ГЛАВА 4

Обман мог быстро стать частью жизни. Рианна думала об этом, позволяя Неду вести ее в танец. Рианна обманывала давно ради его же блага. Эта игра никогда еще не казалась ей скучно до этой ночи. Она начала задумываться, как будет, если она позволит кому-то играть с ней.

Он заглядывал в ее лицо, словно искал подсказки. У него была привычка делать это, он делал так все годы, что она знала его, почти всю ее жизнь. Но теперь ее отец заговорил о зимней свадьбе, о том, чтобы сделать помолвку официальной, и Нед стал делать так чаще.

Рианна заставляла себя смотреть ему в глаза. Они часто проверяли друг друга, пока росли. Взрослый Нед не сильно отличался от Неда-мальчика, серьезного, долговязого и неуклюжего. Он странно сопротивлялся урокам, которые были вырезаны в каждом аристократе — касающиеся его грации и высокомерия.

Рианна выдавила улыбку.

— Почему ты такой тихий? — сказала она. Рианна склонилась в его руках, позволила ему закружить себя, почти без усилий. Ее ладонь легонько сжала его плечо. Его ладонь на ее талии была знакомой, они танцевали так много раз.

Нед покачал головой.

— Думаю, ты знаешь, почему, Рианна.

Кровь поднялась к ее вискам, пульсировала в ушах. Если одна из служанок сказала другой, а та другой…

— Нет, — сказала она, надеясь, что выражает смятение. Ей не нравилось изображать эмоции перед ним, словно надевать маску.

Нед вздохнул. Она невольно заметила, что в элегантной одежде он выглядел неловко, словно одежда на нем не сидела.

— Я знаю, что ты не любишь меня, Рианна, — сказал он. — Знаю, ты не выбирала этот брак… но и я не выбирал.

— Что ж… — ее сердце замедлилось, но она все еще не знала, как справиться с этим. Легкая мелодия, которую играли музыканты, грохотала в ее ушах, насмехаясь над ее чувствами.

— Я надеюсь лишь, что… — Нед прикусил губу. — Надеюсь, со временем ты полюбишь меня. Даже если не так, как я люблю тебя. Знаю, я тебя не заслуживаю, Рианна.

Это было слишком. Танец не отвлекал. Они развернулись лицом к толпе гостей, что могли сейчас обсуждать их. Она слышала шепот. Что ее галицианский отец использовал ее красоту, чтобы заманить сына лорда.

Как могли эти люди хоть уловить правду, что они с Недом знали друг друга с детства, что их дружба привела к тому, что их родители решили сделать из нее нечто большее? Ее отцу не нужно было больше золота, в этом она была уверена. Он хотел статус, который придет с именем семьи Неда. И она едва могла винить его, бывшего уборщика улиц, за такое желание.

— Нед, я люблю тебя как друга, даже как семью, — честно сказала она тихим голосом, насколько это позволяла музыка. — Так было всегда. Ты прав, что брак между нами ощущается… странным для меня. Вряд ли я бы сама это выбрала.

Он едва заметно вздрогнул.

— Мне жаль, — сказал он. — Думаешь, я еще могу сделать тебя счастливой?

Рианна думала, что ее сердце взорвется.

— Это вполне возможно.

У нее не было выбора. Дариен убедил ее, что он продумал план, но это означало, что за планом следовало предательство Неда.

Рианна слышала, что были королевства далеко за океанами, где мужчины и женщины создавали семьи по свободной воле. Это место было далеко. За зелеными холмами и озерами Эйвара, за огромной пустыней и горами Кахиши, за Кровавым морем и землями дальнего востока. Эти места ей не увидеть.

За плечом Неда она заметила Дариена, стоявшего в другом конце зала с Марленом и иронической улыбкой на лице. Он был противоположностью всех, кого она знала в своей жизни. Этой ночью она услышит, как он поет.

* * *

В саду было тихо. Хотя несколько парочек сбежало туда и шепталось среди роз, многие гости торговца предпочли остаться с музыкой и вином.

Опустились сумерки, Лин и Террон устроились на скамейке в тишине. Без слов Пророк начал настраивать золотые струны своей лиры. Лин ощутила укол чего-то менее приятного, чем желание. Она понимала, что такая лира может стать ее, только если она кого-то убьет.

За этой мыслью последовала другая, но она не могла поймать ее. И все было из-за звука его голоса, самого мелодичного из всех, что она слышала.

— Было смело с твоей стороны прийти сегодня сюда, — сказал он, все еще глядя на струны, цепляя их острыми ногтями. Звуки напоминали тихий звон колокольчиков в сумерках. — Быть представленной как поэт перед королем и придворным поэтом.

Легкий ветер шуршал среди деревьев, поднимая запах роз в воздух. Лин пожала плечами.

— Мы получили одобрение для песни. Нет законов о том, какого пола должен быть исполнитель.

— Верно, — он посмотрел на нее и улыбнулся. — Ты могла бы стать юристом, избавив себя от такой непостоянной профессии, как эта.

— Вместо поэтессы стать женщиной-юристом? — она вскинула бровь. — Все равно будет странно.

Он рассмеялся.

— Лин, — сказал он, — кто ты на самом деле?

Тут лунный свет пробился сквозь облака и коснулся лица Террона. И как по волшебству, чем это и было, свет попал на радужные узоры на коже Террона вокруг его правого глаза. Лин узнала в них древние руны, замысловатые линии, что мерцали в ночи и отражали свет луны.

