Он потребовал, чтобы его представили ее отцу, и на следующий день прислал Элин и ее родителям приглашение на ужин в Лэнгстоун-Хаус, расположенный на Гросвенор-сквер. Оно вызвало самый настоящий переполох.
Когда приглашение было принято родителями, Элин поняла, что это тот шанс, которого она ждала всю свою жизнь.
Через три недели граф сделал ей предложение, и она приняла его. С этой минуты для нее открылось такое блестящее будущее, о котором она не смела и мечтать.
Элин была девушкой умной и расчетливой и уже с пятнадцатилетнего возраста понимала, что она необыкновенно хороша собой и что из своей красоты она может извлечь немалую выгоду.
Она обнаружила, что мужчин всех возрастов как магнитом притягивает к ней. Стоило ей улыбнуться друзьям отца, и глаза их тут же становились масляными и они взволнованными голосами начинали просить Элин позволить им поцеловать ее по-отечески. Но очень скоро она узнала, что слово «по-отечески» отец и его друзья понимали по-разному.
Общение с умудренными опытом мужчинами пошло ей на пользу. Оно придало Элин уверенности в себе. Поэтому в день представления королю в Букингемском дворце не было более искушенной в жизненных делах дебютантки.
Граф был просто очарован ею, и что бы она ни делала, вызывало лишь его восхищение. А уж когда она подарила ему двоих сыновей, при дворе не было человека более гордого, чем ее муж.
Правда, временами на него находили приступы бешеной ревности. Но Элин в интимные минуты не выказывала пылкой страсти, свойственной его бывшим любовницам, и он решил, что, как этого и следует ожидать от настоящей леди, она женщина холодная.
Еще до знакомства Элин с герцогом графу однажды показалось, что один или два поклонника жены ведут себя с ней чересчур вольно, и он даже подумывал о том, чтобы вызвать обидчиков на дуэль. Но Элин подняла его на смех.
— Как ты только мог подумать, дорогой, — упрекнула она его, — что я способна восхищаться кем-то, кроме тебя! Лорд Тревор такой зануда — никогда не оставляет меня в покое! — И, обняв мужа руками за шею, продолжала: — Но он дает мне почувствовать, что я еще хороша собой, что ты не променяешь меня на каких-нибудь соблазнительных жриц любви, на которых ты тратил кучу денег, до того как познакомился со мной.
— А тебе откуда это известно? — резко спросил граф.
Элин рассмеялась:
— Думаю, для тебя не будет большим откровением, если я скажу, что у меня нет недостатка в завистницах, которые только рады довести до моего сведения пикантные моменты твоей холостяцкой жизни. Знаешь, дорогой, я так боюсь, что тебе со мной станет скучно и ты снова, как и прежде, начнешь совершать набеги на Челси или Сент-Джонс-Вуд.
На лице графа появилось виноватое выражение, и он поспешно проговорил:
— С тех пор как я женился на тебе, я ни разу не взглянул ни на одну женщину.
— Хочется верить, — вздохнула Элин. — Но иногда, поскольку ты такой красивый и богатый, мне становится страшно, что я могу тебя потерять.
Граф пришел в восторг от ее слов. Он и думать забыл о том, что разговор начался с обвинений в адрес жены по поводу ее недостойного поведения и заигрывания с лордом Тревором.
Элин всегда находила способ усмирить мужа, это не составляло для нее никакого труда — до того момента, когда в ее жизнь вошел герцог.
Теперь ей стало намного труднее скрывать свое равнодушие к поцелуям мужа и свой гнев, когда он принимался обвинять ее в том, что она якобы «слишком много времени проводит с Тайнмаутом». Она чувствовала к герцогу такую страсть, какой ей еще не доводилось испытывать ни к одному мужчине.
После женитьбы герцога на Оноре у ее мужа вряд ли появятся основания для подозрений, когда герцог будет приходить в те же дома, куда пригласили и их, и когда графиня сядет рядом с ним за столом и они будут болтать весь вечер напролет.
Элин с удовлетворением отметила, что, как ни хороша собой Онора — а этого нельзя было не признать, — она слишком молода и простодушна, чтобы вызвать у Ульриха хоть какой-то интерес.
Никто лучше Элин не умел вести остроумную беседу, где каждое слово произносилось с подтекстом, неизменно вызывавшим у герцога веселый смех.
Кроме того, она была на сто процентов уверена, что ни одна женщина не в состоянии вызвать в нем такое желание и дать ему такое удовлетворение, как она.
«Он мой», — подумала графиня, а вслух сказала:
— Завтра мы с Онорой будем весь день ходить по магазинам, а вечером пригласим гостей. Ты должен помочь мне, дорогой Джордж, а то без тебя я не знаю, кого из твоих родственников приглашать.
Граф обреченно застонал, но графиня, не обращая внимания на его стоны, продолжала:
— Думаю, тридцати человек будет достаточно. Но не более. И ради Бога, не забудь позвать побольше молодежи, а то с этими тетушками и великовозрастными кузинами со скуки помрешь!
И муж с женой наперебой начали называть какие-то фамилии, ничего не говорящие Оноре. Правда, она заметила, что большинство названных людей были особами титулованными.
Оноре очень хотелось бы знать, о чем в эту минуту думает герцог. Считает ли до сих пор, что она меньшее из двух зол? По-прежнему ли не желает жениться на ней?
Но о чем бы он ни думал, ей самой он внушал только одно чувство — страх. Кроме того, Онора понимала, что тетя и в самом деле отправила бы ее в монастырь, если бы она осмелилась ее ослушаться. Угрозы ее вряд ли были пустыми.
Онора два года прожила в богатом монастыре во Флоренции, но знала и о существовании других монастырей, где монахини ведут затворническую жизнь или посвящают все свое время заботам о бедных и немощных.
Школа, где училась Онора, стояла недалеко от здания, в котором жили монахини. Некоторые из них не принимали никакого участия в обучении и вообще старались держаться от учениц подальше. Они были полностью изолированы от жизни за стенами монастыря.
Часть окон школы выходила в сад где монахини занимались какими-то своими делами. Онора часто наблюдала за ними из окна, пытаясь понять, жалеют ли они когда-нибудь о том, что приняли постриг.
Она считала, хотя, вполне вероятно, и ошибалась, что монашеская жизнь — это пустая трата времени, ведь Господь повелел нам наслаждаться жизнью. Когда Онора была еще маленькой, она завела на эту тему разговор с мамой.
— Почему некоторые женщины становятся монахинями, мамочка? — спросила она.
Вопрос этот возник у нее при виде двух монахинь, собиравших деньги на нужды церкви, которые остановили их с мамой на дороге.
— Я уверена, что это хорошие и благочестивые женщины, — ответила мама, — но мне их жаль.
— Почему?
— Я считаю, что Господь создал нас, как это рассказано в Библии, чтобы мы использовали наши таланты во благо, а не скрывали их, — ответила мама.