— А король заплатит?

— Кто же ему будет служить даром? Мы — вольная шляхта, не с ним пришли!

— То-то! А есть деньги у короля? — обратился Казановский к Ходзевичу.

— Не знаю. Я случайно попал к нему и нечаянно послан. Я — сапежинец!

— А, славный воевода! Как волк до овец, жаден до вражьей крови. Верно, разбогател?

— Мы денег не считаем. Каждый из нас сколотил кое-что! — улыбнулся Ходзевич.

— Ах! — вздохнул Казановский. — Везет ему!

В комнату вошел поручик Чупрынский.

— Пан полковник, — сказал он, — шляхта собралась и просит вас.

— Ах, собралась? Идем, панове!

Зборовский поднялся и взял шапку. Казановский и Ходзевич тоже встали и пошли в рядную избу. Она находилась шагах в десяти от избы Зборовского.

Вдоль ее стен тянулись лавки, теперь занятые офицерством. В углу стоял небольшой стол. Офицеры стояли, сидели и все о чем-то горячо говорили. При входе начальников они почти не взглянули на них и продолжали галдеть.

Полковники протискались к столу и сели.

Зборовский стукнул кулаком по столу и крикнул:

— Смирно! Открываю коло!

Все смолкли.

— Вот, панове, — заговорил Зборовский, — ротмистр Билевич вернулся и принес неважные вести. Пан ротмистр, прошу сказать собранию, что видел.

Из группы офицеров выдвинулся Билевич — маленького роста, с ястребиным носом и багровым шрамом от левого виска до губы.

— Я ехал на Можайск, — заговорил он писклявым голосом, — и там увидел несметное войско. Говорят, к Валуеву, что отошел к Цареву Займищу, подмога идет с князем Елецким из десяти тысяч.

Билевич перевел дух.

— Дальше! — сказал Казановский.

— А дальше, панове, говорят, что за ним к Можайску движется несметная рать с князем Дмитрием Шуйским во главе. А с ними Делагарди, и Горн, и Делавиль^{27}. А всего тысяч на шестьдесят, и все они на Смоленск пойдут будто.

— А мы на дороге, панове, — заговорил Зборовский, — и, значит, на нас в первую голову! Теперь мы получили письма от гетмана Жолкевского и короля. Они зовут нас соединиться с ними. Гетман скоро подле нас будет. Так вот и решайте: идти ли нам к гетману, здесь ли остаться москалей ждать, или в сторону отойти?

— Соединиться! — закричали одни.

— Были головы, а теперь в хвосты пойдем? Нет! — закричали другие.

— Остаться тут!

— Чтобы нас вырезали, как овец?

— А что будет, если соединимся?

— Опять в жолнеры пойдем!

— Мы — вольная шляхта!

— Тише, панове, по очереди! — надрывался Зборовский.

Пока происходил этот гвалт, Ходзевич подошел к Билевичу и спросил:

— Когда вы были в разведке, не встретились ли вам два пахолика, уж больно молодые да красивые.

— А куда они ехали?

— От Смоленска, а куда — не знаю!

— Нет, таких не видел, — ответил Билевич. — Двух стариков видел, мужика и бабу. Мужик с саблей, а баба такая зубастая! Слышь, у них господина убили и дочку увезли. Едут правду искать.

Ходзевич вздрогнул.

— Откуда они?

— Из-под Калуги. «Вор» будто бы им не угодил! — ответил Билевич и, подхватив общий гвалт, вдруг поднялся на цыпочки и запищал: — На Москву, панове!

Слова Билевича подхватил Зборовский:

— На Москву, панове, можно только через гетмана Жолкевского попасть. С ним мы возьмем Москву и заставим его нас первых впустить в нее. Только с этим и присоединимся.

— Согласны! — ответили утихнувшие офицеры.

— А еще стребуем с них сто тысяч злотых и на том сойдемся.

— Виват! — закричали обрадованные шляхтичи.

— Итак, решено! — крикнул Зборовский, заглушая шум. — Гетман приближается к нам. Поручик Ходзевич сказал мне об этом, и, я думаю, пусть он со своими жолнерами едет к гетману, а с ним, как парламентеры, ротмистр Бабинич и поручики Чупрынский с Хвалынским! Сегодня к ночи мы приготовим им грамоты. Коло закрыто! — объявил он и пошел к выходу, а следом за ним двинулись офицеры.

Бабинич, Хвалынский с Чупрынским окружили Ходзевича.

— Вот странная судьба! — сказали они. — Едва сошлись, как уже вместе служить стали.

