— Почему? — спросила она, радуясь даже такой неуютной компании.

— Аврелиан продолжает пребывать в уединении, — ответил Аргел Тал.

— Аврелиан?

— Имя нашего примарха, редко используемое за пределами Легиона. Оно из колхидского, языка нашего родного мира.

— Странно слышать, — призналась Кирена, — что у бога есть прозвище.

Аргел Тал умолк на некоторое время

— Примарх — не бог. Иногда сыновья богов остаются полубогами, несмотря на всю унаследованную силу. И это не «прозвище». Это родственное обращение, ходящее лишь внутри семьи. Оно примерно переводится как «золотой».

— Ты сказал, что он продолжает пребывать в уединении.

— Да, в своих покоях на нашем флагмане «Фиделитас Лекс»

— Он скрывается от вас?

Она услышала, как Астартес сглотнул

— Мне не слишком легко говорить об этом, Кирена. Скажем лишь, что ему нужно многое обдумать. Приговор Бога-Императора гнетет многие души. Примарх страдает так же, как и мы.

Кирена долго и тяжело размышляла, прежде чем заговорить вновь.

— Аргел Тал?

— Да, Кирена.

— В твоих словах не слышно печали. Ты не похож на страдающего.

— В самом деле?

— Нет. Я слышу злость.

— Ясно.

— Ты злишься на Бога-Императора за то, как он поступил с вами?

— Я должен идти, — сказал Аргел Тал, — меня вызывают.

Астартес поднялся на ноги.

— Я не слышала никаких вызовов, — произнесла девушка, — прости, если обидела тебя.

Аргел Тал вышел из комнаты, не сказав больше ни слова. В следующий раз ее навестили только через четыре дня.

Аргел Тал взглянул на обезглавленное тело, на мгновение испугавшись. Он не собирался этого делать.

Лишившись головы, сервитор завалился набок и лежал на полу железной клетки, подергиваясь в конвульсиях. Капитан проигнорировал его трепыхание, сконцентрировав внимание на голове с приоткрытым ртом, проскочившей между прутьев клетки и укатившейся к стене тренировочного зала. Она смотрела на него, мертвые глаза подрагивали, аугментированная пасть с бронзовой челюстью, лишенная языка, раскрылась.

— Это было так необходимо? — спросил Торгал. Сержант был обнажен по пояс, его мускулистый торс представлял собой атлас вздувающихся пластин мышц, порожденных биологической тектоникой благодаря его генокоду. Сросшиеся ребра лишали его значительной доли человечности, так же, как и грубость мускулатуры. Если в лабораторно выведенной анатомии Астартес и было что-то, что можно было счесть привлекательным, оно отсутствовало у Торгала. Шрамы покрывали большую часть его темной кожи: ритуальные ожоги, вытатуированные колхидские надписи и узкие порезы от клинков, полученные за многие годы.

Аргел Тал опустил тренировочный гладий. Краснота, размазанная по всему клинку, отражала верхнее освещение влажным блеском.

— Я несобран, — сказал он.

— Я заметил, сэр. Да и тренировочный сервитор тоже.

— Уже две недели. Две недели сидим на орбите, ничего не делая. Аврелиан две недели в уединении. Я не создан для всего этого, брат.

Аргел Тал нажал на кнопку, раздвинув полусферы тренировочной клетки и выйдя наружу. С ворчанием он бросил окровавленный меч на пол. Он со скрежетом покатился по полу к останкам мертвого слуги.

— Моя очередь была следующей, — пробормотал Торгал, глядя на мертвого сервитора с шестью бионическими руками. Каждая из них оканчивалась клинком. Ни один из них не был запятнан кровью.

Аргел Тал обтер пот с загривка и швырнул полотенце на ближайшую скамью. Он вполглаза наблюдал за тем, как обслуживающие сервиторы поволокли убитого прочь, чтобы сжечь.

— Я говорил с Киреной, — произнес он, — несколько дней назад.

