Триумф был опечален известиями, что в Багдаде восстали жители, недовольные сменой султана, и порезали янычар. Константинопольские янычары волновались и хотели идти на Багдад.
Кроме того, янычары явились на посольский двор с жалобою, что казаки погромили их корабль с товарами, и требовали, чтоб посланники заплатили за убытки.
Посланники их не велели пускать, тогда янычары стали ругаться: «Даром мы вам этого не спустим, приходите все с обманом, а не с правдою, казаков на море посылаете, корабли громить велите, здесь в Царьграде невольников крадете; и за это станем у вас резать нос и уши». После чего янычары ворвались в посольские комнаты, искали невольников, но никого не нашли и ушли с бранью.
Посланники пошли жаловаться визирю, но тот сказал: «Теперь мне не до послов, хотят меня переменить».
Новый визирь, Гуссейн, стал вымогать у посланников соболей и ругался, что мало дают. Наконец, отпустил посланников в Москву и велел передать, что султан Мустафа помирился с польским королем и хочет быть в мире с московским царем, а азовцам нападать на московские земли запретит. Если же Польша нарушит договор, и запорожцы выйдут в море хоть одним стругом, то султан начнет с королем войну и даст знать о том царю.
На Москве тоже были встревожены раздорами между казаками и турками и, опасаясь лишиться в борьбе с поляками последнего ненадежного союзника — османов, — направили весной 1623 года на Дон с жалованием князя Белосельского, чтобы тот уговорил казаков заключить с азовцами мир, черкас с Дона гнать и на море не ходить.
Донцы князя встретили с честью, выслушали, жалование приняли (жалование — так себе, кроме хлебного и пушечного запаса денег всего одна тысяча рублей) и с честью же проводили. После чего с тысячу ребят сразу же отправились в море.
В это время как раз возвращались из Константинополя царские послы Кондырев и Бормасов и претерпели из-за казачьих разбоев новые обиды и притеснения. Первый раз их остановили в Кафе — из Азова пришли вести, что донские казаки вышли в море. Посланников задержали, и кафинский народ грозился их убить. Но вести не подтвердились, и посланники отплыли из Кафы. Зато когда они подошли к Керчи (было это 24 июля), туда же явились на 30 стругах донцы, стали против города и взяли какую-то комягу. Керченские люди стащили посланников с корабля, повели в город и с угрозами засадили в башню.
Кондырев послал сказать казакам, чтобы шли обратно на Дон, иначе их, посланников, убьют. Казаки отвечали, что им без добычи назад на Дон не хаживать, и пошли мимо Керчи в Черное море, на Кафу (в Кафе, наверное, досадовали, что рано русских послов отпустили).
Посланников из Керчи выпустили, но переправили на другой берег пролива и велели ехать степью по черкесской стороне.
Тут под городом Темрюком их прихватили местные черкесы с криком, что донские казаки, проходя мимо Темрюка, погромили комяги, взяли в плен сына таманского паши и вернули его за выкуп в 2000 золотых: пусть посланники вернут эти деньги, иначе их убьют.
Турецкий посланник и азовский воевода, сопровождавшие русских посланников, вступились, но черкесы мигом поворотили турок назад в Кафу, а Кондырева и Бормасова оставили в Темрюке и посадили в башню.
Турки дали подарки кому надо и все же уговорили темрюкских людей, чтобы русских послов выпустили.
Поехали дальше степью на Азов и нарвались тут на ногаев. Те захватили в плен брата дьяка Бормасова и кричали, что весной приходили на их улусы донские казаки, побрали жен их и детей, лошадей и животину. Если казаки отдадут полон, то и ногаи пленников отпустят. Насилу азовский воевода и турецкий посланник уговорили их отпустить младшего Бормасова.
Наконец, в самом Азове, только успели посланники расположиться на посольском дворе, новая напасть приключилась. Ворвались азовские люди, одни хотели посланников убить, другие — отрезать им носы и уши и так отпустить на Дон. Оказалось, что донские казаки стоят в донском устье и ждут караван из Кафы, чтоб разграбить.
