— Тише, не тараторь! Я не знаю, что было модно в конце семидесятых, но эта жуткая девица меня пугает, она похожа на киборга из жидкого металла. Точно… Очевидные аллюзии с третьим «Терминатором». Ты его видела?

— К счастью, нет. Не все такие пугливые. И вообще, какой «Терминатор»? Ты упрекаешь меня в плагиате? Это мое авторское решение, и только мое!

Николас со вздохом приподнял очки и потер переносицу.

— Сбавь обороты, Полин. Я ужасно устал. Хорошо, я готов утвердить этого Железного Дровосека в женском обличье. И все, с обложками мы разобрались — окончательно. У меня нет сил, анализировать и спорить, я доверяю твоему чутью. Может, я действительно старомоден. Пусть будет аквариум с голой стальной дивой. И пусть тинейджеры ее вырезают и прикалывают над кроватью. Давай смотреть, что внутри.

Пролистнув несколько страниц, Николас недоуменно сдвинул брови.

— В чем дело? Ты изменила фон?

Полин едва заметно кивнула. Почему-то в последний момент однотонный фон подложек показался ей слишком скучным, и она, поддавшись настроению недавно прожитых недель, расцветила его парящими в воздухе осенними листьями. Николас выдержал красноречивую паузу.

— К чему эта живопись, Полин? Все было изящно и скромно: ненавязчивые сиреневые, голубые тона. И вдруг какие-то… детские рисунки. Что за намеки? Что наша продукция так же ненадежна, как облетающие листочки? Что мы доживаем последние дни? Мы будем распространять проспекты весной, так неужели нам следует сознательно портить настроение потенциальным партнерам давно забытым листопадом? Да и вообще… Извини, но мне этот желто-оранжевый фон кажется немного ляповатым.

Полин чуть не задохнулась от оскорбления. Сначала ее попрекали металлической красоткой, которой она так гордилась, — обозвали плод ее долгого труда Железным Дровосеком, каким-то киборгом. Теперь заявили, что ее листья выполнены на детском уровне. Ее высокохудожественные листья!

— Может, тебе стоило нанять другого дизайнера, Ник?

— Нет, ты очень дельный дизайнер. И с обложкой ты меня убедила. Но я прошу вернуть тот фон, который был. В данном случае, я имею право настаивать, я заказчик. И давай без обид. Не надо смешивать личную жизнь и работу. Понимаешь?

Мерцающий монитор и окружавшие его предметы начали раздваиваться и расплываться перед глазами. Полин вскочила. Она не хотела демонстрировать слезы — еще не хватало, чтобы Николас счел их нарочитыми.

— Понимаю. Перекрасить странички в пошленький голубой цвет несложно. Отдай мне распечатки, я брошу их в корзину в приемной.

Полин потянулась и резким движением вырвала у Николаса кипу страниц. При этом, сама того не желая, она нечаянно, острым ногтем полоснула по его руке. Он изумленно уставился на заалевшую царапину.

— Тигрица… Смотри-ка, до крови.

— Приношу свои официальные извинения, как заказчику.

Одним махом смяв листы в огромный ком, Полин устремилась к двери. Николас проявил неожиданную резвость: пока она огибала длинный стол, он, на удивление живо выбравшись из кресла, преградил ей дальнейший путь.

— Я же просил не обижаться. Это еще что? — Своими короткими пальцами Николас коснулся ее намокших нижних ресниц. — Черт, кажется, я наговорил лишнего. Я был бестактен, да? Прости, Полин, но я в самом деле, очень устал. Погода тяжелая, и я неважно себя чувствую в последние дни…

— Зачем ты заявляешь, что не надо смешивать работу и личную жизнь? — пробормотала Полин, запинаясь и не поднимая головы. — Разве в этом кабинете я становлюсь тебе чужой? Почему ты разговариваешь со мной таким тоном? Даже за руку меня не возьмешь… В постели ты такой ласковый. И говоришь мне совсем другие вещи… Я так старалась. Для меня это не просто очередной заказ. Я в первую очередь хотела тебе угодить. А ты говоришь, что я рисую детские рисунки, что они пугающие, ляповатые… — Вновь проникнувшись отчаянной жалостью к самой себе, Полин исторгла очередную порцию слез. — Нет, Ник! Я классный специалист. А ты какой-то двуликий Янус. Почему здесь ты обращаешься со мной как с обычной подчиненной? Разве я провинившийся щенок, чтобы меня окунали мордочкой в лужу? Я догадываюсь, по большому счету ты ко мне равнодушен. Но все равно: я не заслужила такого обращения, тем более от тебя…

Она хотела добавить: «от человека, которого люблю», но не отважилась. Николас бросил на нее быстрый взгляд и принялся с силой тереть собственный подбородок, словно проверяя качество бритья.

