Роман Роже Мартена дю Гара «Жан Баруа» вышел в свет в 1913 году и сразу нашел своего читателя. Прошло почти полвека, но и сейчас трудно остаться равнодушным к трагической судьбе Жана Баруа. Трудно оторваться от книги, повествующей о том, как юноша-естествоиспытатель, получивший в детстве строгое религиозное воспитание, переживает мучительные сомнения, пытаясь примирить веру в бога с данными науки; о том, как он выходит победителем из этого кризиса и посвящает свою жизнь служению разуму, прогрессу, истине; о том, наконец, как Жан Баруа гибнет, сломленный, одинокий, оторванный от тех, кто продолжает его дело.

История жизни и духовных исканий героя Роже Мартена дю Гара неотделима от истории Франции начала нашего века – от борьбы материалистической мысли против католицизма, от ожесточенных схваток вокруг дела Дрейфуса, от усиления политической реакции в канун первой мировой войны.

Воспитанник «Эколь де Шарт» – высшего учебного заведения, готовившего археологов, – Роже Мартен дю Гар вынес из своих занятий историей не только бережное отношение к факту, как к необходимой основе исследований и размышлений, но и то чувство историзма, которого так недоставало многим его современникам.

«Для меня стало невозможным, – писал он впоследствии, – представлять себе современного человека в отрыве от общества и своей эпохи». И действительно, индивидуальные судьбы героев Роже Мартена дю Гара всегда органически связаны со значительными историческими событиями. В жизни Жана Баруа решающую роль играет борьба вокруг дела Дрейфуса, подводившая Францию, по словам В. И. Ленина, вплотную к «гражданской войне»; мировая война завершает развитие характеров Жака и Антуана Тибо – героев эпопеи «Семья Тибо».

Издатель Бернар Грассе, получив от Роже Мартена дю Гара рукопись «Жана Баруа», посоветовал молодому писателю не публиковать ее. Он был смущен необычной формой романа, обилием подлинных документов в тексте книги. Значения этих документов для замысла Роже Мартена дю Гара издатель не понял.

Вымышленные персонажи романа – Жан Баруа, Марк-Эли Люс, Ульрик Вольдсмут – находятся в самой гуще общественной борьбы, их интересы сосредоточены на событиях, которые занимали в те дни умы передовых людей Франции. Ульрик Вольдсмут читает друзьям «Записку» журналиста Бернара Лазара, разоблачающую фальсифицированные обвинения, по которым осужден капитан Дрейфус. Как голос мужественного единомышленника воспринимают герой знаменитое «Я обвиняю!» Эмиля Золя – его письмо президенту Французской республики. И рядом с этими подлинными, значительными документами эпохи, выдержки из которых включены в повествование, столь же подлинно и достоверно звучит текст лекции Жана Баруа, отстаивающего отделение школы от церкви. Мартен дю Гар изображает одно из судебных заседаний процесса Золя. Он смело переносит на страницы романа взятые из стенографического отчета выступления свидетелей, прокурора, защитников. Баруа, Люс, присутствующие в зале суда, подают реплики; повествование о вымышленных героях строится вокруг исторических вех, вымысел органически переплетается с документом, – так возникает исторически точное художественное обобщение.

Историзм мышления помог Роже Мартену дю Тару в поисках положительного героя. Ромен Роллан противопоставил «ярмарке на площади» своего Жан-Кристофа. Однако в действительности французское искусство этого периода не знало титанов, подобных Кристофу. Мартен дю Гар выбрал ту единственную область, в которой современное ему общество наиболее ощутимо шло вперед, – науку. Жан Баруа – мыслитель, восставший против владычества церкви, против запретов, которые церковь налагает на пытливые искания человечества. Он один из тех, кто создает базу научного атеизма. Он – человек, высвобождающийся из пут многовековых религиозных догм, подвергающий все беспощадному анализу.

Жан Баруа не одинокий кабинетный ученый, далекий от треволнений политики, как, например, многие герои Анатоля Франса. В успехах науки он видит залог социального прогресса, он считает необходимым отстаивать и распространять обретенную им истину, и это приводит его к деятельному участию в общественной жизни.

Однако общественные идеалы Жана Баруа довольно расплывчаты. Подобно многим буржуазным интеллигентам той эпохи, он не идет дальше мечты о всеобщем равенстве и счастье, совершенно не представляя себе ни действительной роли рабочего класса в историческом процессе, ни необходимости революционного насилия. Созданный Жаном Баруа и его единомышленниками журнал «Сеятель» ставит перед собой задачу сплотить разрозненные группы, интересующиеся «позитивной философией и социологией», «социальные лиги», «нравственные объединения», «народные университеты», всех «верующих, но не признающих церкви», «пацифистов», – «словом, – как заключает Жан Баруа, – всех благородных людей».

Мартен дю Гар работал над «Жаном Баруа» с 1910 по 1913 год – в период, когда значительная часть французской демократической интеллигенции, принимавшей на рубеже веков активное участие в борьбе против разгула военщины, засилия церковников, разжигания антисемитизма – против всего, что пятнало республиканские идеалы, отошла от общественной жизни. Дрейфусары одержали верх: фальсифицированные обвинения были разоблачены, невинно осужденный – оправдан. Но на пороге победы их охватило разочарование. Победители увидели, как плодами их недавней победы воспользовались политиканы, и в том числе политиканы, именовавшие себя социалистами. Дрейфусарам пришлось убедиться, что политика нового кабинета министров ничуть не ближе к «истине» и «справедливости», чем политика правительства, потворствовавшего осуждению Золя за его вмешательство в дело Дрейфуса. Как далеко было до торжества демократии! Для многих интеллигентов наступили годы глубокого разочарования в плодотворности общественной деятельности, годы утраты перспективы. На смену вере в разум и прогресс пришли пессимизм и мистика. Так, Шарль Пеги в «Двухнедельных тетрадях» (а на этот журнал во многом похож «Сеятель», изображенный в «Жане Баруа») настойчиво, неотступно возвращается к мысли о поражении: «Не будем скрывать от себя: мы – побежденные. Последние десять лет, последние пятнадцать лет мы только и делали что отступали… Мы осажденные, и вся равнина вокруг в руках противника…»

Верный исторической правде, Мартен дю Гар приводит и своего героя к духовному кризису. «К чему были все наши усилия? – восклицает в отчаянии Жан Баруа. – Повсюду ложь, корысть, социальная несправедливость! Где же прогресс?… Молодежь отрекается от нас…» Отказываясь от всего, что было им создано, Жан Баруа возвращается к вере своего детства, ищет утешения у католического священника.

Созданный в годы реакции, роман Роже Мартена дю Гара полемически заострен против пессимистических концепций, подрывавших веру в человека и его возможности. «Жан Баруа» исполнен исторического оптимизма и в этом отношении возвышается над «Островом пингвинов» или «Восстанием ангелов», где Франс развивает идеи замкнутого круговорота истории. Но в то же время Роже Мартен дю Гар предвоенных лет менее прозорлив, чем Франс. От него ускользает социально-политическая подоплека дела Дрейфуса – попытка «попов, военщины и банкиров» покончить с демократическими свободами. Он не сознает, что буржуазное общество уже полностью исчерпало свои прогрессивные возможности и превратилось в тормоз, препятствующий движению человечества вперед. Он не видит гниения всего общественного строя Франции, даже не помышляет ни о каком ином государственном устройстве, кроме буржуазной республики.

Буржуазно-демократические иллюзии мешают Роже Мартену дю Тару осмыслить до конца социальные причины трагедии Жана Баруа. Позднее, после империалистической войны и Октябрьской революции, когда писатель будет работать над эпопеей «Семья Тибо» и «вновь вернется к периоду истории Франции, который изображен в финальных главах «Жана Баруа», он куда глубже и яснее увидит подлинное соотношение общественных сил. В последних частях «Семьи Тибо» судьбы героев неразрывно связаны с судьбой народа. Внимание Мартена дю Гара сосредоточено на международных организациях пролетариата, который выступает как решающая сила истории, сила гигантская, хотя и потерпевшая временное поражение из-за измены вождей II Интернационала. На первый план повествования выходит Жак Тибо – бунтарь, отрекшийся от своего класса, восставший против войны. И, естественно, на второй план отодвигаются, как исторически менее значительные, юные католики, которые в «Жане Баруа» мешают стареющему герою разглядеть действительный облик нового поколения французской интеллигенции.