Это стерло ухмылку с лица Стерлинга.

– Боже, я бы ни о чем не пожалел, если бы это было так. Если бы я был вашим. Я бы позволил вам делать со мной все что угодно.

– Позволил? – язвительно спросил Оуэн. – Мне почему-то кажется, что ты неправильно понимаешь определение слова «подчинение».

Боже, они почти флиртовали, тихо разговаривая в глубокой тишине библиотеки.

Любой мог выйти из-за угла, как это сделал Оуэн, и найти их здесь, стоящих так близко друг от друга и выглядящих слишком… увлеченными разговором.

– Может быть, я хочу, чтобы вы мне все разъяснили, – сказал Стерлинг, медленно придвигаясь к Оуэну. Тот сделал шаг назад, сознательно увеличивая расстояние между ними, и Стерлинг снова шагнул вперед. – Я могу быть послушным. Покажите мне как.

– Ты требуешь от меня чего-то и приказываешь, когда должен умолять, и таскаешься за мной, когда я говорю тебе оставить меня в покое. Смиреннопрошу простить меня за сомнения в твоей способности мне угодить, – ответил Оуэн, воспользовавшись сарказмом в качестве щита. – Ты будешь так же спорить, стоя на коленях? Что-то подсказывает мне, что так оно и будет. Есть огромная разница между многообещающим, вызывающим интерес сабом и тем, кто не хочет и не может учиться. Я знаютебя и знаю, каким сабом ты будешь.

Он позволил себе двусмысленное высказывание. Оуэн точно знал, в какую категорию попадет юноша, и был полностью уверен в своей способности подчинить и приручить его – даже если с треском провалился в своих попытках оттолкнуть Стерлинга.

Он потерпел неудачу только из-за охвативших его противоречивых чувств. Он не сомневался, что может обучить Стерлинга и даже будет наслаждаться процессом, но, Боже, это такая плохаяидея. Стерлинг сейчас блуждает впотьмах, но понравится ли ему то, что он обнаружит, когда Оуэн зажжет свечу? Ему не хочется увидеть паникующего, подавленного Стрелинга, с которого слетит вся нахальная заносчивость. На лекциях мальчик был невыносим, да и сейчас он казался слишком требовательным, доводя свою роль паршивца до совершенства. Я хочу. Дайте мне это немедленно– поведение, которого Оуэн никогда не потерпит от саба. Неважно. Он бы хотел приручить Стерлинга, но ни в коем случае не травмировать.

– Ты не готов для меня, – холодно заключил он.

– Может быть и нет, – ответил Стерлинг. – Но я не хочу никого другого. – И он опустился на колени, прямо между полок, с надеждой подняв на Оуэна глаза. Он не убрал руки за спину и не опустил головы, но это не имело никакого значения. Он был настолько красив, что мысль о том, чтобы оттолкнуть его, казалась просто невозможной. – Пожалуйста, Оуэн. Научите меня.

– О Боже… – От возбуждения и досады слова у него вырвались громче, чем нужно бы. Оуэн провел пальцами по волосам. Это было самым безрассудным, самым глупым… – Вставай. Сейчас же.

– Не встану, пока не согласитесь. – Стерлинг не дулся, не умолял, а просто с непоколебимой решимостью смотрел на Оуэна.

Оуэн сделал резкий быстрый вздох и попытался успокоить бешено бьющееся сердце.

– Я только что отдал тебе приказ, – сказал он. – Неподчинение – плохое начало наших отношений.

Стерлинг колебался, похоже, неуверенный в том, как правильно поступить, затем подчинился. Поднявшись, мальчик продолжал смотреть на него с тем же выражением – спокойно, терпеливо. Готов учиться, что лишь еще больше искушало Оуэна.

– Уже лучше, – сказал он. Почему-то рядом со Стерлингом Оуэн без раздумий принимал внезапные решения; так же было с Майклом много лет назад. Так, как и должно быть. – Ты хочешь, чтобы я был твоим Учителем, пока не почувствуешь уверенности в себе? Тогда все будет по-моему. На самом деле все. Если ты к этому не готов, то я сейчас уйду и мы больше никогда не вернемся к этому разговору. Никогда.

Стерлинг растерянно моргнул, как будто ожидал услышать либо «да», либо «нет» и понятия не имел, что делать с таким ответом.

