— Не бей, это её отец! — закричал Мушег и тут же начал получать со всех сторон удары палками.

— Знаешь, брат Мушег, твои семейные дела меня не касаются. Отец, брат, родственники… они все здесь… и что… позволить им избить меня? — приговаривая эти слова, Арут вовсю орудовал дубиной, не подпуская к себе ни одного человека и в то же время пытаясь помочь несущему значительные потери Мушегу. Неизвестно, что бы произошло дальше, если б не раздался голос Ахмеда.

— Вы пожалеете, что напали на моего брата Арута Акопяна!

Арут едва ли не с сожалением смотрел, как разъяренные домочадцы один за другим утихают и опускают палки. Все как один молча уставились на Арута. Даже женщины наверху затихли. Мушег, которого, наконец, оставили в покое, с опаской оглядываясь на своих будущих родичей, подошёл к Аруту. Тот едва взглянул на слегка разбитое лицо Мушега. Сам он не пострадал вовсе. Арут молча смотрел на приближение того самого человека, которого ударил в самом начале. Это был действительно отец девушки. У него всё так же в руках была палка. Он остановился в двух шагах от Арута и, оглядывая его хмурым взглядом, спросил:

— Арут Акопян? Фидаи? Кес Арут?

Арут молча кивнул головой.

— И что тебе надо в моём доме? Почему ты пришёл сюда ночью как вор? Пришёл бы днём, мы бы встретили тебя со всем уважением.

Арут улыбнулся. Кивая на Мушега, он отвечал:

— Мой друг попросил. Твоя дочь ему понравилась, князь. Отдай её в жёны Мушегу, и станем добрыми друзьями. Не отдашь — силой возьмём. Ну как?

— Мою дочь, значит, пришли забрать? — с плохо скрываемым гневом спросил князь, а в следующее мгновение он замахнулся на Арута палкой. Арут ждал этого удара, поэтому не стал медлить. Быстро размахнувшись,… он… так и застыл с поднятой дубинкой в руках. А удар князя пришёлся прямо ему по плечу. Но Арут даже не среагировал на него. Его немигающий взгляд был устремлен куда-то наверх. Видя, что он бездействует, все домочадцы одновременно набросились на него и начали избивать. Мушег успел отбежать к калитке. Он вместе с Ахмедом только и делали, что кричали Аруту, чтобы он сопротивлялся. Однако удары сыпались, крики продолжались, а Арут так же безмолвно, не мигая, смотрел куда-то наверх. Избиение продолжалось едва ли несколько минут. Наконец Арута оставили в покое. Оставили с заметным удивлением. С момента начала избиения и до конца даже поза руки, державшей дубинку, не изменилась у Арута. Со лба текла кровь, лицо было в кровоподтёках, губа разбита, одежда местами разорвана. С уха сочилась кровь, но … взгляд был по-прежнему прикован к чему-то. Это настолько заинтриговало домочадцев, да и не только … а и Мушега и Ахмеда, что все как один одновременно проследили за его взглядом…

На балконе, между двух женщин… стояла молодая девушка. Она была самим очарованием. Смуглая кожа идеально сочетались с длинными чёрными волосами. Глаза отсвечивали в пламени свечей загадочностью и глубиной и неотрывно смотрели на Арута. Девушка была боса. Из одежды на ней была лишь ночная рубашка. Под взглядами всех домочадцев девушка оставила женщин и ушла с балкона. Через несколько мгновений она показалась во дворе. В руке девушки был зажат платок. Ступая босыми ногами по земле, под ошеломлённые взгляды своих домочадцев, девушка прямиком направилась в сторону Арута. Девушка подошла вплотную к Аруту. Она дотронулась до его руки сжимающей дубинку. Арут безмолвно выпустил дубинку из рук и застыл, заворожённый видом девушки. Её глазами, в которых выражалась нежность, мягкость, очарование и… любовь. Девушка медленными движениями начала вытирать платком кровь с лица Арута. Сделав это, она молча протянула ему руку. Арут взял протянутую руку, по-прежнему не сводя с неё взгляда. Взявшись за руки, они так же молча направились в сторону калитки. При этом оба не отрываясь смотрели друг на друга.

