Но можно ли утверждать, что того же не понимали политические противники большевиков? Скажем, те же деятели украинской Центральной рады? Конечно, понимали! Никогда не надо считать противника глупее себя — нет более опасного заблуждения, нет более верного пути к поражению.

Не оставляя надежд на поддержку заемных немецких штыков, Центральная рада приступила к спешному созданию собственных, национальных вооруженных сил. И, надо отдать ей должное, преуспела в этом деле.

По селам и хуторам Украины собирались отряды крепких и простодушных хлопцев, ошалевших от возможности покрасоваться в новом нарядном обмундировании и почувствовать себя прямыми наследниками славы запорожского казачества. Иосиф Михайлович не разделял бытовавшего уже в ту пору суждения, будто эти отряды «вильного козацьтва» состояли исключительно из куркульских сынков. Он знал — не только на основании собственных наблюдений, но и по отзывам местных товарищей, — что не так-то все здесь просто. Наслушавшись старинных песен бандуристов и вообразив себя единственными, незаменимыми защитниками «самостийной» Украины, забыв при этом, за что и против чего воевали прежние гайдамаки, садились на коней и хватались за сабля даже бедняки и батраки. Из таких казачьих отрядов формировались гайдамацкие полки — в короткий срок Центральная рада получила в свое распоряжение реальную вооруженную силу, отнюдь не малую.

Одновременно с формированием верных Центральной раде полков «вильнго козацьтва» и в противовес им поднималась на той же Украине другая сила. Речь шла не только о революционных солдатах и красногвардейцах.

Иосиф Михайлович знал, что еще за месяц до его прибытия в Харьков туда же прибыл двадцатилетний большевик Виталий Примаков, сын учителя и близкий друг семьи писателя Коцюбинского, знаток древнеримских авторов и лихой наездник, еще до революции выступавший против войны и осужденный на вечную ссылку в Сибирь. Тотчас по прибытии в Харьков этот молодой человек умудрился разоружить 2-й Украинский запасный полк атамана Волоха, где задавали тон петлюровцы.

Иосифу Михайловичу не раз и охотно рассказывали, как все это было проделано. Поначалу Примаков сагитировал 3-й батальон полка, затем — опираясь на этот батальон и под прикрытием присланного Антоновым-Овсеенко броневика — совладал с остальными. После чего, подкрепив 3-й батальон красногвардейцами-добровольцами, Примаков в течение недели сформировал 1-й полк Червонного казачества и сам возглавил его.

Сейчас, в январе восемнадцатого года, «червонцам», как их тотчас окрестили в народе, предстояло первое боевое дело.

— Пахаря узнают по его первой борозде, — говорил Примаков, обращаясь к своим хлопцам, — а воина по первому бою…

Иосиф Михайлович смотрел на карту, чтобы представить себе предстоявший «червонцам» путь из Харькова на Киев через Полтаву, — в этом направлении и предстояло нанести главный удар по Центральной раде. На правом фланге, с севера — от Брянска и Курска, двигались семь сотен красногвардейцев. Им на подмогу с северо-запада — от Гомеля на Бахмач и через Новгород-Северский на Конотоп — наступала двумя колоннами сильная группировка под командованием Рейнгольда Берзина в составе трех с половиной тысяч солдат, четырехсот матросов и дюжины орудий. На левом фланге действовали красногвардейцы Екатеринослава, недавние соратники Иосифа Михайловича. А из Харькова прямиком на Полтаву — согласно приказу главкома Южного фронта Антонова-Овсеенко — двинулась главная ударная группа, возглавляемая лично Муравьевым.

Иосиф Михайлович невольно улыбался, вспоминая свою недавнюю стычку с темпераментным подполковником: как ни бесновался Муравьев, а комиссары-большевики из частей отозваны не были.

Итак, группа войск Муравьева наступала на Полтаву. Впереди шел бронепоезд. В середине его, неузнаваемый под склепанными стальными листами, энергично пыхтел и дымил паровозик «ОВ», или попросту «Овечка», его четыре пары ведущих колес были сравнительно малого диаметра и без пробуксовки брали с места непомерную тяжесть панцирного состава. Спереди и сзади паровоза по четырехосной бронеплатформе, на каждой из них по концам две вертящиеся башни, в каждой башне пушка и два пулемета, с каждого борта еще по два «максима», а в центре крыши граненая башенка со смотровыми щелями. Прогибались рельсы и вдавливались в насыпь шпалы под тяжестью грозной боевой махины.

