-го ранга Горшенина в отношении рядовых матросов — весьма знаковая. Дело в том, что до сегодняшнего дня у нас принято говорить обо всех сражавшихся в годы Великой Отечественной войне только хорошо или не говорить вообще. Все попытки сказать правду о фактическом поведении в боях некоторых из участников войны встречаются в штыки. Это и понятно. Память о Великой войне священна для каждого из нас, так как каждая семья (в том числе и наша) принесла в той войне свою жертву на алтарь Отечества. Именно поэтому каждый из участников той страшной битвы для нас дорог, как дорога сама память о Великой Победе.
Однако по прошествии 60 лет, может, надо все-таки понемногу приподнимать завесу умолчания над некоторыми «героями» той войны. Думаю, что настала пора! Это следует сделать хотя бы во имя светлой памяти тех, кто по-настоящему геройски дрался с врагом и сложил свои головы зачастую именно по вине этих самих «героев».
Взять, к примеру, командира гвардейского крейсера Черноморского флота «Красный Кавказ» капитана 2-го ранга, а впоследствии контр-адмирала Гущина Имя командира гвардейского крейсера вписано во все хроники Черноморского флота и военные энциклопедии. Во всех официальных изданиях Гущин упоминается прежде всего как герой Феодосийской операции, лихо ошвартовавший свой крейсер прямо у причала порта Феодосии. О собственном подвиге Гущин весьма подробно написал и в своих мемуарах.
В свое время автор этой книги был в достаточно близких и доверительных отношениях со старейшим из отечественных флотоводцев адмиралом флота Николаем Ивановичем Сергеевым.
Я не раз бывал у Николая Ивановича дома, и он очень много рассказывал мне о днях минувших. Записи этих разговоров до сих пор хранятся у меня на аудиокассетах.
Относительно Гущина адмирал флота Н.И. Сергеев рассказал мне следующее. Где-то в середине 70-х годов контр-адмирал в отставке Гущин приехал в Москву и пришел на прием к Сергееву, который тогда являлся начальником Главного штаба ВМФ.
Гущин просил Сергеева походайствовать перед главкомом ВМФ С.Г. Горшковым о представлении его к званию Героя Советского Союза за участие в Феодосийской десантной операции. Сергеев, по его словам, был до глубины души потрясен наглостью Гущина.
Дело в том, что в 1938 году Сергеев и Гущин вместе служили на Амурской флотилии. Именно тогда по доносу Гущина Сергеев и еще несколько командиров РККФ были брошены в застенки НКВД. Донос Гущина Сергееву показали сами чекисты. После объявления сына «врагом народа», не выдержав позора, умерла мать Сергеева. Только год спустя Сергеев вышел на свободу и вернулся на флот. Несколько человек, оклеветанных Гущиным, так и погибли в тюрьмах. Об этом начальник ГШ ВМФ и напомнил своему старому знакомому. После этого Сергеев прибавил, по его словам, следующее:
— Думаешь, мы с Горшковым забыли, что ты швартовал «Красный Кавказ» в Феодосии мертвецки пьяным! Убирайся вон!
После этого Гущин сразу же молча покинул кабинет НГШ, и более уже никого не донимал своими просьбами о «Золотой Звезде» Героя.
В разговоре со мной Сергеев пояснил, что именно из-за своего пьяного состояния Гущин не мог несколько раз подойти к причалам и высадить на берег десант. Легенда об отжимном ветре появилась гораздо позднее. Все это время корабль и сгрудившихся на его палубе людей в упор расстреливала немецкая артиллерия. Только тогда, когда прибежавший старпом оттолкнул Гущина и взял в свои руки командование кораблем, удалось ошвартовать корабль. Палуба «Красного Кавказа» к этому времени была залита кровью десятков, а может, и сотен (кто их считал!) погибших солдат и матросов.
Рассказ адмирала флота Н.С. Сергеева о визите к нему Гущина и состоявшемся между ними разговоре был еще при жизни Николая Ивановича Сергеева опубликован в газете «Красная Звезда» в записи журналиста капитана 2-ранга В. Марюхи и не вызвал тогда никакого непонимания со стороны ветеранов ЧФ.
