Брови его многозначительно пошевелились. Роксана хихикнула.

— Ты это делаешь как страшный-страшный серый волк из детского спектакля.

— И ты не боишься меня?

— Ни капельки! — Роксана постучала вареным яйцом о стол, разбивая скорлупу. — Тетя научила меня, как обращаться с большими нехорошими волками.

— О Господи, куда ни сунешься — везде тетя! — Брэм распаковал стаканчик с ананасовым йогуртом. — А тебе известно, что эти профессиональные старые девы-тети губительно действуют на психику молоденьких особ женского пола?

— А с чего ты взял, что она была старой девой?

— Ты хочешь сказать, что это не так?

Роксана потянулась за солью.

— Все так. Правда, тетя Матильда говорила, что не вышла замуж лишь потому, что не увидела в этом смысла.

Брэм театрально всплеснул руками.

— Ну, что я говорил! Вот откуда в тебе это стародевическое жеманство…

— Жеманство — это слишком сильно сказано. Простое…

— Не спорь, — прервал ее Брэм. — Я по роду профессии немножко психолог, и читать чужие души для меня дело обычное.

— Так ты у нас душевед, — сказала Роксана, расправляясь с яйцом. — И ты всегда попадаешь в точку?

— Всегда, — горделиво отозвался Брэм. — Итак, я жду рассказа о жизни, о семье и особенно о тетушке Матильде.

Роксана открыла пакет с крекерами, приводя в порядок мысли и чувствуя, что Брэм наблюдает за выражением ее лица, за каждым ее движением. Она подняла голову.

— О братьях-близнецах и о том, что я из Чикаго, ты уже знаешь!

Голова Брэма утвердительно качнулась.

— Зато не знаю, каким образом Роксана Мердок оказалась в Миннеаполисе.

— Все дело в тете Матильде. — Проигнорировав его громогласное "Ага!", Роксана продолжила: — Она на двадцать лет старше мамы, и сразу после окончания мною школы попала в аварию, сломала позвоночник и оказалась прикованной к инвалидной коляске. Поскольку в Миннеаполисе неплохой финансовый факультет, я переехала к ней. Три года назад она умерла — ей был восемьдесят один год.

— И тогда же ты ощутила себя большой и открыла свою контору?

— Нет. Контору я открыла два года назад, — уточнила Роксана и глотнула кофе. — Я пять лет проработала простой служащей и усвоила, что незамужние женщины до конца жизни всего лишь "девочки", а холостые мужчины — "коллеги".

Беспечность слетела с лица Роксаны, а в голосе ее зазвенели металлические нотки.

— Каждый раз, когда я пыталась продвинуться по работе, менее квалифицированный сотрудник-мужчина получал должность, прибавку и все остальное, а мне доставалось его прежнее место. Я решила открыть собственное дело потому, что плясать под чужую дуду мне надоело. Я знала, что если мой бизнес и прогорит, то не из-за моего плохого руководства…

— И вовсе не так все было, — категорически возразил Брэм. — Просто ты подсознательно стремилась освободиться от чужого авторитета и отказаться от роли вечной няньки… А что, маме и братьям ты тоже все время помогала, а?

— Предположим. И что из этого?

Брэм развел руками.

— Сначала, сама еще школьница, — нянька для тетки. Затем — последующие лет десять — вторая мама для собственных братьев. При этом — сплошные успехи на личном фронте и в служебной карьере…

Губы Роксаны дрогнули.

— Понимаешь, о чем я говорю? — спросил Брэм. — Ты все это время исполняла обязанности, а не жила. И когда ты открыла "Приветствия", накопленная энергия вырвалась наружу. И все же не очень-то уютно ты чувствуешь себя под этими костюмами и масками.

— Гм! Никогда не смотрела на себя с такой стороны. Впрочем, я же не психолог…

— Кстати, университет ты закончила?

Роксана помедлила, прежде чем ответить:

— Нет. Я поняла вдруг, что жизненный опыт — сам по себе непреходящая ценность. Работа в офисе тоже была своего рода образованием: когда постоянно общаешься с людьми, растешь очень быстро.

— И ты с головой ушла в работу?

— Откуда такая смелость в выводах? — Роксана собрала мусор со стола и бросила его в чашку.

Брэм откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

— Можешь называть это шестым чувством.

— Сперва абсолютная память, потом — дар психолога, а теперь еще и шестое чувство… Самоуверены же вы, мистер Тэйлор!

