Гийон в ответ просто взмахнул игрушечным мечом, решительно отвергая названного Адамом кандидата в правители.
— Стойкость мужлана. Роберт плебейского происхождения. Если бы мы позволили себе рассматривать его как нашего будущего короля, то пришлось бы заодно принимать в расчет всех других королевских бастардов. А их, по меньшей мере, столько же, сколько лет Генрих просидел на троне. К тому же я слишком хорошо знаю Роберта, чтобы доверить ему в качестве оруженосца своего второго сына. Он не тот человек, который способен получить удовольствие от тяжести короны на голове. И еще: он готов преклоняться перед пылью с ног Матильды еще со времен их детства.
Адам, улыбаясь, склонил голову:
— Я все понял.
Гийон рассек воздух игрушкой, затем положил меч на колени и проницательно посмотрел на Адама.
— Но, с другой стороны, если мы присягнем Матильде, то тем самым присягнем и ее будущему мужу, кто бы им ни стал. Или у нас остается право иметь свой голос в этом вопросе? Думаю, вряд ли, зная, какой увертливый человек наш Генрих.
Адам неожиданно подумал, что теперь становится понятно, от кого Ренард унаследовал внезапные всплески глубочайшего проникновения в суть вещей, способные вывести собеседника из равновесия.
— Ты, случайно, не знаешь, кто это может быть? Ничего не заметил, пока вы добирались сюда из Германии?
Адам ощутил, что у него горят уши.
— Нет, мой господин, — он пристально вглядывался в носок своего сапога, которым раздавил пучок лаванды, и рассыпал крошечные высохшие шарики по стеблям камыша. В ноздри проник сильный вяжущий запах цветка.
— Только честно.
— Не то чтобы...
Гийон шумно выдохнул воздух.
— Ладно, забудь. Вне всякого сомнения, я скоро все узнаю. Достаточно того, чтобы ты держал при себе своих солдат. Я знаю, чего можно ожидать.
— Я их удерживаю вовсе не по этой причине, а для борьбы с валлийцами. — Полуправда или полуложь, но Адам надеялся, что объяснение звучит вполне искренне. В сущности, все его сведения проистекали из того случайного факта, что он нечаянно услышал разговор короля с епископом Солсбери, причем дискуссия сановников носила характер взаимной оценки вариантов развития событий, и не означала принятия серьезных решений. — Хельвен говорила, что за нашими рубежами появился новый лорд, успевший причинить немало беспокойства.
— Давидд ап Тевдр. — Гийон сморщился, произнося это имя. — Мало сказать — беспокойство. Если это простое беспокойство, тогда надо признаться, что я замедлил темп жизни и мне пора на покой. Парень беспрестанно носится кругами вокруг меня самого и наших патрулей. Обвиняет нас, что наши люди и люди Ральфа присвоили себе земли, принадлежащие ему по праву, кричит, что мы отодвинули границы в глубь его территории. Но нельзя же запретить фермерам пасти скотину там, где они находят более сочные пастбища, а животным и подавно не отличить траву Уэльса от травы Англии — вкус-то одинаковый. Потому и неизбежны вторжения туда и сюда без всякого злого умысла. Я бы прослыл дураком, если бы поверил, что нарушители — только одна сторона. Думаю, стоит послать несколько человек на границу и выследить этого типа. Но Тевдр славится умением скрываться в лесу, и не исключено, что ничего не выйдет. Я даже, грешным делом, подумывал предложить ему брачный союз, раз уж Хельвен овдовела. Она по линии матери валлийка, да и по моей частично, благодаря ее тезке — моей бабушке. Но, если серьезно, то я практически решился принять предложение де Мортимера, когда оно поступит официально.
— Боже, неужели вы согласитесь на это?
Гийон недоуменно пожал плечами.
— Отец Варэна, Хью, мой личный друг, и еще лет десять назад предлагал породниться, поженив их. Но Хельвен тогда сделала свой выбор в пользу Ральфа, и я отклонил предложение Хью. С тех пор он пытается уладить дело с женитьбой Ре-нарда на своей младшей дочери. Однако я не тороплюсь. Этот союз должен ослабить натиск валлийца, а то и вовсе прекратить конфликты. Кроме того, раз уж мы живем по соседству с ним, нам нужен сильный человек вроде Варэна, поддерживающий порядок в пограничных землях. В этих краях вдове нельзя оставаться одинокой. Это очень опасно. Хельвен спокойно относится к тому, что повторной брак не стоит откладывать.