Это было последнее волшебство, оставшееся в Академии: метка Пророка. Только Пророки знали, как создавалась метка. Ритуал был секретным. И юный поэт, научивший Лин всему, что она знала, тоже был в неведении.

Луна озарила кое-что еще: лунный опал на правой руке Террона, который сиял бледным огнем. Мысль, что кружила в голове Лин, вернулась, и в этот раз она поймала ее. Она ощутила, как кровь отступает от ее лица.

— Могу задать тот же вопрос, — сказала она ровным тоном.

Он склонил голову, признавая ее доверие, словно в дуэли.

— Что меня выдало? — спросил он. — Кольцо?

— Это, — сказала она, — и то, что я никогда не слышала о Пророке по имени Террон. Но вы явно мастер, чье имя должны знать.

Он улыбнулся, сияя холодом. Теперь он казался далеким.

— Благодарю.

Хотя было темно, метка вокруг его глаза сияла как звезда, упавшая на землю. Нет, эта фраза была слишком избитой. Но так и было. Свет и смех бала доносились до них сквозь двери из кованого железа, напоминая Лин, что ей еще петь этой ночью. Как и ему.

В тишине он сказал другим тоном:

— Помнится, ты задавала мне вопрос. О необходимости истории об Эдриене в эти дни.

Лин беспомощно тряхнула головой.

— Допустим, — сказала она, побежденная.

Его глаза были ярко-зелеными.

— До меня дошел слух, — сказал он, — что Красная смерть бушует в Сарманке.

Она резко вдохнула. Болезнь, что, как говорят, погубила великого Давида Прядильщика снов, последнего Пророка, наделенного волшебством. Сотни лет назад. Это были легенды. Лин покачала головой.

— Это практически детская сказка.

— Расскажи это людям Сарманки, — сказал мягко Пророк. Она не успела заговорить, он взял ее за руку. — Мне приходили отчеты, уже сто человек умерло.

— Почему никто не говорит об этом? — осведомилась Лин. — Люди, что сейчас внутри, знают? — Сарманка была на юго-востоке, у гор, что граничили с Кахиши. Райен говорил, что деревья там цветут красными ароматными цветами размером с его голову, их бархатные лепестки устилают землю летом.

— Правда о Сарманке — и о многом другом — была скрыта ото всех нас, — сказал Пророк. — Слушай, болезнь не останется на юге. Она распространится, доберется до Тамриллина, а потом до севера, пока не пострадает весь Эйвар.

— Так все пропало?

Его тон теперь был строгим.

— Я хочу знать, помнишь ли ты то, о чем, кажется, забыли все поэты, об истинной цели нашего искусства. Ведь это не выступления на балах и не состязания.

— Наша истинная цель? — Лин встретилась с ним взглядом. Знакомый гнев вспыхнул в ней. — Посмотрите на меня. Если бы моей целью было золото или похвала, Эрисен, меня бы здесь не было.

Пророк мгновение выглядел удивленно. А потом рассмеялся.

— Конечно, — сказал он. — Ты права, Лин. Прости, ты права. Кстати, — он покрутил кольцо Академии и, пока она не успела ответить, вложил кольцо в ее ладонь. — На хранение, — сказал он. — Ты сделаешь это для меня?

— Почему…

— Считай, что это предосторожность, — сказал он. — А теперь идем. Нам лучше зайти.

Лин смотрела на него, на тень, упавшую на его лицо, на свет над его правым глазом.

— Один вопрос, — сказала она. — Зачем вы нас обманывали?

— Мне нравились наши встречи, — сказал он. — А тебе?

Лин не ожидала этого, но кивнула.

— Тогда возьми его, — сказал он, — и не думай обо мне плохо, — он встал, отряхнул одежду, стал выше, чем раньше, и лира оказалась у него на боку. Сияние его метки, казалось, окутало все его тело, словно он весь сиял, но она знала, что это игра ее воображения.

Лин ощутила потерю, не понимая причину, пока смотрела, как Пророк кланяется и уходит в толпу. Он прошел в полоску света, падающую из дверей, она увидела, что он чуть прихрамывает, но знала, что это не важна, как и не будет важным ни для кого в комнате из тех, кто будет рассказывать об этой ночи до конца своих жизней.

* * *

Дариен говорил Рианне, что поэтесс не бывало, но это не объясняло женщину, стоящую в центре зала и поющую под лиру ее напарника. Ее острое лицо было повернуто к свету ламп, ее взгляд был направлен мимо них, мимо всех людей. Голос из ее хрупкого тела вырывался удивительно сильный. Это была песнь о потерянной любви.

Дариен тоже спел о любви, о ее мужском понимании, и песня, как Рианна думала, была написана для нее. Марлен стоял на уважительном расстоянии за ним, дополняя только мелодией лиры и своим голосом. Слова все еще звучали в ее голове:

«Ледяная королева моего сердца,

В темной ночи,

Если проиграю тебя тени я,

Навеки останусь один».

Он не сводил с нее взгляда, но музыка дрожала на ее костях, словно она была лирой, а ее нервы — струнами. Но она умела скрывать эмоции на лице.

Теперь этот поэт, Лин — другого имени она не называла — пела сильным голосом, платье было ей велико. Песнь была задумчивой, словно ее пела старушка, вспоминая всю свою жизнь. От этого на глазах Рианны выступили слезы, чего она не ожидала.