— Я прежде фельдшером был.

— Постарайтесь помочь ему, — сказал Кузнецов и обернулся к Ольхову и Сазонову. — А вы, товарищи, осмотрите остров. Радист пусть наладит связь. Я буду там, — кивнул подполковник в сторону маячной башни.

Осмотр не дал бы ничего, если бы сержант Кафнутдинов не считал для себя нерушимым законом всякий пункт уставов службы и распоряжений командира.

В будке Кузнецов обнаружил прошитый и пронумерованный журнал в плотном переплете. На каждой странице слева была графа времени наблюдения, посредине шли записи наблюдателя и дополнительные замечания.

На последнем заполненном листе журнала Кузнецов прочел: «Военные корабли скрылись на западе за горизонтом… В трех милях южнее острова рыболовецкий сейнер вошел в район учений флота, но тут же повернул и ушел из Малых глубин. Наверно, вспомнил, что сегодня сюда нельзя…»

Кузнецов зажмурился, легонько шлепнул пальцами себя по лбу: «Вот что означает «МГ»! Это — Малые глубины!..»

Кузнецов продолжал читать записи: «…Два раза тихо-тихо шумел реактивный самолет. Может быть, послышалось. — Гудзь не слыхал… У острова замечен в волнах человек… Сержант Гудзь вытащил его и доставил в лодке на остров… Документов у спасенного нет. Есть ботинки, трусы, морская тельняшка шелковая и спасательный жилет, такой, как у летчиков. Так здоровый, только слабый. Говорит свое имя: Петров, капитан, летчик… Петрова немножко тошнило, потом он пил чай и кушал консервы. Сержант Гудзь забыл сразу сказать — у Петрова имелся еще железный баллон, синий с голубой стрелкой… И говорит, что, у рации кончилось питание… У острова всплыла подводная лодка. Спрашивают Петрова. На парольный запрос не отвечают, командир ругается…»

Дальше косо шла и обрывалась крупная торопливая строчка: «Они выса…»

Кузнецов захлопнул журнал и сбежал по лестнице в помещение. Самым тщательным образом обыскав его, он выглянул из дверей:

— Сазонов!.. Что найдено?

— Стреляные гильзы нашли, товарищ подполковник, сухое обмундирование…

— А баллон? Баллона не находили?

— Никак нет.

— Переройте весь остров. Ищите небольшой синий баллон с голубой стрелкой!

Кузнецов быстро заскользил по гальке к летчику. Гудзь, уже перевязанный, полулежал на устроенной прямо на берегу постели. У ног его, сдержанно, будто успокаивая, рокотала волна. Летчик слушал пульс раненого.

— Без сознания. Большая потеря крови, — ответил он на немой вопрос подполковника.

— Плохо. Он бы нам сейчас мог помочь… — Кузнецов посмотрел на часы: — Возможно, еще успеем. Радист, идите сюда! Рация работает?.. Передайте: «Начальнику морпогранотряда, копия— штаб флота адмиралу Кулагину. У острова Одинокого недавно находилась вражеская подводная лодка, которая в данную минуту, вероятно, стремится выйти в нейтральные воды. Подполковник Кузнецов».

Сазонов, Ольхов и двое солдат шаг за шагом исследовали каждую пядь острова.

Кузнецов сел на большой камень и, уперев локти в колени, стиснул руками голову. Сейчас ему было понятно почти все. Но это «почти» не устраивало Кузнецова. Он должен знать все, точно и ясно. Кузнецов осмысливал каждый эпизод последних суток, искал между этими эпизодами общую взаимосвязь. Для полной ясности ему не хватало лишь небольшой, но весьма важной детали… Он старался найти эту деталь.

Старался, но безуспешно. Мысль услужливо предлагала подполковнику несколько путей к разрешению необходимых вопросов, но каждый из них пересекал барьер «если бы».

— Если бы, если бы… — с досадой буркнул Кузнецов, поднимаясь с камня. — Если бы вот Гудзь был в сознании, то все разрешилось бы. Остается надеяться на успех группы Егорьева.

Направляясь к башне, подполковник крикнул Сазонову:

— Не нашли баллон?.. Скверно. Очень скверно… Летим обратно. Больше нам здесь делать нечего. Да и парня надо поскорее в госпиталь… — Кузнецов с минуту помедлил и приказал радисту: — Сообщите дополнительно адмиралу: «Имею веские подозрения, что на подводной лодке находится баллон с голубой стрелой».

