Был седьмой час утра, когда Федька зашел за Анной Ивановной.

Ночью, прекратился, наконец, снегопад, длившийся двое суток. Безветренная, спокойная тишина стояла над деревней. В темноте подмигивали кое-где желтым глазком огоньки в избах. Приглушенно и, казалось, очень далеко лаяли собаки.

Старая женщина и мальчик сошли с обледенелого крыльца и двинулись по узенькой стежке, протоптанной в чистом глубоком снегу. Глаза скоро привыкли к темноте, к тому же снег светлил все вокруг, и Анна Ивановна хорошо различала впереди себя небольшую фигурку с задранной головой: ушанка налезала Федьке на глаза.

Стараясь ступать в ямки — следы чьих-то огромных валенок, — Анна Ивановна думала о том, что она скажет в школе.

Учительница-пенсионерка, она приехала в гости к дочери, колхозному агроному, возилась с полуторагодовалым внуком и дней пять сидела себе в избе спокойно. А на шестой день, придя на ферму за молоком, встретила учительницу. Разговорилась о школе. И вот теперь ока пробивается сквозь снега, чтобы посмотреть, что и как рисуют дети, посоветовать, поделиться опытом. А опыт у нее и правда есть — сколько лет преподавала рисование в школах, да и выйдя на пенсию, не порвала с любимым делом: ведет шефский кружок при домоуправлении.

Что-то как стало трудно идти? Валенки вязнут — не вытащишь…

В следующую секунду улетучились мысли о рисовании, исчезла маячившая впереди фигурка: Анна Ивановна провалилась в снег выше колен.

— Федя! Федя! — закричала она. — Где ты?

Приглядевшись в потемках, она увидела в нескольких шагах от себя что-то черное, скачущее. Да это Федька ныряет в снегу! Так, то погружаясь, то выпрыгивая, преодолевают глубокий снег собаки.

— Куда ты завел меня? Давай назад!

— Не боись, бабушка! — раздался хрипловатый подбадривающий возглас. — Нича-аго! Держись напрямик!

— Какое там «ничего»! — пробормотала Анна Ивановна. С трудом шагнула. И провалилась по пояс.

— Федька-а!

Он не отвечал. Она испугалась: «Если мне по пояс, может, он уже с головой провалился?»

— Фе-едя-а!

Господи, даже повернуться трудно в этой снежной массе! Ей стало невыносимо жарко, и она рывком развязала теплый платок у горла. Недоставало еще, чтобы заболело сердце. Что за нелепость!

— Фе-едя-а!

— Прямо надо идти! Бугорком!

Ей показалось, что знакомый — пронзительный и с хрипотцой — голос доносится откуда-то издалека. Но секундная слабость уже прошла.

— Федя! — самым сердитым и строгим голосом, на какой только была способна, крикнула Анна Ивановна. — Немедленно возвращайся! Сию минуту! — И напролом полезла в обратную сторону.

Наконец под ногами ощутилось твердое. Снова засверкали вдали огоньки, скрывшиеся, когда она барахталась в снежном омуте. Казалось, подмигивают они удивленно и слегка насмешливо. Вынырнув из мглы, возле нее топтался Федька. Черное пальто его, облепленное снегом, почти сливалось с густым полумраком вокруг.

Кое-как отряхиваясь, Анна Ивановна накинулась на Федю:

— Так ты не знаешь дорогу в свою школу? Вот уж не думала! А еще вызвался: «Провожу! Провожу!» Как же ты полгода-то в свой первый класс отходил?

— Через бугор дорога короче. — По голосу слышно было, что Федька обиженно надулся. — А волка я уж совсем присноровился вдарить портфелем по башке. А ты, бабушка, как закричишь! Он и убег.

— Какого еще волка? Нет тут волков под самой деревней.

— А вот и есть. Прибегает. Большущий.

— С двухэтажный дом ростом? Молчи уж! Вон ребята идут как люди, в овраги не валятся. За ними и пойдем.

Уже с минуту она прислушивалась к детским голосам, звеневшим где-то в прогоне, за избами. Голоса стали ближе, и Анна Ивановна пошла в ту сторону. Федька тащился рядом.

— В прошлом году было у меня ружье, — бурчал он, — я по этому волку стрелял, промазал…

— И где же теперь ружье?

— В лесу забыл. Должно быть, медведь в свою берлогу утащил, припрятал. А может, оно само взорвалось. Летом пожар в лесу был? Был. То от моего ружья.

— Да будет врать-то! Что ты в самом деле, Феденька? Ведь не было у тебя ружья.

— Было, было…

Дорога, широкая, со следами от недавно проехавших саней, оказалась совсем близко. Анна Ивановна и Федька нагнали гурьбу ребят.

— Богдан! Богдан! — закричали ребята, узнав Федьку. Потом раздались чинные «здравствуйте» — Анне Ивановне.

За «Богдана» Федька всегда дрался, и сейчас он, стремительно кинувшись, роздал направо-налево несколько тумаков.

Ребята со смехом разбежались, потом опять сбились в кучку, пошли степенно, держась поближе к Анне Ивановне, заговорившей с двумя девочками.

Федька, ревниво оттеснив других, пристроился у самого локтя старой учительницы. Вскоре он наткнулся на девочку, забежавшую вперед. Замахнулся на нее.

— Я бабушку провожаю в школу! Отсунься! Чо под ноги лезешь? — Он добавил что-то, чего Анна Ивановна не разобрала.

Девочка отскочила с криком:

— Он ругается!

— Федя! — с упреком сказала Анна Ивановна. — И не стыдно тебе?

До школы было километра три с половиной, и все полем. Развиднелось. Докуда глаз хватал, кругом было белым-бело. Метель занесла, завалила кусты и овраги. И только слева поодаль чернел лес.

На полдороге сзади раздался окрик:

— Поберегись!

Анна Ивановна и ребята отступили в снег. Беспорядочно выбрасывая копыта, неслась лошадь, запряженная в розвальни. Стоя, правила женщина в полушубке.

Ребята загалдели:

— Танькина мать сегодня везет!

— Посодит?

— Нипочем не посодит!

— Эта не посодит. Свою Танечку везет да кто примазался.

Взгляд женщины задержался на Анне Ивановне. На лице отразилось колебание. Но глянув на кричавших ребятишек, женщина решительно хлестнула коня. Снежные брызги полетели из-под копыт. Позади возницы в розвальнях сидело всего четверо ребят с портфелями и ранцами. Закутанная в платок девчонка высунула язык.

— Танька-гад! Наколотим! — понеслись вслед угрозы мальчишек.

Ребята наперебой объясняли Анне Ивановне, что младших школьников по утрам отвозят на лошади. Но смотря чья очередь выпадает везти. Если, например, Таньки Сидоровой матери, то мальчишки и не подступись.

— Танька — жадина, и мать такая же!

— Обе…

На этот раз Анна Ивановна отчетливо услышала, что выпалил Федька. Ошеломленная, она ушам своим не поверила.

Девочки взвизгнули и шарахнулись от него.

— Федя! С тобой никто не захочет дружить, если ты так…

— А он всегда ругается! — с возмущением сообщила одна из девочек.

— Ругается и врет! — подхватила другая. — Ой, он такое навирает! Даже представить себе нельзя!

Мальчики дипломатично молчали.

Федька из-под налезающей на глаза шапки бросал на девчонок грозные, сверкающие взоры. На Анну Ивановну он не смотрел. Стало совсем светло, и на белом снегу его лицо с черными яркими глазами казалось очень смуглым.

«Совсем цыганенок», — подумала старая учительница.

Анна Ивановна побывала на уроках рисования в нескольких классах. В первый класс не заходила, только заглянула на перемене. Федька с сосредоточенным видом подметал веником пол.

— Ты сегодня дежурный? — спросила она.

— Не, я так…

— А он всегда заметает! — подоспели девочки. — Всегда! Возьмет веник и убирается.

— Скажите пожалуйста! — удивилась Анна Ивановна. — Значит, уж такой он трудолюбивый. А учится как?

— Хорошо учится, — ответили девочки. — Не круглый отличник, а без троек. И на уроках сидит хорошо. Учительница его хвалит.

— Ну, молодец! — Анне Ивановне было очень приятно все это слышать.

Федька стоял потупившись.

После занятий Анна Ивановна разговаривала в учительской. Вошла молодая учительница и сказала с усмешкой: