«Твоя подруга, пожалуй, криклива», — заметил я.

«А что ты скажешь о почтальоне?! Неужели она все–таки вышла замуж за почтальона?» — воскликнула Аги.

Перед Юткой Кадар появилась официантка в белом передничке с подносом в руках.

«Ну и обслуживание у вас!.. Должна вам сказать…» — набросилась на нее Ютка.

«Самое безукоризненное».

«Это вам так кажется!»

«Нет, все так считают!»

«Все так считают! Плевать мне на то, что все так считают! Если через две минуты мне не подадут кофе…»

«Ютка, успокойся!»

«А я не желаю! И не нужен мне больше их кофе, ничего мне от них не нужно! Адье!» — Она рванула почтальона за руку и умчалась.

«Ох эта Ютка!»

«Она вечно у нас шум подымает, — кивнул человек в красном жилете. — Гроза наших официанток».

«Она всегда приходит с почтальоном?»

«Да. И порой она его даже поколачивает. В особенности когда он крепко выпьет и растеряет письма. Я велю их больше не пускать».

Он так прямо и сказал: «Я велю их больше не пускать». И мы поняли, что толстяк в красном жилете — здешний директор.

Когда Аги съела мороженое, человек в красном жилете встал.

«А теперь пройдемся по ковровой лужайке!»

О эта ковровая лужайка! Казалось, она была усыпана звездами!

Казалось? Я произнес слово «казалось»? Никаких «казалось»! Лужайка на самом деле была усыпана звездами! И звезды мерцали над ней.

Правда, эти звезды были лодочками карусели. На каждой красовалось имя. И ярче всех сияло имя Аги. Над ним надпись:

НАШУ МИЛУЮ ГОСТЬЮ

а под ним:

С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!

Слово «поздравляем» было пропущено. Просто взяли да пропустили.

Под лодочкой Аги стояла маленькая группа ожидающих. Девочки в белых чулках с висящими на шее обручами. Одна из них, в соломенной шляпке, сделала шаг вперед:

«Мы уже думали, ты надолго застряла в кондитерской!»

«Панни Фильц!»

«Я боялась, что ты меня не узнаешь!»

Аги чопорно кивнула.

«Я тебя узнала! Я тебя очень хорошо узнала!»

Вперед вышел мальчик с букетом цветов:

«Разреши по случаю твоего дня рождения…»

Аги взяла цветы. Залитая серебристым светом, она стояла внизу под каруселью. Где–то в темноте звучала музыка. Директор в красном жилете протянул Аги руку:

«Прошу садиться!»

«А я? — Панни Фильц снова протиснулась вперед. — Ведь я ее первая подруга».

«Это было раньше, — отмахнулся я от нее. — Теперь другой счет, барышня Фильц!»

Мы сидели вверху на карусели. Аги свесилась из лодочки и помахала рукой. На миг она нахмурилась.

«Смотри, и Франк нахально сюда пролез. Франк, Симат и Денеш Поважаи».

«Не стоит их замечать».

«В чем дело? Разве нас не будут катать?» — закричал Франк.

«Вполне возможно, — чуть наклонила голову моя маленькая приятельница. — Явились все–таки! — шепнула она мне. — Ишь, явились! Но теперь…»

Карусель начала крутиться. Медленно, важно, плавно. С соседних лодочек замахали руками. Словно зовя Аги к себе.

В каждой лодочке был накрыт столик. На нем обильный ужин — жаркое, пирожные. Бутылка вина, бутылка шампанского. Я не очень люблю шампанское, но ради такого случая…

Раздавался смех, хлопали пробки. А внизу звучала музыка.

Аги опять свесилась из лодочки:

«Арнольд, гляди–ка!»

По темной лужайке бежали двое. Ютка Кадар и почтальон.

«Мы опоздали! — кричала Ютка Кадар. — Ну конечно, мы опоздали!»

Тяжело дыша, она остановилась. И набросилась на почтальона:

«С тобой просто нельзя никуда ходить!»

«Но, дорогая! Ведь это ты долго одевалась!»

«Я? Ты смеешь говорить, что я долго одевалась!»

Ютка Кадар задохнулась от гнева. Она стояла внизу в темноте и не спускала глаз с карусели.

