— Можешь проспать пару дней, — одобрительно согласился Майлс. — Это, кстати, больше, чем обычно получают другие после женитьбы, согласись.

Адам опустил взгляд на блестящую застежку, которую держал в руке.

— Да, — голос прозвучал еще более утомленно. — Но ведь большинство других не сражаются на пути к алтарю, а также не берут в жены женщин, готовых убежать от них при первой же возможности.

* * *

Адам лежал на кровати на спине. Его раны были заново перевязаны, и, смежив веки, он смотрел, как Хельвен разбирает его сброшенную одежду. Некоторые предметы она откладывала отдельно, чтобы отдать служанкам для стирки, другие же можно было поместить в платяной сундук. Тело Адама было бессильно расслаблено, однако в голове, подобно запертым в клетку зверям, метались беспокойные мысли. Он у себя дома, и уже одно это должно принести чувство умиротворения и облегчения. На деле вышло совсем наоборот: Адам не мог выйти из нервно-раздраженного состояния и тревожно ожидал чего-то, как конь, почуявший перемену ветра.

Хельвен начала снимать испачканное в дороге платье, нижнюю тунику, затем короткую сорочку. Потом сняла с головы вуаль, подколола вверх косы и помедлила перед ванной, слегка подрагивая, пока служанка выливала в ванну еще одно ведро горячей воды.

Адам внимательно рассматривал налитые округлости груди, тонкую талию, крутым изгибом переходящую в роскошные, но не массивные бедра, впивался взглядом, словно в мишень, в место, где соединялись ноги — треугольник ярко-рыжих волос, таких же, как на голове. Он уже знал, как ее тело приникает к нему в избытке страсти. Мысли перешли из разряда ночных фантазий в воспоминания о реальном, яркие, но сейчас не менее мучительные, чем прежние мечты. Адам почувствовал прилив тепла и оживление в области паха. Тогда он прикрыл глаза так, что мог видеть лишь размытый и искаженный образ на фоне ночной свечи.

Хельвен отпустила служанку и шагнула в ванну в виде большой бочки со скамеечкой во всю ширину. Она присела на скамеечку и перевела задумчивый взгляд на постель и мужчину, лежавшего там.

— Адам, ты спишь?

— Нет.

— Хочешь, я тебе что-нибудь приготовлю для облегчения боли?

— Нет, спасибо.

— Адам, что с тобой?

— Ничего. А что должно со мной быть?

— Я не знаю. Я не могу разговаривать, когда ты меня постоянно отталкиваешь.

Хельвен вдруг заметила, что Адам больше не лежит пластом, а пытается сесть и смотрит на нее широко раскрытыми глазами, пылающими от возмущения янтарным светом.

— А разве это тебя удивляет? — резко бросил он. — Мне нянька ни разу не была нужна с тех пор, как я был шестилетним щенком. И вот сейчас меня тут нянчат, пеленают и ругают, как пищащего младенца. А стоит уклониться, ты или заламываешь руки, или впадаешь в плохое настроение!

В ванне колыхнулась вода, когда Хельвен схватилась за стенки, с яростью глядя на мужа.

— Это не я впадала в плохое настроение! — выпалила она сердито. — Если ты будешь себя вести, как шестилетний ребенок, то не удивляйся, если к тебе будут относиться соответственно! Ты должен быть благодарен за заботу, а не отталкивать меня, как будто я прихожу с тобой браниться!

— Благодарен! — задохнулся от возмущения Адам. — О какой благодарности можно говорить, когда я чувствую себя, как прокаженный, принимающий подачки из рук сердобольной покровительницы! — На щеках проступили яркие лихорадочные пятна.

Хельвен стиснула пальцами деревянные края ванны — хорошо, что горло лежащего в постели мужчины оказалось вне досягаемости.

— Значит, нужно было наплевать на твои ранения? — прошипела она. — Подыгрывать твоей глупости и делать вид, что никаких ран нет? Адам, мне больно и тошно смотреть, до чего ты себя доводишь!

Внезапно весь гнев Адама разом куда-то улетучился. Он рухнул на подушки, чувствуя невыносимую боль в области лба. Пришлось крепко зажмурить глаза.

— Наверно, это так и есть. Просто я не могу остановиться, — утомленно признал он.

