Земская больница. Утро.

За отсутствием доктора, уехавшего с становым на охоту, больных принимают фельдшера: Кузьма Егоров и Глеб Глебыч. Больных человек тридцать. Кузьма Егоров, в ожидании, пока запишутся больные, сидит в приемной и пьет цикорный кофе. Глеб Глебыч, не умывавшийся и не чесавшийся со дня своего рождения, лежит грудью и животом на столе, сердится и записывает больных. Записывание ведется ради статистики. Записывают имя, отчество, фамилию, звание, место жительства, грамотен ли, лета и потом, после приемки, род болезни и выданное лекарство.

-- Чёрт знает что за перья! -- сердится Глеб Глебыч, выводя в большой книге и на маленьких листочках чудовищные мыслете и азы. -- Что это за чернила? Это деготь, а не чернила! Удивляюсь я этому земству! Велит больных записывать, а денег на чернила две копейки в год дает! -- Подходи! -- кричит он.

Подходят мужик с закутанным лицом и "бас" Михайло.

-- Кто таков?

-- Иван Микулов.

-- А? Как? Говори по-русски!

-- Иван Микулов.

-- Иван Микулов! Не тебя спрашиваю! Отойди! Ты! Звать как?

Михайло улыбается.

-- Нешто не знаешь? -- спрашивает он.

-- Чего же смеешься? Чёрт их знает! Тут некогда, время дорого, а они с шутками! Звать как?

-- Нешто не знаешь? Угорел?

-- Знаю, но должен спросить, потому что форма такая... А угореть неотчего... Не такой пьяница, как ваша милость. Не запоем пьем... Имя и фамилия?

-- Зачем же я стану тебе говорить, ежели ты сам знаешь? Пять лет знаешь... Аль забыл на шестой?

-- Не забыл, но форма! Понимаешь? Или ты не понимаешь русского языка? Форма!

-- Ну, коли форма, так чёрт с тобой! Пиши! Михайло Федотыч Измученко...

-- Не Измученко, а Измученков.

-- Пущай будет Измученков... Как хочешь, лишь бы вылечил... Хоть Шут Иваныч... Всё одно...

-- Сословия какого?

-- Бас.

-- Лет сколько?

-- А кто ж его знает! На крестинах не был, не знаю.

-- Сорок будет?

-- Может, и будет, а может, и не будет. Пиши как знаешь.

Глеб Глебыч смотрит некоторое время на Михайлу, думает и пишет 37. Потом, подумав, зачеркивает 37 и пишет 41.

-- Грамотен?

-- А нешто певчий может быть неграмотный? Голова!

-- При людях ты должен мне "вы" говорить, а не кричать так. Следующий! Кто таков? Как звать?

-- Микифор Пуголова, из Хапловой.

-- Хапловских не лечим! Следующий!

-- Сделайте такую божескую милость... Ваше высокоблагородие. Беретов двадцать пешком шел...

-- Хапловских не лечим! Следующий! Отойди! Не курить здесь!

-- Я не курю, Глеб Глебыч!

-- А что это у тебя в руке?

-- Это у меня палец завязан, Глеб Глебыч!

-- А не цигарка? Хапловских не лечим! Следующий!..

Глеб Глебыч оканчивает записывание. Кузьма Егоров напивается кофе, и начинается прием. Первый берет на себя фармацевтическую часть -- и идет в аптеку, второй -- терапевтическую -- и надевает клеенчатый фартук.

-- Марья Заплаксина! -- вызывает по книге Кузьма Егоров.

-- Здесь, батюшка!

В приемную входит маленькая, в три погибели сморщенная, как бы злым роком приплюснутая, старушонка. Она крестится и почтительно кланяется эскулапствующему.

-- Кгм... Затвори дверь!.. Что болит?

-- Голова, батюшка.

-- Так... Вся или только половина?

-- Вся, батюшка... как есть вся...

-- Головы так не кутай... Сними эту тряпку! Голова должна быть в холоде, ноги в тепле, корпус в посредственном климате... Животом страдаешь?

-- Страдаю, батюшка...

-- Так... А ну-ка потяни себя за нижнюю веку! Хорошо, довольно. У тебя малокровие... Я тебе капель дам... По десяти капель утром, в обед и вечером.

Кузьма Егоров садится и пишет рецепт:

"Rp. Liquor ferri {Раствор железа (лат.).} 3 гр. того, что на окне стоит, а то, что на полке Иван Яковлич не велели без него распечатывать по десяти капель три раза в день Марьи Заплаксиной".

