— Но как? Здесь пушки нужны. Что мы можем сделать?

— Не знаю, — Андани нетерпеливо махнул головой, — но я больше не собираюсь стоять и смотреть на эти зверства.

Едва выговорив эти слова, Андани сорвался с места и, прижимаясь к стене, побежал по направлению к непрекращающейся схватке. А вслед за ним и остальные. Удалось забежать в соседний дом. Андани заметался по двору, в поисках чего-нибудь что позволило бы забраться на крышу. Лестница….

— Помоги мне, — закричал Андани.

Мони подоспел на помощь. Вдвоём они приставали лестницу к стене дома. Край лестницы выступал гораздо выше крыши одноэтажного дома. Андани мгновенно вскарабкался наверх и сразу же издал радостный крик. Крыша дома, на которой он стоял, примыкала к балкону второго этажа. Андани, не мешкая, перебрался на балкон. Оказавшись на балконе, он побежал. Он забежал в первую дверь…пусто. Оттуда во вторую…снова пусто….Оттуда в третью…и замер, остановившись на пороге. В комнате, прижавшись друг к другу, находилось около сорока детей в возрасте от двух до десяти лет. Все они хранили глубокое молчание и с ужасом смотрели на Андани. Снизу раздался голос Мони.

— Беги, Андани…армяне вот-вот падут.

«Что же делать? Что делать?»- сверлила в голове мысль у Андани. — Как? Как спасти этих несчастных?»

Андани выбежал в среднюю комнату. Он оглянулся в поисках какого-нибудь убежища для детей. Ничего что бы могло укрыть столько детей…не было. «Ну что-нибудь, — умолял Андани, пожалуйста, господи… ну что-нибудь…помоги мне…». Его взгляд упёрся в большую бочку, наполненную водой. Она стояла у стены. В голове мгновенно появилась спасительная мысль. Андани выбежал в переднюю комнату, а оттуда на балкон. С балкона на крышу. Свесившись с края, он закричал своим друзьям, сгрудившимся во дворе:

— Поднимайтесь на крышу…сёстры… только сёстры…Мони, ты останься.

Не понимая его слов, сестры, тем не менее, полезли на крышу. Ещё несколько долгих минут и Андани помог им спуститься с крыши на балкон. Андани провёл сестёр в среднюю комнату, где стояла бочка с водой. Едва они оказались там, как Андани отрывисто произнёс, обращаясь ко всем троим:

— Раздевайтесь!

На него посмотрели как на сумасшедшего. Андани сделал нетерпеливый жест рукой.

— Нет времени объяснять. В следующей комнате армянские дети. Раздевайтесь, дайте мне свои платья и сделайте вид, что купаетесь. А я стану с вашими платьями у входа. Они не посмеют пройти через Красный крест.

Все три сестры мгновенно осознали сказанное. Они быстро стянули с себя платья, оставшись в одном нижнем белье. Андани схватил платья и выбежал из комнаты. Он встал на пороге и, свернув платья так, чтобы красный крест был отчётливо виден, положил их на согнутую руку. Он прилагал все силы, чтобы сдержать бешеное биение сердца.

Толпе, после огромных усилий, удалось, наконец, сломить сопротивление отважной горстки храбрецов. Переступая через их трупы, они хлынули во двор с дикими криками:

— Убить …убить нечестивых собак!

Андани даже не дрогнул, когда перед ним появилась целая толпа ошалевших убийц. Увидев странного мужчину и одежду с красным крестом, толпа остановилась. Они взирали мутными, налитыми кровью глазами на Андани. Стараясь говорить спокойно, Андани обратился к ним на французском.

— Мы врачи…Красный крест, — Андани показал на одежду, где был изображён красный крест, — пришли просто искупаться… искупаться, — Андани показал руками как льётся вода, понимаете…

Из толпы начали раздаваться яростные крики:

— Убить их… убить

Толпа с каждым мгновением разъярялась всё больше и готова была растерзать Андани, но он не сходил с места, постоянно пытаясь объяснить, что они просто пришли купаться. Но его слова оставались без малейшего внимания. Андани почувствовал, что пришёл конец. Ещё мгновение и толпа хлынет внутрь и тогда…их никто уже не остановит. И в этот критический момент, сзади на его плечо легла рука. Андани обернулся и буквально застыл от ужаса. Позади него стояла полностью обнажённая Мари. Обнажённое, мокрое тело, с которого сходили струйки воды, совершенно не вязалось с гневным обликом девушки. Она буквально отодвинула Андани и прерывающим от гнева голосом обратилась к толпе на ломанном турецком;

— Хотите обесчестить нас? Смелее…вперёд…насилуйте сестёр Красного креста. Сделаете это и я клянусь вам… завтра вся французская армия будет в этом городе…вся Европа…весь мир вступится за нас.

Турки буквально остолбенели от вида девушки, а больше от её слов. Не произнося более ни одного слова…они повернулись и начали уходить. Андани не смог сдержать облегчённого вздоха. Он протянул платья Мари.

— Сегодня ваша храбрость спасла всем нам жизнь, Мари. Вы были великолепны. Преклоняюсь перед вами.

Мари приняла платья из рук Андани и с презрением в голосе, ответила:

— Поверьте доктор. Они все трусы. Только и могут сворой нападать.

Отвернувшись, Андани пошёл за Мони. Через несколько минут все собрались в комнате с той самой бочкой воды, которую успели частично опустошить сёстры и заперли за собой дверь. Как только дверь закрылась, все повалились на пол, испытывая сильную усталость, которая ни шла в счёт с душевным истощением.

— Утром мы отведём детей к нам, — раздался усталый голос Андани, — и ещё… я хотел бы попросить вас…нам всем следует написать всё, чему мы были свидетелями этой ночью. Написать, поставить свои подписи с указанием имён и фамилий. Этот документ я отправлю домой. Пусть вся Франция узнает, что на самом деле здесь произошло. Я надеюсь, придёт тот день, когда эти звери…эти монстры, чудовища…получат заслуженную кару.

Андани после этих слов опустил голову и закрыл глаза.

В окно начали проникать первые лучи солнца. Они слегка освещали усталые фигуры пятерых людей, что забылись тяжёлым сном прямо на полу.

Второй день пути. Колонна эрзерумских армян растянулась на несколько километров. После ночи отдыха люди выглядели более или менее бодрыми. В колонне двигалось немалое количество повозок, запряжённых лошадьми. На них сидели в основном пожилые женщины и дети. Остальная масса двигалась пешком. В колонне, в основном преобладали женщины и дети. Мужчин было очень мало. И то преимущественно это были пожилые, старше шестидесяти лет.

В колонне слышались приглушённые разговоры. Изредка раздавался детский плач. А когда он раздавался, матери немедленно успокаивали детей, ибо на них тут же направлялись злые взгляды жандармов и солдат, что сопровождали колонну. Часть из них шла пешком, держа наперевес винтовки. Остальная часть двигалась верхом. Верховые постоянно подгоняли отстающих и нередко стегая кнутом, кричали:

— Торопитесь, собаки, быстрее, а то подохните прямо здесь, на дороге!

Люди, хотя и были возмущены таким отношением к себе, однако вида не показывали. Зная отношение своих тюремщиков, они старались не делать ничего такого, чтобы вызвать их злость.

Мириам, лёжа на повозке, кормила ребёнка грудью, когда к ней подошёл отец. Констандян пошёл рядом с повозкой, любуясь дочерью и внучкой.

— Скоро, — он негромко произнёс, — скоро всё это закончится. В Харберде мы получим ночлег и передохнем, как следует.

— Нас ведут в Харберд? — спросила у него Мириам, поправляя голову дочери таким образом, чтоб ей удобно было сосать грудь.

— А куда же ещё? Это дорога на Харберд. Я не раз бывал там по делам, — отозвался Констандян и продолжал: — Думаю, нас оставят там. Хотя непонятно всё это. Зачем надо было выгонять нас из домов, чтобы вести в Харберд. Там и без нас хватает бездомных армян. Война везде… что думают турки, не знаю.

Констандян завздыхал. Рядом с ним раздался голос незнакомого мужчины, который был приблизительного одного с ним возраста.

— Может бояться, что русской армии поможем? Она ведь рядом была…

— Поможем, как же, — Констандян повернул голову в сторону говорившего и спросил:- Или ты ослеп? Не видишь, что вокруг нас одни женщины и дети. Мужчин давно в армию призвали. А чем туркам опасны женщины и дети? Чем, по-твоему, они могут помочь русской армии?