— Ладно, ладно, — улыбнулся он, — лучше выпей кофе, пока не потеряла опять человеческое лицо.

Роксана поперхнулась, вспомнив свое отражение в зеркале. "Человеческое лицо!" Смейся, смейся, Абрахам Тэйлор. Еще не вечер!

— Мне не нравится легкость, с которой ты делаешь выводы, — заметила она.

Брэм снова развел руками.

— Как сказал бы Шерлок Холмс — никаких фокусов, одна дедукция. Ты без конца беспокоишься о своем деле, и в то же время не стремишься никому сообщить, где ты находишься. От вопроса об ухажере ты ушла, а твой спич о собственном бизнесе сказал мне очень многое. Я почти уверен, например, что тете Матильде не понравился твой парень, и ты с ним рассталась.

В глазах Роксаны появилось изумление.

— Потрясающе! Тетя действительно не одобрила его, и я действительно с ним рассталась. — Она пристально посмотрела на Брэма. — Интересно, что бы сказала тетя о тебе?

Брэм перегнулся через стол и положил руку ей на щеку.

— Об этом не волнуйся. Важно, чтобы ты хорошо относилась ко мне, а я — к тебе. Остальное нас не должно волновать.

Брэм казался очень возбужденным. Лицо его неумолимо приближалось к ней, и у Роксаны остановилось дыхание. Если ничего сейчас не сделать, он ее поцелует, и тогда она, чего доброго, не выдержит и поцелует его в ответ, и неизвестно, чем все это кончится…

— Что? — озадаченно переспросил Брэм, откинув голову назад. — Что ты спросила?

— Я сказала, — переводя дыхание, заметила она, — что твоей маме пришлось, вероятно, немало потрудиться, чтобы сделать тебя таким блистательно самоуверенным.

— Да, пожалуй. Они с отцом во всем поддерживали меня. Я потерял их обоих, когда мне стукнуло девятнадцать. Но они всегда со мной, я чувствую их незримое присутствие.

Роксану тронул ответ.

— Ты удивительно сказал, — промолвила она. — Люди гораздо чаще склонны обвинять родителей во всех своих недостатках и проблемах… А что же сталось с девятнадцатилетним Брэмом Тэйлором?

— Четыре года служил в доблестной американской армии — в авиации, затем вернулся домой, в Миннесоту, получил степень магистра бизнеса и продолжил дело отца — избрал банковскую карьеру.

— А как насчет женщин? Тех, что помогают расти и мужать?

Теперь был ее черед задавать вопросы.

— Было несколько интенсивных увлечений, — с легкостью откликнулся Брэм. — Но в конце концов я понимал, что это все было не то. С годами начинаешь понимать разницу между любовью и влечением и ищешь женщину, которая вызывает огонь в сердце, а не — прошу прощения — зуд в штанах.

Роксана снова почувствовала себя неуютно и отвела взгляд. Она пробежала глазами по стене, и внимание ее привлекли настенные часы.

— А не включить ли нам радио? Новости через минуту, и, кто знает, может быть на этот раз прогноз окажется более благоприятным, и сегодня в полдень ты уже будешь есть кокос в Санта-Крусе.

Брэм вышел из комнаты, а Роксана осталась сидеть на стуле — прямая и напряженная.

Что за чушь! Все, что намеревался сделать этот мужчина — это поцеловать ее, а она запаниковала. Между тем Брэм Тэйлор определенно умел целоваться. Роксана провела языком по губам, вспоминая его губы… его руки, в которых так легко было потеряться…

По спине у нее пробежал озноб. Еще минута — и она забудет о своем достоинстве, и тогда — конец всем ее потугам обрести самостоятельность, стать на ноги, почувствовать себя значимой… Поднявшись с кресла, она подошла к окну и выглянула на улицу.

— Черт побери, матушка-природа, почему бы тебе не сделать небольшой перерывчик, чтобы я успела выбраться отсюда до того, как…

Она замолчала, не окончив фразу.

Брэм застыл в дверном проеме. Роксана сидела полубоком к нему и читала вчерашнюю газету, так что открытыми оставались только ноги — в белых хлопчатобумажных носках, согнутые в коленях, сияющие глянцевитой белизной. "Ноги танцовщицы, — подытожил Брэм. — Даже в сухощавых лодыжках чувствуется сила. А как завлекательно они выглядели в обрамлении лазурных шелковых лент, во время пляски!"