За бронепоездом в эшелонах следовали отряды солдат и красногвардейцев — нз Москвы, Харькова, Люботина… в каждом отряде — до тысячи штыков да еще шесть орудий. И, кроме того, в передовом эшелоне шел на Полтаву курень, то есть батальон червонных казаков Примакова. Против «вильного козацьтва» Центральной рады — революционная рать «червонцев». Иосиф Михайлович следил за ними с особым волнением: понимал, сколь немаловажный это фактор в сложнейшей обстановке разгоревшегося на Украине противоборства.

Пути, по которым шли бронепоезд и эшелоны, неоднократно портились, но их быстро приводили в порядок полтавские большевики-железнодорожники. Они же заблаговременно передали Муравьеву план Полтавы и дислокацию находившихся в городе частей, — это была неоценимая помощь.

Вместе с тем, как ни гордился Иосиф Михайлович действиями местных железнодорожников и «червонцами» Примакова, он отдавал себе отчет в том, что силы все же пока неравны. Шести с половиной тысячам наступавших советских войск противостояли более двадцати тысяч вооруженных до зубов казаков, солдат и офицеров Ценральной рады, из которых тысяч двенадцать (то есть вдвое больше всех красных сил) сосредоточилось в одном лишь Киеве — испокон веков неприступном.

Но как бы там ни было, а начинать надо было с Полтавы и взять ее во что бы то ни стало.

Подкатив под вечер к городу, бропепоезд открыл огонь по станции Полтава-Южная и на всех парах, минуя семафоры, ворвался на ее территорию. Стоявший на пристанционных путях бронепоезд неприятеля тотчас, не принимая боя, ретировался. Тут же подоспел на параллельный путь эшелон с «червонцами». Казаки расторопно выгрузились и, оставив по два часовых при каждом вагоне, а с собою прихватив четыре «максима», двинулись пешими цепями на город. Их встретил неуверенный огонь, гайдамаки явно не ожидали столь скорого появления красных. Далее курень разделился: одна сотня направилась к почтамту и телефонной станции, другая — к Виленскому военному училищу, а третья — очищать прочие улицы. Вот когда пригодился своевременно переданный полтавскими большевиками план города!

Следует заметить, что в так называемых по традиции «сотнях» у Примакова насчитывалось по две с половиною сотни бойцов.

Оборонявший Полтаву гайдамацкий полк имени Богдана Хмельницкого откатился почти без сопротивления, остальные части тоже сопротивлялись весьма вяло. Не потому ли, что рядовые гайдамаки не испытывали особого желания драться с «червонцами» — по сути дела, такими же хлопцами, можно сказать — своими братьями? У Иосифа Михайловича такое предположение невольно возникало, но торопиться с окончательными выводами было пока преждевременно, слишком сложна была ситуация на Украине.

Самыми упорными оказались юнкера, но к утру и с ними было покончено. Над Полтавой поднялся красный флаг.

Первое свое боевое испытание «червонцы», оправдав и одежды своего молодого командира, выдержали с честью. В освобожденной Полтаве они, как и положено казакам, сели на добрых коней, захваченных у гайдамаков. Здесь же Примаков, не теряя часу, сформировал из полтавчан еще пеший курень и новый конный полк Червонного казачества, усилив его конно-пулеметной сотней.

Но — по меткому украинскому выражению — не говори «гоп!», пока не перепрыгнул.

Левые эсеры, хозяйничавшие в исполкоме Полтавского горсовета, потребовали, чтобы войска оставили город. Что тут оставалось делать перед лицом такой наглости? Решение, которое было принято большевиками, пришлось по душе Иосифу Михайловичу: левоэсеровский исполком распустить и передать всю власть тут же созданному ревкому. Необходимость такой чрезвычайной меры разъяснили населению в специальном воззвании, где, в частности, было сказано: