При каждом отделении состояли три няньки, которые прислуживали за столом воспитанников, чистили одежду их, убирали спальни. Вся остальная прислуга была мужская. В помощь дежурным дамам при каждой роте состояли двое дядек из заслуженных отставных унтер-офицеров, которые дежурили через день и находились при воспитанниках только в рекреационное время.

Курс обучения Александровского корпуса был элементарный и состоял из четырех классов. Младший класс назывался приемным, сюда поступали дети, не знавшие грамоты. Кроме того, было еще три класса, из них каждый разделялся на три параллельные отделения, так что всего было 10 классных отделений на 400 человек, то есть средним числом на класс приходилось по 40 человек.

Для поступления в заведение экзамена не требовалось, подвергали же детей испытанию, чтобы правильно распределить по классам: большая же часть поступающих ничего не знала и потому прямо поступала в приемный класс, обыкновенно самый многочисленный по своему составу. Так как дети поступали в заведение различного возраста, то и время их пребывания в заведении было различно. Поступивший, например, девяти лет с месяцами оставался в корпусе всего один год, а поступивший пяти лет был пять, а иногда и шесть лет в заведении. Таким образом, правильно прошедших все четыре класса заведения и окончивших элементарный курс было довольно мало, большинство же проходило два и, много, три класса.

Классная дисциплина вообще была очень строга; но дети привыкали к ней очень скоро, вследствие совершенно одинаковых требований всех учителей. О всяком желании своем ученик заявлял поднятием руки, ожидая вопроса со стороны учителя. Без приказания учителя на столах не появлялось ни книги, ни тетради. Учителя наблюдали, чтобы дети сидели прямо, заложив обе руки назад.

Все эти правила классной дисциплины и самый метод преподавания были введены и поддерживались в заведении бывшим в то время инспектором классов полковником Федором Федоровичем Мецом, который жил около двух лет за границей, преимущественно в Германии и Швейцарии, куда он был командирован для изучения методов преподавания в начальных школах. Имея в своем распоряжении довольно слабый состав учителей, Федор Федорович умел, однако, научить их тем приемам, которые были наиболее целесообразны при обучении малолетних детей. Но при высокой подготовке учителей они большей частью усвоили только внешнюю форму, внешние приемы преподавания, а самое преподавание отличалось довольно бедным содержанием, что особенно было заметно в учителях русского языка, от которых требовалось также сообщение детям сведений из естественной истории и географии. Лучше всего велось дело по арифметике<…>; по иностранным же языкам была в буквальном смысле слова «долбня».

Наказания велись в классах в самых широких размерах. В руках учителя находились следующие наказания: заставляли ребенка стоять на месте более или менее продолжительное время; ставили к стене или в угол; высылали из класса за дверь; ставили в журнал дурной балл (даже и за невнимание); записывали в классный журнал (обе последние меры считались особенно сильными, так как дурные баллы и записи выписывались к воскресенью в особую книгу, и классные дамы оставляли записанных без последнего блюда и ставили стоять на час или полтора во время игр); приносилась жалоба инспектору классов, причем обыкновенно дело кончалось розгами.

Надо отдать справедливость учителям, которые никогда не прибегали к собственноручной расправе <…>. Тасканье за волосы, за уши и т. п. меры, столь распространенные в то время в других заведениях, здесь никогда не применялись.

К мерам поощрения относились: постановка в журнал хорошего балла (в заведении принята была 12-балльная система); письменное заявление в журнале о хорошем учении; пересаживание учеников с места на место.

Последняя мера считалась особенно важной. В начале курса все ученики рассаживались по скамейкам по старшинству баллов, полученных ими на переводном экзамене. Учитель за хороший ответ пересаживал выше, а за дурной — ниже, так что через несколько дней после начала курса дети у каждого учителя сидели в особом порядке, и притом порядок этот изменялся почти каждый урок. Сами дети хорошо помнили порядок для каждого учителя и строго удерживали его.

Кроме этих мер в руках начальства были и более строгие наказания и поощрения. За хорошие успехи назначали подарки, записывали фамилию на красную доску, а за упорную леность и дурное поведение — на черную доску. Черная доска считалась столь важным наказанием, что разом даже не записывалась вся фамилия мальчика, а сперва писали первую букву фамилии, потом вторую и т. д. В продолжение пяти лет моего пребывания в заведении на черной доске ни разу не было написано более трех букв, да и то только однажды. <…>

Пропуски уроков учителями бывали очень редки. Учителя жили тут же в здании, имели занятия только в заведении, поэтому были всецело преданы ему и приходили в классы, даже будучи не совсем здоровыми. В случае продолжительной болезни учителя уроки его обыкновенно занимала дежурная классная дама, которая исключительно занималась с детьми французским языком.

Классные занятия продолжались от 15 августа до 15 июня. В конце учебного года производились экзамены, но не по всем предметам, а по одному или двум, по назначению инспектора классов. О дне экзамена заранее не объявлялось, только в старшем классе это было известно дня за два. В то время, как в одном классном отделении производился экзамен, во всех остальных классах шли обычные занятия. Цель экзамена, как видно, заключалась в контролировании учителя; принятый же порядок экзамена, то есть назначение его только по некоторым предметам и без предварительного приготовления, не обременял детей и не выводил их из обычного строя жизни, и потому можно считать вполне правильным.

По окончании годовых занятий лучшим ученикам назначались подарки, состоявшие из книг. Ко дню, назначенному для раздачи наград, все заслужившие их дети долго приготовлялись у танцмейстера и его помощников, как подходить к столу, кланяться на три стороны, принимать подарки, отступать два шага, снова кланяться на три стороны, а затем уходить на место. Раздача производилась в присутствии многочисленной публики, приглашенной из Петербурга, и каждому мальчику вручались подарки при звуках труб и литавр, игравших туш. <…>

Ближайшими и непосредственными воспитателями детей Александровского корпуса были классные дамы. Поступивший в корпус ребенок оставался до выхода из него у одной и той же дамы, исключая того случая, когда он по годам своим должен был пройти через малолетнее отделение. Во всех своих нуждах ребенок обращался к своей даме, которая должна была заменить ему родную мать. Классными дамами определялись только девицы или вдовы, причем последние могли иметь при себе малолетних детей; это постановлено было для того, чтобы дамы не отвлекались заботами о своем семействе и всецело посвящали себя своим питомцам. Чтобы снять с воспитательницы по возможности все заботы по хозяйству, им полагался казенный стол (обед и ужин); чтобы, наконец, воспитательница могла постоянно, во всякое время следить за вверенными ей детьми, она имела свою квартиру, расположенную рядом с детской спальней, и одна комната ее была, так сказать, детской ее питомцев; здесь дети занимались приготовлением уроков, здесь они играли, если занятий не было, и здесь же несколько человек ее отделения проводили свободное свое время, особенно во время праздников.

Малолетнее отделение, в которое я поступил в августе 1841 года и в котором находился до половины марта 1843 года, помещалось совершенно отдельно от других воспитанников. Классная дама сама отпускала детей в классы, а по окончании классов дети приходили прямо на квартиру дамы. Только во время стола дети находились в общей столовой с другими возрастами, все же остальное время они оставались лишь под надзором своей дамы, которая по своему усмотрению ходила с ними гулять в сад или по коридору.