Она не видела, как вода — вся разом — загустела, замерла. Замедлился, становясь вязким и прозрачным, поток, изливавшийся с небес снаружи, застыла вся вода на многие десятки метров. Вместе с ней застыли немногие живые существа, не сумевшие убраться подальше: рыбы в воде, насекомые под листьями и травинками, мелкие зверьки в дуплах…

И сияние, что голубело в пещере, разлилось на всю эту застылость, высвечивая мельчайшие детали, проникая внутрь всего живого. Деревья и травы стекленели до самой сердцевины, рыбы, зверьки и насекомые стали прозрачными, слоисто являя миру строение мышц, органов и костей.

И воцарилась тишина…

В тишине возник низкий рокочущий звук. Какой-то крупный предмет плыл — иначе не скажешь — через остановившийся дождь. Медленно, с натугой пробивался он сквозь плотную массу воды. Там, откуда он вдавился в поток, шёл обычный, хотя и сильный, дождик. Вода становилась плотнее постепенно, одновременно приобретая голубой отсвет.

Сопротивление было столь велико, что сжигавшая все запасы машина уже не могла бы вернуться. Человек, сидевший за штурвалом, выжимал из двигателя все резервы, надеясь, что прочный обтекаемый корпус выдержит нагрузку, на которую, в общем-то, рассчитан не был.

И машины прошла, протиснулась.

Скользнув над поверхностью озера, она вдвинулась в зев пещеры до половины, да так и застряла. Двигатель облегчённо сбавил обороты и затих. Человек за штурвалом всмотрелся сквозь переднее стекло: довольно обширная, высвеченная голубым сиянием полость с провалом в самом дальнем углу, ровная поверхность воды, залившая песчаный пол, несколько крупных валунов… За одним из которых и лежало скорчившееся тело. Видимо, это и был тот, ради кого человек в машине, услышавший отчаянный призыв, повернул и помчался на зов.

Боковая дверца, скользнув по пазам, спряталась в стенке, человек оставил кабину, спрыгнул в воду и передёрнулся, сразу продрогнув до костей. «Вода» под его ногами расступалась крайне медленно, неохотно, будто густое желе… или смола… она тянулась следом за ногами длинными светящимися нитями… чёрт его знает, что это было — но на воду оно не походило!

С трудом передвигая ноги, мужчина побрёл к неподвижному телу. Он быстро понял, что по берегу идти будет легче, чем по «воде», выбрел на сушу и припустил было, но сразу осадил себя: не хватало сломать ноги в этом диком месте и стать здесь второй жертвой. Осторожно обходя каменный хлам, он добрался, наконец, до лежащего, присел на корточки… И обнаружил, что это девушка. Подросток, если точнее. Худенькое тело в длинном тёмном платье лежало на боку, в позе эмбриона, сжавшись сколь могло плотно — видимо, в попытке согреться. Мужчину и самого уже потряхивало от невозможного в это время года холода, дыхание облачком срывалось с губ и тут же уплывало вверх. А вот её дыхания он не видел. Боясь, что опоздал, коснулся шеи девушки — и рука его сама собой отдёрнулась: тело было холодным, холоднее льда, и твёрдым! Но испугало другое: руку прошил разряд. Словно током. Всякое видевший на своём веку, мужчина почувствовал оторопь и ирреальный страх, как в детстве… Мысленно обругав себя, снова коснулся лежащей, уже готовый встретить удар, и принял второй разряд спокойней. Ток пронзил его с ног до головы и никуда не ушёл, напротив — вызвал в крови и костях неведомый отклик…

И всё-таки, изумлённо вскрикнув, он не выдержал — опять отдёрнул руку, а полученный заряд заметался, заколобродил в его теле, клетки отвечали вразнобой, голова кружилась и гудела… Но он знал теперь, что девушка жива. Вот знал и всё тут. И ещё понял — надо уходить отсюда.

Подсунув под неё руки, он получил очередной удар, но поднял лёгкое тело и, обходя камни, потащился к машине… Смог подняться в кабину, поместил по-прежнему неподвижную находку в соседнее кресло, пристегнул фиксаторами, зафиксировался сам… А вот как выводил машину под затихавший дождь и взлетал, он уже не помнил.