Гудзя осторожно перенесли в надувную шлюпку и переправили в самолет.

Подполковник Кузнецов и Сазонов с берега наблюдали за тем, как лодка приближалась к гидросамолету. Вдруг за их спиной раздался удивленный возглас подошедшего капитана Ольхова:

— Что это? Смотрите! — взяв за локоть подполковника, указал он на камни, торчащие из воды у берега.

И тут же волна сильного прибоя, рокоча по дну галькой, вынесла на берег два опутанных водорослями трупа. Один из мертвых сжимал руками горло другого — даже смерть не разжала этой хватки.

— Кафнутдинов, — хрипло произнес офицер-пограничник и первым медленно снял фуражку.

— Вы случайно не знаете в лицо капитана Петрова? — спросил Кузнецов приблизившегося к группе на берегу летчика и, получив утвердительный ответ, указал на труп неизвестного. — Это не он?

— Нет, не он.

— Теперь мне многое ясно, — негромко проговорил Кузнецов. — Пограничный пикет на Одиноком, выловив из воды человека в спасательном жилете и будучи предупрежденным об аварии самолета, принял спасенного за летчика Петрова, кем и назвался человек с вражеской подводной лодки.

— По видимому, этот лже-Петров и «помог» замолчать рации пикета, — предположил начальник заставы.

— Вполне возможно, — согласился Кузнецов. — Нам нужно торопиться.

Через несколько минут гидросамолет уже летел над морем в обратный путь. Солнце освещало его теперь с другой стороны. В пассажирской кабине царило молчание.

Смотревший в окно кабины Сазонов окликнул Кузнецова с Ольховым, и все трое прильнули к стеклам. Внизу, оставляя за собой длинные седые усы пены стремительно неслись на линию дозора торпедные катера. На значительном расстоянии от них шли сторожевые корабли типа «БО».

Офицеры долго провожали их взглядом, затем переглянулись. Глаза каждого выражали один и тот же вопрос, одну и ту же тревогу: «Успеют или не успеют?..»

Старший лейтенант Егорьев нехотя открыл глаза, потянулся всем своим большим, Сильным телом и, резко поднявшись с дивана, улыбнулся:

— Извините, товарищ подполковник, вздремнул, вас дожидаясь.

— Чего же извиняться, — сказал, входя в свой кабинет Кузнецов. — Хорошо, если отдохнули немного.

Кузнецов сел в одно из двух мягких кресел, стоявших в углу кабинета у маленького круглого столика, предложил другое Егорьеву.

— Как на острове, товарищ подполковник? Так досадно, что не смог побывать там с вами.

— После. Прежде сами расскажите о своих делах.

— Да по вашей записке, как по нотам, — начал Егорьев. — Санатории обзвонил быстро. Оказалось, что в «Жемчужине» и «Солнечном» сегодня на завтрак подавались широты. «Так, — думаю, — первый ориентир есть». А опергруппу выслал сразу, она перекрыла шоссе и приступила к работе. Выезжаю сам, чтобы точнее нацелить людей на этапах и встать на шестьдесят девятом километре, где сходятся оба шоссе. Но не успел доехать, как на третьем этапе Творогов докладывает мне: «Товарищ старший лейтенант, задержал одну дамочку, из санатория «Солнечного». Я даже удивился: «Откуда ты, — спрашиваю, — знаешь, что именно «Солнечный» у нас на примете?» Он плечами пожимает: «Ничего я не знаю. Просто вошел в автобус, проверяю документы, гляжу — дамочка. По курортной книжке выходит, что уже три недели отдыхает, а по личности вроде как только приехала. Ну, носы да щеки пудрят многие. Я, извиняюсь, за ворот ей тайком заглянул: нет, как есть, едва солнышком прихвачена. А курортники через десять дней уже, как арапы, черные, затем и едут. В книжку посмотрел: сердце здоровое, все прочее тоже — должна загорать. Ну и ссадил ее под предлогом, что, мол, без паспорта нельзя далеко отъезжать». Рассказал мне это и ведет в будку КПП. Зашел я, смотрю — она самая, наша кошечка. Посадил ее в машину и привез сюда.

— Не допрашивали ее? Нет? — быстро спросил Кузнецов. — Тогда ведите — поговорим. Как она держится?

— С величайшим спокойствием.