Возможно, он пренебрегает деньгами, оттого что не желает обременять себя мыслями о них. Ему вполне достаточно жить в «Уолдорфе», вести роскошный образ жизни — как всегда, в кредит, ввиду его известности, — а главное, пользоваться неограниченной свободой у себя в лаборатории. А может, у него попросту слишком мало времени.

Ибо в последующие десять лет у него будет возникать множество, великое множество новых идей одновременно. Однако его мания мгновенно и непрерывно осмысливать суть явлений мешает остановиться на одном из них и довести дело до конца. Слишком много проектов сталкивается у него в голове, чтобы он мог разработать их поочередно, найти им практическое применение и воспользоваться их рыночной стоимостью. Не то чтобы он не осознает ценности своих изобретений, напротив, просто у него нет времени ими заниматься. Он успевает только кое-как оформить очередной патент, устроить громкую шумиху в прессе и, тут же позабыв об этом, заняться чем-то другим.

Вот почему трудно утверждать, что Грегор является автором изобретений в полном смысле этого слова; скорее он представляет их интуитивно и вбрасывает в общество идеи, которые позволят когда-нибудь воплотить эти изобретения в жизнь. В этом и кроется его коренная ошибка: он слишком спешит, тогда как ему следовало бы задержаться хоть ненадолго на одной такой идее, осмыслить ее, развить и довести до логического конца, тем более что всякий раз речь идет об изобретениях, имеющих большое будущее. Судите сами. Радио. Рентген. Сжиженный воздух. Дистанционное управление. Роботы. Электронный микроскоп. Ускоритель частиц. Интернет. О мелочах я уже не говорю.

А ведь общеизвестно, что идеи витают в воздухе и все люди думают одновременно об одном и том же. Ну если не все, то наверняка найдется хоть несколько человек, думающих точно так же, как вы. Причем среди них уж точно есть кто-то один, кто не только генерирует те же идеи, но еще и более терпелив, усидчив, компетентен или попросту удачлив и не разбрасывается, как Грегор, а посвящает всего себя решению своей задачи и добивается успеха, опередив соперников. В результате именно он считается первопроходцем и присваивает идее свое имя. А затем представляет ее на рынке, торгует ею и получает с нее прибыли. Бывает, это удается только благодаря имени. Возьмем, к примеру, кино. Над его изобретением работало одновременно множество людей, однако среди них были два брата по фамилии Люмьер[2]. Согласитесь, иной успех зависит от самой малости, от сущего пустяка: ясно, что людям с такой фамилией сам бог велел обойти соперников и успеть к финишу первыми.

Вот и с Грегором та же история: его идеи, бьющие фонтаном, потихоньку присваивают себе другие люди. А ведь одного фонтана мало: любая новая мысль должна сперва отстояться, затем ее нужно профильтровать, высушить, измельчить, смолоть и подвергнуть анализу. Рассчитать, взвесить, разделить. Но Грегору вечно недосуг заниматься этой мышиной возней. Пускай другие, сидя по углам, из кожи вот лезут, доводя до ума его озарения, — сам он уже во весь опор несется дальше, вперед, к новым открытиям. И оформленные патенты ничем ему не помогут: ведь не помешали же они Рентгену претендовать на первенство в открытии лучей X, а позже Маркони — на изобретение радио.

И еще: Грегору свойственно преувеличивать свои достижения, он устраивает шумные презентации своих открытий; вместо того чтобы всерьез приступить к их разработке, он жаждет произвести на публику ошеломляющее впечатление, не скупится на саморекламу и выдает желаемое за действительное, не боясь обвинений в верхоглядстве. Взять, например, случай с роботами: не успев даже четко осмыслить эту идею, он уже во всеуслышание объявляет журналистам и фотографам, что в самом скором времени представит на их суд автомат, который сам по себе, без всякого управления извне, будет вести себя как разумное существо. Прекрасно, Грегор, но мы пока еще на это не способны. Хотя, кто знает… может, как-нибудь на днях…

Однако главная его забота связана с электромагнитной катушкой (патент № 512.340), с помощью которой можно выработать значительное количество энергии, малой части которой хватило бы на поддержку ее собственного функционирования. Грандиозная идея! Напоминает машину с автоматически пополняющимся бензобаком и расходом один литр топлива на сто километров. Это изобретение обещает стать первым этапом на пути к его главной цели — созданию системы, позволяющей бесплатно получать свободную энергию для всего человечества.