Домочадцы совсем растерялись. Они переглядывались друг с другом, не в состоянии что-либо сказать или что-либо предпринять. Лишь один Мушег, который был растерян не меньше других, не выдержал и закричал:

— Арут, что ты делаешь… Мириам моя невеста. Куда ты её ведёшь?

Однако ни Арут, ни Мириам не обратили на него ни малейшего внимания. Они проследовали на улицу. За ними последовали обескураженные Ахмед с Мушегом, а за ними остальные домочадцы.

Шум привлёк внимание соседей. Некоторые из них выходили на улицу и едва ли ни сразу испытывали потрясение при виде этой странной процессии. Впереди шла девушка в одной ночной рубашке и с босыми ногами. Она держала руку парня, который выглядел прилично избитым. За ними шли двое молодых людей, с виду прилично одетых, а за ними человек пятнадцать мужчин с палками в руках и одетых во что попало. Никто не задался вопросом: а куда направляется процессия? Даже среди участников самой процессии. Настолько всё было необычно.

Через четверть часа после того как процессия покинула дом, показались стены одной из старейших армянских церквей в Эрзеруме. Двери церкви были отворены настежь. Не останавливаясь, Мириам и Арут вошли внутрь. Когда остальные вошли следом за ними, то увидели, что Мириам и Арут преклонили колени перед алтарём. Свидетели происходящего так и застыли с открытыми ртами в проходе. Они никак не могли понять, что это за шутка.

Услышав шум, откуда-то из-за маленькой двери появился местный священник, отец Григор. Он на мгновение остановился, с изумлением оглядывая странных посетителей, а более всего молодую пару, коленопреклоненную перед алтарём, затем вздохнув, взял Библию и подошёл к алтарю.

— Моя дочь что,… замуж выходит? — раздался в полной тишине обескураженный голос князя.

В ответ на эти слова священник приложил палец к губам, а в следующее мгновение раздался монотонный голос означающий начало брачного обряда.

Под сводами церкви раздался вопрос:

— Арут, клянёшься ли ты быть рядом с Мириам до самой смерти?

— Клянусь!

— Мириам, клянёшься ли ты быть рядом с Арутом до самой смерти?

— Клянусь!

Последовала короткая речь после этих вопросов и сразу после этого священник объявил их мужем и женой. К довершению полной растерянности присутствующих, священник откуда-то достал обручальные кольца и у всех на глазах Арут и Мириам обменялись кольцами, скрепив свой необычный союз ко всему прочему и нежным поцелуем. Оставив молодожёнов, отец Григор улыбаясь, подошёл к группе домочадцев Мириам и, обращаясь к отцу девушки, воскликнул:

— Воистину — пути господни неисповедимы!

— Я ничего не понимаю, — признался князь, — моя дочь вышла замуж… этот Арут…она себя так странно вела и…он тоже… потом ты… и эти кольца…

— Твоя дочь принесла кольца неделю назад, — улыбаясь, сообщил отец Григор.

— Моя дочь? — поразился князь. — Они, что, были знакомы раньше?

— Нет! Твоя дочь видела его во сне. Она знала, что его зовут Арут. Она знала, что он придёт за ней. Она говорила, что их соединил господь. Она принесла кольца и сказала, чтобы я готов был обвенчать их. Тогда я посмеялся над твоей дочерью. А сейчас мне остаётся ещё раз повторить:

Пути господни воистину неисповедимы!

Спустя две недели после описанных событий, Зиновьев быстрыми шагами вошёл в помещение экстренно созданного штаба при посольстве. Несмотря на то что обстановка в Константинополе оставалась по-прежнему спокойной, в самом посольстве она больше напоминала военную. Когда Зиновьев вошёл в помещение созданного штаба, там за круглым столом сидели пятеро. Четверо военных и один штатский. Стол был буквально завален всякого рода депешами и телеграммами. Зиновьев знал всех кроме одного. Моложавый военный сразу же представился Зиновьеву.

— Штабс-капитан Гревич! Прислан лично командующим кавказским фронтом для выяснения обстановки на месте!

— Добро пожаловать, штабс-капитан!

Затем коротко оглядев присутствующих, Зиновьев произнёс: