— Я сегодня немного устала. Пожалуй, пойду спать.
— Да, конечно, — проговорил герцог каким-то отрешенным голосом.
Оноре показалось, что он думает о чем-то другом. Она постеснялась спросить, о чем именно, но мысли об этом не давали ей покоя еще вчера вечером.
Сегодня, услышав, что герцог собирается ей что-то предложить, Онора встала из-за рояля и, направившись к нему, сказала:
— Вы сегодня что-то очень серьезны.
— Так оно и есть, — отозвался герцог, глядя на жену.
Она была необыкновенно хороша собой, хотя и не осознавала этого. Платье из нежно-голубого шелка — цвета весеннего неба — было украшено не обычными розовыми розочками, а маленькими бутончиками белых полураспустившихся роз.
Герцогу пришло в голову, что и саму Онору можно сравнить с девственно-белой розой.
За эти несколько дней, проведенных вместе, герцог удостоверился в том, что понял еще в ночь после свадьбы — Онора не только юна и абсолютно неопытна, но и не умеет распознавать зло, хотя инстинктивно чувствует его.
Именно эта трогательная наивность вызывала в нем желание защитить ее от таких женщин, как Элин Лэнгстоун. Герцог хотел как можно осторожнее приоткрыть ей завесу над темными сторонами жизни, с которыми ей рано или поздно придется столкнуться.
Молчание затянулось, и Онора робким голоском переспросила:
— Так почему... вы так серьезны? Я что-нибудь не так... сделала?
— Ну что вы, конечно, нет, — ответил герцог и, взяв ее за руку, усадил рядом с собой на софу.
Почувствовав, как дрожь пробежала по ее телу, он еще крепче сжал ее пальцы.
— Мы были так счастливы, Онора, с тех пор, как приехали сюда, — заметил он. — И поэтому я предлагаю, если вы, конечно, не против, поехать куда-нибудь, где нас никто не смог бы побеспокоить.
Заметив на ее лице недоуменное выражение, он добавил:
— Боюсь, что, пока мы будем здесь, к нам то и дело будут наезжать с визитами.
Щеки Оноры окрасил слабый румянец, и, отвернувшись от герцога, она проговорила:
— Я слышала... сегодня вечером сюда приезжала тетя Элин, но... быстро уехала.
— Она привезла кое-какие свадебные подарки, и нам необходимо как можно скорее написать благодарственные письма дарителям, — бесстрастно проговорил герцог.
— А почему она... не захотела встретиться со мной?
— У нее не было времени.
— Как... я рада! — вырвалось у Оноры. Она немного помолчала и добавила: — Может быть, вы считаете, что мне не следовало этого говорить, но... я так счастлива здесь... что побоялась... как бы тетя не омрачила этого счастья.
— Поскольку и у меня нет никакого желания, чтобы она или кто-то другой это делал, — заметил герцог, — может быть, мы с вами, Онора, поедем в Шотландию?
На лице Оноры появилось неподдельное удивление.
— У меня есть дом на севере Сазерленда, где я обычно провожу август или сентябрь, — продолжал герцог. — Он очень уютный, хотя небольшой, и расположен в укромном уголке. В это время года река там кишмя кишит лососем и только-только начинает распускаться вереск.
Выражение удивления сменилось на лице Оноры полным восторгом.
— Больше всего на свете мне хотелось бы поехать с вами в Шотландию и увидеть все эти красоты! — воскликнула она. — Папа часто рассказывал мне, как ему там понравилось. Было бы просто замечательно поехать туда... вместе с вами.
— Тогда не будем откладывать нашу поездку, — сказал герцог. — Удобнее и быстрее всего туда можно добраться по морю.
— Это было бы великолепно, — согласилась Онора. — Не знаю, как мне благодарить вас за такой щедрый подарок!
Герцог, не выпуская ее руки из своей, взял ее за другую руку.
— Скажите мне, Онора, вы и вправду хотели бы поехать в Шотландию именно со мной? Значит, и я являюсь причиной вашего счастья?
— Ну конечно! — воскликнула Онора. — Вы были так добры ко мне... в эти... последние несколько дней, что я чувствую...
Она замолчала, словно боясь сказать лишнего, и герцог тихонько сказал:
— Прошу вас, договаривайте.
Онора покачала головой. Тогда он, по-прежнему не повышая голоса, попросил:
— Взгляните на меня, Онора.
Секунду поколебавшись, она послушно подняла к нему лицо.
Одного взгляда на нее герцогу было достаточно, чтобы понять — Онора явно смущена. Но в этот момент легкая дрожь прошла по ее телу, и герцог почувствовал, что небезразличен ей.
— Хотите я кое-что вам скажу? — спросил он проникновенным голосом.
Она молча смотрела на него, не отводя взгляда, а он между тем продолжал:
— Вы только что сказали мне, что в эти несколько дней были как никогда счастливы. У меня точно такое же чувство. Мне кажется, то, что мы оба ощущаем, есть не что иное, как начало любви.
Онора по-прежнему не отрывала от него взгляда, только на щеках у нее мало-помалу появлялся румянец — так рассвет окрашивает краешек неба в розовый цвет. Герцогу показалось, что краше своей жены он никого никогда в жизни не видел.
Пальцы ее дрожали, грудь порывисто вздымалась. Ласково глядя на нее, герцог проговорил:
— Я люблю вас, дорогая, но я боялся признаться вам в этом, чтобы не напугать.
— Я... я не боюсь, — прошептала Онора. — Но... вы и вправду уверены... что любите меня?
— А какие чувства вы сами ко мне испытываете?
Онора, потупив взор, проговорила дрожащим голоском:
— Все, что... мы делаем... так замечательно... так чудесно... Мне кажется... такого со мной еще никогда не было.
— А почему вам так кажется?
Секунду ему казалось, что она никогда не осмелится признаться.
— Потому что... вы рядом, — наконец тихонько прошептала она.
— Моя радость, то же самое и я чувствую по отношению к вам.
Герцог осторожно обнял ее и притянул к себе.
Почувствовав, как трепещет ее тело, он понял, что такого с ним еще никогда не бывало. Ни разу в жизни ни одна женщина не была ему настолько дорога, что хотелось защищать ее и беречь.
Прижав ее к себе еще крепче, герцог проговорил:
— А вы и вправду уверены, абсолютно уверены, что больше не боитесь меня?