— Чтобы нам всегда на одном поле быть, — ответил Ходзевич.

Они все направились к корчме, где торговал жид и круглые сутки шатались беспутные женщины. Некоторые из них умели петь и плясать, и все умели пить не хуже заправского жолнера.

Новые друзья подходили уже к корчме, как вдруг Хвалынский с удивлением воскликнул:

— Панове, да ведь это — Млоцкий и Куровский!.. Откуда, черти? — обратился он к двум всадникам, осадившим подле них своих вспененных коней.

— Наконец-то промеж людей, — заговорил Млоцкий, — едва шкуру спасли свою. Такую всклочку получили! Бесы, зверье, а не люди.

— Кто напал? Где? Москали? — быстро спрашивали их приятели.

— Стойте, панове, так невозможно! — ответил Млоцкий. — Мы голодны как собаки, три дня с коней не сходили, и в глотке у нас, как у черта в пекле.

— Идем в корчму! — сказал Бабинич. — Эй! — позвал он проходившего жолнера. — Прими у панов коней, проводи их, а там поставь ко мне на двор и задай им корма!

Млоцкий и Куровский быстро слезли с коней, а затем все вошли в корчму и сели на дворе под навес.

Корчмарь-еврей поспешно поставил пред ними мису горячего пива, тушеной говядины и пляцек, потом принес два кувшина меда и кубки.

Млоцкий и его поручик так жадно набросились на еду, что приятели сразу поверили, как им туго приходилось, и вместо расспросов только молча рассматривали их. Их жупаны были изодраны, руки и лица исцарапаны глубокими ссадинами, и на рукавах виднелись большие кровавые пятна. Наконец они поели. Млоцкий жадно выпил горячего пива и только тогда заговорил:

— А побили нас шиши, вот кто!

Офицеры вздрогнули и откинулись к спинкам лавок.

— Да что вы? Где?

— А шут их знает! Между вами и Смоленском. Сутки езды от Смоленска быстро ехать. Монастырек заброшенный, там нас и накрыли.

— Много вас было? — спросил Бабинич.

— Я, он, жолнеров тридцать два да две девки. Из-за них и беда!

Ходзевича словно обожгло.

— Две девки? — быстро спросил он. — Откуда они у вас взялись?

Млоцкий сердито покраснел и, пыхтя как морж, обратился к Ходзевичу:

— А что пану до того?

Хвалынский поспешил успокоить его:

— Это — наш друг, пан Ходзевич с Литвы, сапежинец. А это, — сказал он Ходзевичу, — ротмистр Млоцкий из хоругви пана Замойского. Под Троицком вместе были, в Тушине тоже.

Лицо Млоцкого разгладилось. Он широко улыбнулся:

— Челом вам!

— И вам, — сказал Ходзевич и нетерпеливо повторил: — Откуда же девки?

— О, это — целая история! — засмеялся Млоцкий. — Слушайте, панове! Скучно нам с поручиком стало под Смоленском. Сиди да жди, только деньги трать на венгерское да на мед. И решили мы на свой страх поехать побаловаться, ну и поехали. И всего в двенадцати часах от Смоленска видим — спят два жолнера у ручья в роще. Подошли, а это — девки, да такие гладкие! — Млоцкий причмокнул и поцеловал пальцы.

Ходзевич вскочил с лавки.

— Жжет меня! — вскрикнул он и разорвал ворот жупана. — Дальше, пан!

— Мы их и забрали. Путали они… Ба-ба-ба! — вдруг спохватился Млоцкий. — Да ведь они вашими пахоликами себя звали. Пан Ходзевич — ваша фамилия? Так! Так ведь, Куровский?

Поручик кивнул головой.

— Где они? — снова прохрипел Ходзевич, причем покраснел, как кумач, и синие жилы вздулись у него на лбу и висках.

Млоцкий сконфузился. Сначала он хотел похвастаться и наврать с три короба о том, как он и Куровский провели с этими девками ночь, но теперь, при виде возбуждения Ходзевича, подумал, что такое хвастовство может быть опасно, и потому заговорил иначе:

— Как сказали они, что пахолики, мы подумали, что неладно дело, и решили возить их с собой, пока не встретим вас, пан Ходзевич. По дороге остановились в монастыришке, выпили, заснули, а тут шиши эти — чтобы их волки съели, земля сгноила! — нас и накрыли. Жолнеров вырезали, кто не спасся, а нас только кони спасли. Хорошо, что шиши все были пешие, — окончил Млоцкий и осушил кубок.