Вот вам и еще одно доказательство его более чем странного отношения к деньгам. Ибо подобный взгляд на вещи плохо согласуется с логикой индустриального общества, прочно построенного на жажде прибыли. И если газеты с восторгом подхватывают эту идею, объявляя, что Грегор намерен электрифицировать всю нашу планету, да так, что это никому ничего не будет стоить, легко представить, как на эту новость реагируют административные советы компаний, высоко котирующихся на бирже: там уже раскрываются бухгалтерские книги, мрачнеют лица и звучат призывы принять меры и создать коалицию, дабы выяснить наконец, каких еще сюрпризов можно ждать от этого типа.

А Грегор, в полном упоении от успеха, продолжает, что ни вечер, принимать в своей лаборатории знаменитостей, которые радостно позируют в освещении газовых ламп для первых фотоснимков. Больше всего они любят смотреть представления, которые Грегор охотно устраивает для них, например, встает под снопы искр, испускаемые трансформаторами высокого напряжения, или размахивает одной из своих длинных стеклянных светящихся трубок, так что вторая его рука на сей раз не касается никаких проводов, — поистине таинственный прогресс!

Однажды, выйдя из своего офиса, он замечает раненого голубя, забившегося в уголок за мусорным баком: видно, он из последних сил дотащился туда, чтобы спокойно умереть. Склонившись над ним, Грегор констатирует перелом крыла и лапки; между тем голубь устремляет на него безнадежный взгляд, как будто умоляя оставить его в покое, перед тем как его зрачки окончательно померкнут. Однако Грегор продолжает осмотр, и птица, явно тронутая человеческим вниманием, глядит на него с благодарностью; так они долго смотрят друг на друга, словно каждый из них хочет чем-то поделиться.

Наконец Грегор бережно поднимает голубя, заворачивает его в один из своих трех безупречно белых платков и осторожно сует под куртку, поближе к теплой подмышке, как наседка птенца. После чего, совершенно забыв об угрожающих ему микробах, — а ведь известно, что они так и кишат в перьях этих грязных мерзких голубей, наряду с блохами, клещами, клопами, щитовками и пухоедами, — уносит его к себе в отель.

Войдя в свой номер в «Уолдорфе», Грегор, мастер на все руки, первым делом сооружает для голубя нечто вроде гнезда из картонной коробки и полотенца, затем занимается самой птицей. Сначала необходимо ее продезинфицировать, накормить, а уж после наложить шины на поврежденные конечности, соорудив их из булавок и спичек и скрепив резинками.

Поскольку Грегор неплохо разбирается и в анатомии, его пернатый пациент скоро обработан как надо; затем хозяин комнаты, зная, что в отеле запрещено содержать животных, изготавливает для голубя клетку, которую тайком переправляет на крышу. Три дня спустя голубь уже в хорошей форме, и Грегор выпускает его на волю. Нельзя сказать, чтобы изобретатель был недоволен собой.

Расписание Ангуса Напье на первую половину дня во вторник выглядит более чем плотным.

Он должен присутствовать поочередно на совещании руководителей фирм, на корпоративном коктейле, а затем на светских обедах в трех разных местах Нью-Йорка, к счастью, не слишком удаленных друг от друга. Вот почему утром, стоя перед платяным шкафом, он подбирает одежду, одинаково годную для всех этих мероприятий, соединяющую в себе административную строгость (черный костюм-тройка и черный галстук), сдержанную непринужденность (платочек в нагрудном кармане и цветной галстук — аксессуары наряда для коктейля) и легкий уклон в светскую элегантность (в преддверии обеда он наденет пестрый галстук и вставит в петлицу цветок). Задача нелегкая, но он ее успешно решает, собираясь дважды сменить галстук во время двух первых переездов в кабриолете, и добавить цветок в петлицу во время третьего.