Ночное дежурство подходило к концу. Ещё час-полтора — и можно будет сдать вахту и отправиться спать. Все патрульные экипажи разлетелись по участкам — случай достаточно редкий, но не исключительный, время от времени такое случалось. Основное количество вылетов пришлось на первую половину дежурства, и сначала он даже хотел вызвать из казармы резерв, но ближе к утру успокоился, ведь вроде всё было тихо.

Тихо в диспетчерской. Так тихо, что начинаешь клевать носом над пультом. Чтоб встряхнуться, он встал, выполнил несколько танцующих, скользящих движений с неожиданными перетеканиями, поворотами и замираниями, и подошёл к широкому панорамному окну.

За окном темнела ночь, только на посадочном поле причальные огни горели зелёными звёздами, да габаритные рдели угольками. В тишине диспетчерской не слышно ни воя ветра, ни дробного стука дождя. Он посочувствовал ребятам из патруля. Плохо сейчас в рейде. Работка не для всякого, любой горожанин это знает, и всё же из года в год почти каждый в возрасте от двадцати одного до сорока пяти, не теряя надежды, заявляет о своей готовности принять участие в конкурсе. Обычно требуется тысяча-полторы, а претендентов набирается на порядок больше. И никого не смущает, что набирают чаще не в Десант или Патруль, а в отдел Порядка: система Контроля велика, попасть в неё — проблема, но уж попав, можно оказаться в любом отделе…

Он вернулся в кресло, посмотрел на мигающие часы — надо же, как тянется время… И, видимо, всё же задремал, потому что, когда снова увидел монитор, обнаружил, что один час куда-то делся.

…Тишину вспорол резкий сигнал экстренного вызова. Тычком выключив сирену, Джей взглянул в обведённое пульсирующей рамкой лицо одного из наблюдателей, — тот явно был встревожен больше, чем хотел показать, и сразу нервно затарахел:

— Джей, на северной границе моего участка появилось отчётливое световое пятно. Похоже на промышленный выход, хотя и не очень… Приборы ничего не показывают, то есть, они показывают, но лучше бы вообще ничего не показывали, чем то, что, они сейчас вытворяют… Я не знаю, что это может быть! Вышли кого-нибудь, пусть взглянут!

— Спокойно, Танди, что-нибудь придумаем, — рассеянно ответил Джей, выводя на свой экран показатели с его пульта. Приборы Танди, как и сам Танди, были в панике. И десант высылать надо было срочно. Вот только высылать-то было некого.

Джей затребовал сразу два канала: ангар и казарму. Ангар ответил раньше.

— Ребята, срочно подгоните к насесту «Черепаху», «Утюг» или лучше «Каплю». В полной готовности! Это всё.

— Привет, «наседка», зачем тебе «Капля», да ещё на взводе? — вахтенный резерва был бодр, хотя и немного растрёпан.

— Потом расскажу. Поднимай своих ребят, ориентировку получите у Танди. А, да — и мне высылай дублёра — «насест» пустой. Я пошёл!

За несколько секунд этих переговоров Джей успел натянуть средний десантный комбинезон, обычно от профилактики до профилактики пылившийся без употребления. Надевали его только на спор да в случае учебной тревоги — потому что до настоящей дело в диспетчерской ни разу не доходило. Несколько поколений диспетчеров и десантников тренировали на этом факте своё остроумие, «насест», кстати — тоже продукт их словотворчества. Старшее начальство жаргона не признавало и делало вид, что никогда его не слышало, как будто каждый из офицеров не прошёл в своё время через десант и все остальные подразделения…

Распахнув дверь, Джей зажмурился на пару секунд: как раз в этот момент ударила молния. Проморгавшись, сквозь пелену дождя разглядел, что «Капля» с номером 12 висит у самых перил — вниз сбегала мокрая лестница — и мысленно похвалил техников: учли, что спуск, да ещё в такую погоду, дело долгое и рискованное. Он перемахнул через перила, пролетел над нешироким тёмным провалом и мягко упал в кабину. Киберпилот закрыл люк и отчалил от диспетчерской.

Джей поднялся, сел в кресло, развернул машину на север и погнал на максимуме. И только после набора высоты, оторвав от подлокотника потяжелевшую руку, включил связь. В эфире было шумно — дублёр ещё не добрался до диспетчерской, а десантники — до катеров, вахтенный докладывал по инстанции о срочном вызове, командиры пытались узнать подробности, и где-то едва слышно было, как Танди безуспешно старался связаться с Джеем, он вызывал диспетчерскую, а та, естественно, не отвечала…