Посланники написали на Дон, чтоб казаки помирились с азовцами и свели свои струги с устья Дона, иначе их, посланников, убьют в Азове.
Казаки и азовцы долго уговаривались об условиях, наконец, помирились, и посланников выпустили из Азова. На дворе уже стоял сентябрь.
На речке Каланче встретил горемык атаман Исай Мартемьянов с пятью сотнями казаков, одни на стругах, другие — конные. Привезли их в ближайший городок и стали палить из пушек и ружей.
Настрелявшись, казаки сказали послам, что судов у них мало, всего 8, всех посланников, русских и турецких, вверх по Дону на них вывезти невозможно.
Проторговавшись две недели, посланники заняли у тех же казаков денег, наняли еще 10 стругов и в сопровождении Исая Мартемьянова, Епихи Радилова и достаточного числа лучших казаков отправились 6 октября из Монастырского городка в Черкасский…
И еще. По данным Василия Сухорукова, когда азовцы передавали казакам послов, то затеяли ссору и убили у казаков двоих ребят. Казаки смолчали, чтоб показать турецкому послу, кто виновник всех стычек и раздоров.
После отъезда послов казаки были склонны поддерживать мир с Азовом. Причин для войны пока не было, на море донцы награбили много и теперь хотели отдохнуть.
Азовцы в декабре, собравшись вместе с татарами и ногайцами, под руководством какого-то турка Асан-бея налетели на Манычский городок. А было их всего человек 620.
Но манычские казаки были настороже, налет отбили, перебили много татар и гнали их, выйдя из Манычского городка, до речки Аксай.
А на следующий год, 1624-й, еще за полторы недели до Пасхи, невзирая на московские запреты, вышли в море 55 стругов с донскими казаками…
Для турок тот год был особенно тяжелым. Еще когда Кондырев и Бормасов перебирались из Азова в низовые казачьи городки, янычары свергли слабоумного султана Мустафу и посадили нового — Мурада. Как часто бывает в таких случаях, война с Персией вспыхнула с новой силой, паша Багдада отложился. И новый крымский хан Магомет-Гирей решил от Турции отложиться и задружить с персидским шахом. Дошло до того, что крымчаки русских и турецких послов побили.
В 1624 году турки стали срочно менять одного крымского хана на другого — старого, которого сами же недавно сместили. В Крыму и вообще на Черном море началась страшная заваруха.
Донцы, пользуясь случаем, во главе с Демьяном Черкашенином погромили город Старый Крым, а затем вместе с запорожцами явились на Босфоре, под стенами Царьграда, и в считанные часы обобрали и пожгли близлежащие деревни.
После всего этого запорожцы и примкнувшие к ним немногие донцы вмешались в начавшуюся в Крыму войну между турками и татарами и вместе с татарами вышибли с полуострова янычар, приплывших сажать на престол старого хана Джанибек-Гирея.
В общем, ситуация для России и для Турции стала очень тревожной. Крым выходил из-под контроля. Одна надежда оставалась — запорожцы, усилившись, могли задраться с поляками и тем свести к нулю все польские усилия на юге.
Дальше — больше. Зимой на Сечи появился некий самозванец — дядя правящего турецкого султана, но греческой веры и имя ему — Александр. Бежал он якобы во младенчестве из Турции с матерью своей Еленой, которая происходила из рода византийских императоров Комнинов, жил во Франции, в Италии, в Польше, в Германии, а теперь, прознав от «лисовчиков» о запорожском низовом рыцарстве, прибыл в Сечь и стал собирать войско отбивать у племянника оттоманский престол.
Потянулись к оному Александру со всех сторон рыцари и искатели приключений. И от Войска Донского приезжали казаки и по рукам били, что помогут Александру сесть в Царьграде султаном или императором.
На Руси после смутных времен всякое самозванство рассматривалось как зло, а когда казаки идут с самозванцем разорять союзное государство, то тут вообще изменой пахнет. Так что забеспокоились на Москве. Жалование на Дон в 1625 году не выслали, а воеводам украинных городов велели казакам свинца и пороха не продавать, да и самих казаков, смотря по обстоятельствам, побивать и вглубь страны не пускать.