Чтобы не быть голословным, приведу еще всего один документ, обнаруженный мной в ЦГА ВМФ.
«Совершенно секретно.
2 октября 1942 года Военкому линкора “Парижская Коммуна” т. Колодкину, военкому крейсера “Красный Кавказ” т. Щербаку, военкомам и начальнику политотдела эскадры Черноморского флота
Мне стало известно, что товарищ Колодкин: в конце августа месяца без разрешения сошел с корабля и уехал в город, где в 2 часа ночи был задержан обходом в нетрезвом состоянии. При этом Колодкин грубо себя вел с краснофлотцами обхода. 10 сентября тов. Колодкин вновь самовольно сошел с корабля и отсутствовал длительное время.
Товарищ Семин (начальник политотдела эскадры ЧФ. — В.Ш.) мне сообщает, что Колодкин ослабил свою работу на корабле и реже стал общаться с краснофлотцами.
Товарищ Щербак вместе с командиром товарищем Гущиным самовольно выехали в город Кобулети, где пьянствовали, в общественных местах появлялись в нетрезвом виде Товарищ Щербак потворствует пьянству Гущина, нередко сам принимает участие в выпивках.
Обоих я вас хорошо знаю, знаю, что вы в свое время хорошо работали и вели себя. Знаю вас, как способных политработников. По меньшей мере, странно услышать сейчас, что оба вы встали на неправильный путь, путь потери морального облика большевистского политработника. Как же вы можете вести борьбу с пьянством, если вы сами пьянствуете? Как же вы можете вести работу с самовольными отлучками, если сами их совершаете?
Нам не нужны такие политработники, которые пьянствуют и нарушают воинскую дисциплину, потворствуют пьянству и распущенности. Пьянствующий, недисциплинированный и оторвавшийся от бойцов политработник перестает быть душой и отцом краснофлотцев и их любимцем.
Хочу быть уверенным, что вы оба товарищи Колодкин и Щербак не замедлите исправиться и загладить свою вину активной работой и безупречным поведением.
Товарищу Вронскому (инспектору ПУ ЧФ. — В.Ш.) лично в ноябре месяце проверить работу и поведение товарища Колодкина и Щербака и донести мне.
Армейский комиссар 2 ранга И. Рогов».
Из воспоминаний вице-адмирала П.В. Уварова о совместной службе с Щербаком на линкоре «Севастополь»: «Служить с Григорием Ивановичем было легко и интересно. Затем Щербак занимал должность заместителя начальника политотдела эскадры. До последнего своего часа он сохранил в себе “комиссарскую жилку” — всегда был с молодежью, всегда с людьми. Бывалому моряку, прошедшему горнило войны, было о чем рассказать…»
Думается, что приведенные выше документ и отрывок из воспоминаний не нуждаются ни в каких комментариях.
Однако вернемся к событиям 6 октября 1943 года. Помимо зверств капитана 3-го ранга Горшенина было еще два негативных случая поведения людей в воде. Оба они достойны презрения, хотя конечно же не идут ни в какое сравнение с показательными казнями командира «Способного».
И снова обратимся к политдонесению: «Врач 1-го дивизиона эсминцев Бойко, будучи на корабле, вел себя мужественно, оказывал большую помощь раненным. После гибели корабля плавал в воде и, обвязавшись двумя койками и спасательным поясом, никого близко к себе не подпускал, боясь, чтобы у него не попросили пояса или койку. Когда его подобрали на борт эсминца “Способный”, то он сошел с ума. Погиб вместе с кораблем.
Старшина 2 статьи Ляшко с эсминца “Беспощадный”, плавая в воде, после гибели корабля, имел у себя два спасательных пояса и спасательный круг. Когда у него просили ослабевшие краснофлотцы дать или пояс или круг, Ляшко B.C. отвечал: “Я свою шкуру спасаю!” и никому ничего не давал».