— Выходит, вы хотите принести Хельвен в жертву разрешения здешних проблем? — волнуясь, спросил Адам.
Гийон посмотрел на него в упор и с раздражением бросил:
— Не будь младенцем. Часто ли брачные дела совершаются без скрытой практической выгоды? К тому же едва ли это можно назвать жертвой. Ты лучше спроси Хельвен, если сомневаешься. Варэн ей нравится, да и сам он возмужал и переменился в лучшую сторону. Однако все так же упрям и любит поступать по-своему. Готов пойти на все, чтобы добиться своей цели. Но именно это и нужно, когда имеешь дело с моей дочерью. Любой другой вмиг окажется у нее под каблуком. Да ты и сам знаешь, что она из себя представляет.
— Знаю, что Хельвен не уживется долго с человеком такого сорта, как де Мортимер, — пробормотал Адам. — Что вы станете делать, если он высечет ее? Насколько я помню, у него это единственное средство для тех, кто противится его воле или даже просто вступает в спор.
— Не знаю, что ответить. Наверно, постараюсь сохранять мирные отношения. Одному богу известно, как этой девчонке всегда удавалось водить меня вокруг своего маленького пальчика. Она ведь единственная дочь на целую ораву сыновей и дорога мне не только сама по себе, но и как память о ее дорогой матери. Я никогда не мог быть к ней строгим, хотя и надо было.
— Значит, вы решили вместо себя предоставить такое право Варэну де Мортимеру? — Адам скептически приподнял брови.
Гийон помрачнел и сжал губы.
— Мне известно, что вы с Варэном друг друга на дух не переносите, твоя ненависть прямо в кишках у тебя сидит. Еще я знаю, что ты сильно устал после долгого путешествия. При других обстоятельствах я бы без колебаний велел тебе убираться отсюда. Моя дочь сама примет окончательное решение. Я не стану препятствовать и заставлять делать что-либо против ее воли, и она это знает.
Адам потер переносицу, размышляя, как реагировать на услышанное. Ненависть в кишках сидит, как верно ощутил граф Гийон. Да, переварить и забыть это чувство нельзя, чувство яростного трепета и сильнейшего напряжения в животе. И даже не только в животе, ненавистью пропитаны кости, ненавистью налита душа. И ненависть эта такова, что спокойно и отстраненно о ней говорить и даже думать он никогда не сможет. Лучше просто переменить тему разговора, пока трещина в отношениях не стала опасно широкой пропастью.
— Как поживает лорд Майлс? По-прежнему бодр?
— Здоров как лось, если учесть его годы! — Гийон засмеялся с явным облегчением. Он тоже опасался возможной размолвки. — От сырости у него ноют кости, да и устает намного быстрее, чем хочется, особенно хуже ему стало после смерти Алисы. Она ведь была на полных десять лет моложе, и он всегда считал, что уйдет из жизни первым. На несколько дней увез Уильяма в Кэрмоэл, чтобы научить мальчика выслеживать зверя, как настоящий валлиец. Впрочем, не верю, что парнишка сумеет быть неподвижным более одного мгновения. Но завтра или послезавтра оба должны вернуться домой.
— А я до сих пор воспринимаю Уильяма младенцем на руках, — грустно сказал Адам. — Кажется, только вчера его крестили.
— Это было через три месяца после того, как затонул «Белый Корабль», а вместе с ним все наше будущее спокойствие и безопасность. — Гийон подбросил вверх и поймал на лету деревянный меч младшего сына, затем аккуратно положил игрушку на место. Лицо его выглядело постаревшим и жестким. — Дай бог, чтобы у Уильяма, когда он вырастет, оказалась рука воина и хитрость законоведа. Ему понадобится и то, и другое.
ГЛАВА 2
Адам раскрыл глаза и стал вслушиваться в темноту. Сердце бешено колотилось, в ушах звенело. В маленькой комнатке, встроенной в стену, воздух был густым и черным, словно дым, дышать было трудно. По всему телу стекали ручейки пота, будто под одежду вторглась целая армия пауков. Полусонное сознание вяло боролось с двумя противоречивыми желаниями: в подробностях запомнить приснившийся только что кровопролитный кошмар или поскорее выбросить его из головы и с облегчением забыть, ибо ото всего лишь сон. Адам выбрал второе и простонал, закрывая глаза рукой.