— Какая дичь, Лора… Тебя просто опьянила сегодняшняя прогулка. Пошел активный синтез регуляторных нейропептидов, — отсюда и безумные мысли.

Оценив сказанное задним числом, Курт понял: он не осмелился бы на подобное заявление, будь на месте Лоры другая. Но Лора, сама постоянно высказывавшаяся крайне нелицемерно, не обижалась и на его откровенность и невозмутимо воспринимала такие фразы, услышав которые любая другая женщина закатила бы ему или истерику, или оплеуху.

— Мы не на семинаре, Курт. Я не желаю анализировать, какие химические реакции в моем организме заставили меня произнести эти слова. Но я их произнесла, потому что действительно этого хочу. Ты мне ответишь?

Курт уселся на диване и высвободил рукав из пальцев Лоры.

— Мы слишком недолго знаем друг друга, девочка.

— Достаточно долго, чтобы уразуметь, насколько наши отношения обоюдно комфортны. Согласись, фактически душевный и физический комфорт и есть счастье.

— По-твоему, этого хватит? Не надо относиться к браку, как к авантюре.

— Но не надо к нему относиться и как к каторге, Курт. По-моему, хватит. А чего не хватает тебе? Блаженства жарких безумств? Но они длятся от двух до шести месяцев, а потом опять приходится вернуться к тому, с чего мы начали: к спокойному удобству. Герой какого-то фильма сказал: «Брак — это когда мужчина и женщина спят в одной комнате, все время подкалывают друг друга, и ничего более».

— Ну да, ничего более… Цитата явно из комедии. Но мы живем в реальности, Лора. Брак — это постоянное существование вдвоем, ежедневное совершенствование системы взаимных уступок… Это бывает тяжело. Иногда, в некоторых ситуациях, даже несколько часов вдвоем тяжело провести.

— Но нам легко вдвоем и днем и ночью — сколько можно повторять одно и то же! Мы уже отработали систему уступок, и она далась нам элементарно. Мы подходим друг другу. Не занудствуй и не переходи на свой любимый тон проповедника. И заметь, я не обижаюсь на твои неуклюжие попытки отбиться. Я просто продолжаю наседать.

Она и сейчас называла вещи своими именами — следовало отдать ей должное. У Курта в голове крутился лишь один вопрос — «Зачем тебе это?!», но он не осмеливался его задать.

— Ты хочешь переехать в Эшфорд?

— Почему нет? Мне нашлось бы место на факультете… Если ты никак не можешь решиться, Курт, я готова дать тебе время подумать.

Это уже походило на фарс. Но Курт не позволил себе почувствовать унижение: ему на ум пришел последний аргумент, позволяющий «отбиться», сохранив достоинство.

— Так ты любишь меня, Лора?

Она посмотрела ему прямо в глаза ясно и честно.

— Я могла бы спросить тебя о том же, но не буду. Любовь — просто слово. Мы сейчас обсуждаем конкретные вопросы, а какой смысл в обсуждении чего-то эфемерного и чаще всего воображаемого? Пустое сотрясение воздуха. Возможно, то, что я испытываю, и называется любовью. А кто может дать ей точное определение? Это только тест-полосками все просто и наверняка: покраснела — ты беременна, посинела — пока дыши свободно. А у любви, насколько я понимаю, четких критериев нет — если она сама вообще есть. Один любит так, другой иначе, третий обожает, чтобы его лупцевали, французским батоном по заднице, а четвертый сходит с ума от курчавой белой овечки. Люди говорят: «Это извращение». А, по-моему, такого понятия в принципе нет — каждый имеет право на свой тип, вид и стиль любви. Скажу честно, Курт: я не рисую сердечек с твоими инициалами на замерзшем стекле и не шепчу в твое отсутствие нежные слова собственной подушке. Но я много думаю о тебе. Слишком много. Ты мне нравишься. Ты меня возбуждаешь. И ты же это возбуждение утоляешь…

Она легонько пихнула его в грудь, опрокинув обратно на диван, улеглась рядом и потянулась к нему губами. Курт ощутил знакомый аромат вишни (теперь он точно знал, что это вишня), прерывисто вздохнув, закрыл глаза и уже привычным движением подсунул руку под ее джемпер. Он был слишком пассивен, чтобы противиться. Он понимал, что сейчас, как и в их первый день, сдастся без борьбы. Ему оставалось только броситься в омут, — а там уж как кривая вывезет.

— Ну, хорошо, — сказал он, не открывая глаз, — давай попробуем. Я согласен.

Последующие несколько дней Курт не столько подвергал случившееся критическому рассмотрению (теперь это уже не имело смысла), сколько убеждал себя: все сложилось удачно, и вовремя, принятое решение осознано и выверено, а будущее сулит ему только отрадное удовлетворение. В конце концов, можно рискнуть еще раз — ему уже тридцать пять, пора обзаводиться семьей. И потом: похоже, он осел в Эшфорде надолго. Выбор милых женщин здесь явно невелик. Так что шанс остаться холостяком у него есть: только тогда придется перебиваться от случая до случая эпизодическими и далеко не самыми упоительными свиданиями. Встреча с Лорой — восхитительная судьбоносная случайность. Все ее доводы верны. Она молодец, что проявила инициативу. Просто ему самому мысль о женитьбе как-то не приходила в голову, но теперь он ясно видит все ее преимущества. Почему он вынуждает возлюбленную, до краев наполненную молодой свежестью, таскаться к нему, каждую неделю за тридевять земель? Он вовсе не возражает, чтобы она осела на его территории. Можно считать, испытательный срок в три месяца они успешно преодолели, черновая притирка состоялась. Ждать каких-то неприятных сюрпризов вряд ли следует.

В среду вечером Курт зашел к Блайтам: ему было необходимо с кем-то поделиться принятым решением. Дорис кормила ребенка наверху, поэтому первым радостную весть выслушал Алан. Он воспринял ее со свойственным ему скептическим выражением лица, а затем без обиняков задал нескромный вопрос:

— А вы действительно любите эту девушку?

Сегодня, после основательной промывки собственных мозгов, тема любви как таковой уже казалась Курту по-детски наивной, и он запел все ту же песню о спокойствии и удобстве их отношений, о комфортности влечения-дружбы, совершенно забыв, что в субботу, когда эти аргументы приводила Лора, он горячо доказывал их недостаточность. Теперь, убедив себя в обратном, он убеждал и Алана, что построить брак на одних приходящих и преходящих чувствах невозможно и что жизнь, как на вулкане, не для него. Алан выслушал его, после чего уронил две фразы, беспощадные, как авиабомбы:

— Это ваше решение. Искренне надеюсь, что вы в нем не разочаруетесь.

Курт почувствовал себя, чуть ли не оскорбленным. Он уже хотел спросить (вложив в голос побольше яда), неужели Алан верит в крепость отношений, базирующихся на зыбучих песках страсти, но не успел: в дверях показалась Дорис и с порога выдала порцию мелодично-оживленного щебета, общий смысл которого сводился к тому, как ей приятно видеть Курта. Когда вторично сообщенная новость дошла до ее сознания, Дорис ликующе завопила:

— Ну и дела! Я безумно рада, Курт! Недаром я уговорила тебя поселиться в моем бывшем домике: он полон пронизывающих воздух любовных флюидов. Если бы ты только знал, какими эмоциями мы с Аланом насытили эти комнаты, особенно спальню…

— Дорис! — Алан, рявкнул так, что наверху хныкнул заснувший ребенок.

— Тише, мой дорогой… Жаль, вы с Лорой уже все решили. А то мы могли бы организовать настоящее сватовство, которое столетиями было принято у ирокезов. Мне Алан рассказал, а ему — его мама. Тебе это интересно, Курт?

— Очень.

— Так вот: юноша шел свататься к девушке не сам, а отправлял посланца — келувлета. Тот, захватив бусы из раковин… Как они назывались, милый?

— Вампум.

— Да, точно… Захватив несколько ниток вампума, каждая из которых что-то символизировала, направлялся в дом невесты с толпой празднично раскрашенных друзей. Перебирая вампум, келувлет рассказывал, какой замечательный человек просит руки девушки, а затем возвращался в вигвам юноши ждать ответа — принести его должен был младший брат невесты. Если мальчик приносил положительный ответ, его награждали мозговой костью оленя.

— Потрясающе. А вы сами именно так сватались, Алан?