— Полин… Ты все понимаешь неправильно. Ну, как ты можешь так говорить? Я уже давно не мальчик, я не всеяден, я просто не стал бы вступать в продолжительные отношения с женщиной, которая мне безразлична. Не стал бы приглашать ее к себе домой, потому что неприкосновенность моего жилища священна, доведена до абсолюта. И вообще: я не стал бы заводить служебный роман от нечего делать, потому что это безответственно по отношению к женщине — тем более такой изумительной, уникальной. Пойми, я никогда не проявлял фонтанирующих чувств. Я даже своего сына ни разу не поцеловал после того, как ему исполнилось семь лет, потому что… Да потому, что я не Адальберто Бранчиароли, который прямо брызжет эмоциями, словно провинциальный трагик на сцене. Только для Адальберто это не игра. Я же вижу, Полин, ты считаешь, что моя сдержанность в словах, в поступках проистекает из равнодушия. Это неверно! Понимаешь? Просто я такой человек и никогда не буду другим. Если я всерьез тебя обидел — извини. Я всего лишь высказал свое личное дилетантское мнение. Получилось чересчур категорично, да? Повторю: причина только в моем нынешнем состоянии. Неужели ты думаешь, что я походя, от безразличия, могу тебя унизить, оскорбить? Я очень высоко тебя ценю — твои дарования, эрудицию. И потом, разве это не чудо: встретить в наши дни настолько феерическую женщину? Ты впархиваешь сюда, словно редкая бабочка: крылышки трепещут, переливаются… Блеск, звон… Разве я равнодушен к тебе, Полин? Разве я могу быть равнодушен к женщине, которая проявляет ко мне, стареющему субъекту, такую… прости, конечно… неистовую пылкость?

К концу монолога Полин была готова простить Николасу не только его сегодняшние замечания, но и любые другие прегрешения на десять лет вперед. Ее глаза высохли, пальцы безостановочно крутили пуговицу на его пиджаке. Не жалуйся он на свое недомогание, она заставила бы его заняться с ней любовью прямо здесь и сейчас.

— Ник, а что у тебя болит?

Николас дернул плечами:

— Не важно.

— Я должна знать, милый. Надеюсь, не сердце?

— Нет. Желчный пузырь опять напомнил о себе. Он не любит совокупности нервных и физических нагрузок, а поездка в Европу несколько меня подкосила. Надо посидеть на жесткой диете и как следует отдохнуть. Но, увы, до рождественских каникул отдыха не предвидится… Придется протянуть еще месяц. Да-а, это ерунда. Просто на время придется отказаться от некоторых продуктов. Моей жизни ничто не угрожает… Отпусти эту злосчастную пуговицу, Полин, ты ее оторвешь. Так ты изменишь фон?

— Изменю. Ты же заказчик, у тебя право выбора. Долой желтые листья, да здравствуют нежные пастельные тона.

— Маленькая умница. Мы поедем ко мне в воскресенье?

— Я живу только ради этих воскресных вечеров, Ник. И давай договоримся: ты будешь отдыхать, а я — готовить диетические блюда по твоему заказу.

— Нет, я буду готовить, а ты — смотреть и запоминать. Пока я доверю тебе только заваривание лечебного чая.

— Знаешь что, Ник? Сейчас я уйду, но прежде я тебя поцелую. Прямо здесь, в твоем насквозь деловом кабинете, около незапертой двери. Плевать я хотела на Маршу, которая может войти в любой момент. А ты не посмеешь мне возражать. Твоему желчному пузырю это не повредит?

— Скорее пойдет на пользу.

Через две минуты Полин неуверенной походкой вышла из кабинета и направилась к себе. Проходя мимо стола толстушки секретарши, она остановилась и посмотрела на нее с рассеянной улыбкой.

— У меня идея, Марша. Пожалуй, я сейчас куплю диск, с третьим «Терминатором». Хочу узнать, как выглядит стальная женщина-киборг. А с другой стороны… Нет, я ничего не буду покупать. Лучше пересмотрю сегодня вечером классику — «Волшебника страны Оз». Кажется, Железного Дровосека играл Джек Хэйли, ты не помнишь?..