Старуха спрашивает, на чем принимать капли, кланяется и уходит. Кузьма Егоров бросает рецепт в аптеку через окошечко, сделанное в стене, и вызывает следующего больного.

-- Тимофей Стукотей!

-- Здесь!

В приемную входит Стукотей, тонкий и высокий, с большой головой, очень похожий издалека на палку с набалдашником.

-- Что болит?

-- Сердце, Кузьма Егорыч.

-- В каком месте?

Стукотей показывает под ложечку.

-- Так... Давно?

-- С самой Святой... Давеча пешком шел, так разов десять садился... Знобит, Кузьма Егорыч... В жар бросает, Кузьма Егорыч.

-- Юм... Еще что болит?

-- Признаться сказать, Кузьма Егорыч, всё болит, ну, а уж вы лечите одно сердце, а насчет другого прочего -- не беспокойтесь... Другое пусть бабы лечат... Вы мне спиртику какого-нибудь дайте, чтоб к сердцу не подкатывало. К сердцу всё это так подкатывает, подкатывает, а потом как подхватит, значит, вот в это самое место, как подхватит, так и... того... Спинищу дерет... В голове точно камень... И кашель тоже.

-- Аппетит есть?

-- Ни боже мой...

Кузьма Егоров подходит к Стукотею, нагинает его и давит ему кулаком под ложечку.

-- Этак больно?

-- Ой... ой... ввв... Больно!

-- А этак больно?

-- Ввв... Смерть!!

Кузьма Егоров задает ему несколько вопросов, думает и зовет на помощь Глеба Глебыча. Начинается консилиум.

-- Покажи язык! -- обращается Глеб Глебыч к больному.

Больной широко раскрывает рот и вываливает язык.

-- Высунь больше!

-- Больше невозможно, Глеб Глебыч.

-- На этом свете всё возможно.

Глеб Глебыч смотрит некоторое время на больного, о чем-то мучительно думает, пожимает плечами и молча выходит из приемной.

-- Должно быть, катар! -- кричит он из аптеки.

-- Дайте ему olei ricini {касторового масла (лат.).} и ammoaii caustici! {нашатырного спирта (лат.).} -- кричит Кузьма Егоров. -- Растирать живот утром и вечером! Следующий!

Больной выходит из приемной и идет к окошечку, ведущему из коридора в аптеку. Глеб Глебыч наливает треть чайного стакана касторки и подает Стукотею. Стукотей медленно выпивает, облизывается, закрывает глаза и трет палец о палец, т. е. просит заесть чем-нибудь.

-- Это тебе спирт! -- кричит Глеб Глебыч, подавая ему склянку с нашатырным спиртом. -- Растирать живот суконной тряпкой утром и вечером... Посуду возвратить! Не облокачиваться! Отойди!

К окошечку, закрывая рот шалью и ухмыляясь, подходит кухарка отца Григория, Пелагея.

-- Что вам угодно-с? -- спрашивает ее Глеб Глебыч.

-- Кланялись вам, Глеб Глебыч, Лизавета Григорьевна и просили у вас мятных лепешек.

-- С удовольствием-ссс... Для прекрасных особ женского пола на всё готов-с!

Глеб Глебыч достает с полки банку с мятными лепешками и полбанки высыпает в платок Пелагее.

-- Скажите им, -- говорит он, -- что Глеб Глебыч улыбался от чувств, когда лепешки давал. Письмо мое получили?

-- Получили и порвали. Лизавета Григорьевна любовью не занимается.

-- Какая же она гризетка! Скажите ей, что она гризетка!

-- Михайло Измученков! -- вызывает Кузьма Егоров.

В приемную входит "бас" Михайло.

-- Михайлу Федотычу! Наше глубочайшее! Что болит?

-- Горло, Кузьма Егорыч! Пришел к вам, собственно говоря, чтоб вы, с вашего позволения, относительно моего здоровья того... Не так больно, как убыточно... Через болезнь петь не могу, а регент за каждую обедню сорок копеек вычитает. За всенощную вчера четвертак вычел. Нонче у господ панихида была, певчим дадено было три рубля, и на мою долю чрез болезнь ничего не досталось. И, с вашего позволения, относительно глотки могу вам предположить, что очень уж дерет и хрипит. Точно у тебя в горле какой-то кот сидит и лапами того... Кгм... Кгм...

-- От горячих напитков, стало быть?