Хельвен закончила мыться, вышла из ванны и вытерлась льняными полотенцами. Потом накинула ночную рубашку и, завязывая ее у горла, промолвила столь же усталым голосом:

— Лучше бы ты согласился на одну из тех девиц, которых тебе подобрал Генрих. Со мной у тебя счастья не будет.

Адам отреагировал на эти слова движением бровей, но потом все же произнес:

— Мне придется жить, опасаясь этого. Ты закончила? Не стой там и не мерзни попусту, а забирайся-ка лучше в постель. — Он подвинулся, освобождая место.

Хельвен помедлила, не в силах разгадать его настроение. Тело Адама было напряжено, интонация голоса неестественная.

— Пожалуйста. — Он открыл глаза.

— О Адам! — Выражение в его глазах разом смело всякие сомнения, и Хельвен оказалась в постели рядом с ним, не успев даже опомниться. От волнения в горле встал комок. Хельвен склонилась над мужем и поцеловала его в губы. Сначала она хотела, чтобы поцелуй стал примиряющим жестом, знаком искреннего раскаяния за резкие слова, сказанные в запальчивости. Однако Адам крепко обхватил ее за талию, притянул к себе, поцелуй становился все крепче и глубже. Адам оторвался от ее губ только лишь для того, чтобы поцеловать нежную шею Хельвен, а затем, сдвигая ткань ночной рубашки, переместился еще ниже, к выпуклостям грудей.

От неожиданного натиска у Хельвен перехватило дыхание, она не могла представить, что усталость и слабость от ран оставили в муже столько неистовой любовной силы. Хельвен пыталась противостоять, но это привело только к тому, что вскоре она полностью оказалась под Адамом, а его колено уже проникло между ног. Учащенное дыхание Хельвен сменилось вскриком, когда Адам вошел в нее. В этот момент она еще не была готова, и энергичное вторжение причиняло заметную боль и неудобство. Хельвен закрыла глаза и перестала сопротивляться, превратившись в мягкую лужайку морских водорослей, послушную накатывающимся волнам. Чувственный инстинкт постепенно сделал свое дело, тело внутри стало подобающе влажным, боль отошла в сторону, а в голове немного прояснилось, снова стали возникать мысли. Хельвен осознанно изогнулась всем телом, стараясь подладиться под ритм движений Адама, и обхватила руками его поджарые бока. Адам хрипло и прерывисто дышал, и Хельвен стала постепенно ускорять собственные движения, помогая ему. Но и сама успела несколько мгновений покружиться в сладостном круговороте и ощутить до боли обжигающее удовольствие по всему пути его движений. Но времени для развития приятного ощущения ей не было отпущено, и до полной кульминации дело не дошло, так как Адам вскрикнул, крепко стиснул ее в объятиях, его тело стало сотрясаться в неистовых волнах оргазма. Хельвен слушала горячее дыхание рядом со своим ухом, чувствовала уколы щетины на своем горле и частые движения грудной клетки, моментами сдавливающие ее так, что она не могла вздохнуть.

— Адам, ты меня сейчас просто раздавишь.

Он даже не пошевельнулся, и Хельвен пришлось сильно упереться в его широкие плечи, пытаясь немного высвободиться.

Мало-помалу, сквозь оцепенение улетевшего в райские кущи тела и возвращающиеся уколы и толчки боли Адам почувствовал, что Хельвен пытается переменить положение, собрал остатки сил и отодвинулся. Он повернулся на спину и со стоном закрыл глаза согнутой в локте рукой, в эту минуту не желая видеть Хельвен даже краем глаза. Нахлынули жуткие видения собственного отца, и никакие здравые мысли долго не могли пробиться в оцепеневший разум. Одно Адам понимал совершенно ясно: он только что совершил акт насилия над собственной женой. Или почти насилия, разница невелика. Особенно пугала полная потеря самоконтроля. Выходит, он может сорваться и натворить неизвестно что. И эта неизвестность, таящаяся в самом себе, делала положение почти безысходным.

— У тебя снова открылось кровотечение, да иначе и не могло быть! — с укором воскликнула Хельвен. — Зачем же было так торопиться? Если бы ты с такой же скоростью проглатывал свою пищу, то заработал бы жуткое несварение, и поделом!