А карусель крутилась все быстрее. Аги уцепилась за меня.

«Это все же слишком!»

Человек в красном жилете встал. Ветер развевал его седую гриву, а он торжественно поднимал бокал с шампанским:

«Не боится ли кто–нибудь из вас? Кто здесь боится?»

С этими словами он вылетел из карусели. Реял, удаляясь все дальше, его красный жилет. Поблескивал на солнце крошечный бокал с шампанским.

«Наконец мы снова вдвоем! — кивнула Аги. — Но давай все–таки помашем ему, попрощаемся, ведь это он все устроил».

«О том, кто все устроил, сейчас говорить не будем. Я вполне понимаю, что устроитель хочет остаться в тени. Остаться неизвестным».

«Арнольд, неужели ты хочешь сказать, что это…»

«Я ничего не хочу сказать. Но если тебе стало немного веселее…»

«Немного? Какое там немного!»

Аги бросилась мне на шею. Карусель качнулась. Мы вылетели из лодочки. И полетели вслед за директором в красном жилете.

Ничего страшного.

Внизу стоял сорок четвертый трамвай. Словно именно нас дожидался.

Аги с восторгом воскликнула:

«Арнольд Паскаль! Если ты скажешь, что и это устроил ты…»

Арнольд сжал губы. Снова сделал эффектную паузу.

— Арнольд Паскаль! — прошептала Росита Омлетас. — Значит, и это устроили вы?

— Я ничего не говорил, барышня! Даже слова не сказал.

В этот момент мать поднялась. Встала и уставилась на Арнольда Паскаля.

— Нет! Не могу больше видеть эту физиономию! — Она взяла Арнольда и повернула его лицом к стене. — Никто не имеет права требовать от меня, чтобы я любовалась этой образиной во время завтрака!

— Как прикажете! — бурчал Арнольд, повернутый к стене. Скрепленные штанишки его почти разлезлись. — Право, не знаю, с кем вы до сих пор сидели за одним столом и какими физиономиями любовались. Но как вам будет угодно.

— А ведь к вашей физиономии можно привыкнуть. (Это снова Йолан Злюка–Пылюка.) Один бог знает, почему она не желает вас видеть.

Стради. Гарроне. Крочи. Гостиница Чиму. Дюри Гонда.

Обеденный стол был уже убран, когда кто–то приподнял Арнольда и повернул лицом к комнате. Опершись коленями о диван, к нему склонился отец. Строгое лицо в очках, пристально глядящие глаза. Однако, казалось, отец глядит и не замечает Арнольда. И говорит, обращаясь к кому–то другому. Уж не комнате ли все это говорится?

— Стради! Да, да, так звали того мальчика. Он был очень сильным, но никогда не злоупотреблял своей силой. На него всегда могли рассчитывать слабые. Если кто–нибудь попадал в беду, Стради оказывался тут как тут и тотчас за него вступался. Стради… Гарроне… Крочи… Был среди них и мальчик по имени Крочи. «Сердце» Эдмондо де Амичиса. Я получил эту книгу в подарок еще от своего отца. Это была большая книга, похожая на альбом для марок. Я куда–то убрал ее. Она должна где–то быть. В этой книге есть рассказ о мальчике из Калабрии. Как–нибудь я прочту его еще раз. Стради… Гарроне… Крочи…

Он замолчал. И вдруг, будто лишь сейчас заметив Арнольда, спросил:

— А этот из чего сделан? Послушай, Чиму, ты не можешь сказать, из чего он сделан? Из дерева? Но из какого дерева? А лицо у него…

Арнольд был явно оскорблен:

— Что вам опять не понравилось в моем лице?

Отец задумчиво повертел Арнольда в руках.

— Как ни говори, а он какой–то жалкий, ободранный. — Отец поднялся с дивана. — Да, просто жалкий.

Йолан Злюка–Пылюка пролетела над Арнольдом:

— Вы жалкий. Слыхали?

Вечерело. В комнате на стол ставили тарелки, раскладывали салфетки. Арнольд машинально наблюдал за сервировкой.

— Если бы тогда в лесу нас не застала гроза, все сложилось бы иначе.

После ужина посуду убрали со стола. Чиму неожиданно прижалась к Арнольду. К самому его лицу.