– Я не знаю, что вы имеете в виду, – ответил он. – Это значит, что я должен ждать до января? Я не могу этого сделать. Я чувствую себя так… словно всю жизнь ждал именно этого – узнать о себе что-то такое, что настолько же важно для меня, как дышать, только я не знал, что это было. А теперь, когда знаю, я не могу не дышать еще четыре месяца. Не могу. Не могу. – Его руки сжались в кулаки.

Оуэну это чувство было понятно, но он отказывался дать Стерлингу то, чего тот хочет, так легко, просто потому, что тот об этом попросил. Он хотел, чтобы Стерлинг умолял, и, несмотря на жажду в его глазах, до этого мальчик еще не дошел. Но дойдет.

– Нам многое нужно обговорить. Не здесь, – сказал он. – Но пока ты не согласился с одним условием, нам не о чем говорить вообще. И это условие обсуждению не подлежит.

– Да, – не задумываясь, ответил Стерлинг, даже не выслушав, в чем оно заключалось. – Если это не касается ожидания, то «да». Что бы это ни было. Да.

– Нет. – Стерлинг вздрогнул от резкости в голосе Оуэна. – Никогда не делай подобного. Никогда не соглашайся с чем-то вслепую – Боже, ты можешь думать хоть какое-то время не только своим членом, чтобы я смог донести до тебя, что подобные отношения безопасны, добровольны и, черт возьми, разумны, только когда ты используешь свои гребаные мозги и не затыкаешь уши, если нужно что-то услышать?

Где-то на краю сознания всплыла мысль, что походя Оуэн нарушил с десяток правил, установленных для студентов и преподаватей, но он проигнорировал её. На кону стояло нечто большее, чем нормы поведения, суть которых он, как бы то ни было, соблюдал, - нужно было защитить Стерлинга от самого себя.

– Окей. Ладно, ладно. Простите. Я знаю это. Правда. Этого больше не повторится, – пробормотал Стерлинг, покрасневший и несчастный. Но он все же заставил себя поднять на Оуэна глаза. – Правильно. Скажите мне, в чем заключается это условие.

Оуэн выдохнул, немного успокоенный реакцией Стерлинга – на занятиях подобная отповедь вызвала бы неприятие. Даже мягкую критику – а лишь немногие его высказывания подпадали под это определение, остальные правильнее было бы назвать едкими замечаниями – Стерлинг встречал сердито поджатыми губами или находчивыми ответами, не раз граничившими с нахальством.

– Ты сказал, что не хочешь ждать. – Оуэн услышал шум открывающихся дверей лифта и голоса приближающихся к ним студентов. Черт. – Я не заставлю тебя ждать ощущения… – он заколебался, подыскивая правильные слова – «что тобой владеют» пришло ему на ум, но это было бы слишком сильно и слишком скоро для Стерлинга – … что ты на своем месте, – помедлив, сказал он, – но ты продемонстрировал нетерпение и плохие манеры – да, именно так – и подобного я не терплю. Первый урок, который тебе надо выучить – каждое действие имеет последствия, и второй – ожидание является частью того, чего ты так жаждешь, а вовсе не тем, чего следует избегать. Я хочу, чтобы ты усвоил: до твоего дня рождения, что бы я с тобой ни делал, заниматься сексом мы не будем.

На лице Стерлинга было написано сомнение, но он кивнул. Оуэн цинично подумал, что мальчик, вероятно, не принял его слова всерьез. Ничего, еще примет.

– Окей, если это ваше условие, то хорошо, я попытаюсь быть более терпеливым. Но… не могли бы мы... не знаю, поговорить еще об этом? – Стерлинг повернул голову в направлении идущих к ним студентов и понизил голос. – Не на территории университета. Я знаю, не слишком хорошо, если нас увидят вместе. Могут возникнуть разные домыслы о... как это называют? Неформальных отношениях? – Губы Стерлинга изогнулись в добродушной улыбке, которая отразилась и в его глазах, осветив их, отчего и так привлекательное лицо стало потрясающе красивым.

О Боже, Оуэну придется нелегко.

– Я могу пригласить вас на ужин, – предложил Стерлинг.

Оуэн покачал головой. Он не мог припомнить ресторан, в котором не было бы ни малейшего шанса наткнуться на кого-то из знакомых, к тому же для того разговора, что им предстоял, подобное место было не лучшим вариантом. Одних этих причин было достаточно для отказа от приглашения Стерлинга, но самое главное – Оуэн не хотел, чтобы его приглашали. Вероятно, Стерлинг все еще неосознанно боролся за контроль над ситуацией, но Оуэн не желал – и не мог – отдать власть в его руки.