— Я слышал об этом. Думал и сам зайти к ней. Ты не заметил в ней успокаивающего влияния?

— Она видит слишком много, — сказал Аргел Тал.

— Как иронично.

— Я серьезно, — ответил капитан. — Она спросила, злюсь ли я на Императора. Что мне нужно было на это ответить?

Торгал бросил взгляд на тренировочный зал Седьмой роты. Боевые братья, упражнявшиеся вокруг, знали своего командира достаточно хорошо, чтобы освободить почтительное пространство вокруг него, когда его шутливое равновесие покидало его. Деревянные шесты стучали друг о друга, вокруг кулачных поединков разносились сочные звуки ударов, силовые клетки приглушали звон сшибавшихся клинков внутри. Он снова повернулся к капитану.

— Ты мог сказать правду

Аргел Тал покачал головой:

— Правда противна на вкус. Я не произнесу ее.

— Другие произнесут, брат.

— Другие? Такие, как ты?

Торгал пожал голыми плечами:

— Я не стыжусь своей злости, Аргел Тал. Мы ошибались, мы шли неверным путем.

Аргел Тал потянулся, разминая затекшие мускулы. Он воспользовался этой паузой, чтоб продумать ответ. Торгал отличался болтливостью, так что он знал, что все, сказанное им, станет известно всей роте, а может быть и всему Зазубренному Солнцу.

— Дело здесь не только в том, несправедлив ли к нам Император. Наш Легион основан на вере, а теперь мы лишились этой веры. Злость естественна, но это не ответ. Я дождусь возвращения примарха и внемлю его мудрости прежде, чем приму решение.

Торгал не смог сдержать улыбку.

— Послушай сам себя. Ты уверен, что не хочешь взяться за крозиус? Я уверен, что Эреб не откажется вновь обучать тебя. Я не раз слыхал, как он делится своим сожалением с Ксафеном.

— Ты коварен, брат, — от хмурого выражения черты капитана омрачились, хотя до того были довольно привлекательны. Его глаза были синими, как летнее небо Колхиды, а на лишенном шрамов, как и у многих братьев, лице все еще угадывался тот человек, которым он когда-то был.

— Этот корабль уже давно странствует, — проговорил капитан, — я сделал свой выбор, а Первый капеллан сделал свой.

— Но…

— Довольно, Торгал. Старые раны еще могут болеть. Слышно ли что-нибудь о возвращении нашего примарха?

Торгал взглянул на Аргел Тала в упор, словно выискивая что-то невидимое в его глазах.

— Ничего особенного я не слышал. А почему ты спрашиваешь?

— Ты знаешь, почему. Ты ничего не слышал о собраниях капелланов?

Торгал покачал головой.

— Их связывают клятвы молчания, которые не нарушатся от нескольких невинных вопросов. Ты говорил с Ксафеном?

— Много раз, и он кое-что рассказывает. Эреб внимает примарху и доносит слова Аврелиана до жрецов-воинов на их собраниях. Ксафен обещает, что скоро нас просветят. Заточение примарха продлится недели, но не месяцы.

— Ты веришь в это? — поинтересовался Торгал.

Аргел Тал коротко и горько усмехнулся:

— Знать, во что верить — наибольшая угроза для нас.

Кирена спала, когда к ней зашел примечательный гость. Звук скользящей вверх двери разбудил ее, но она продолжала пребывать в полудреме, едва осознавая происходящее.

— Уходи, Кейл. Я не голодна, — она отвернулась и накрыла голову неудобной подушкой. По-монашески скромный быт воинов Легиона распространялся и на слуг.

— Кейл? — переспросил глубокий вибрирующий голос

Кирена убрала подушку. Слюна защипала на ее языке, а сердце забилось быстрее.

— Кто это? — спросила она.

— Кто такой Кейл? — повторил голос.

Кирена села на постели. Ее слепые глаза бегали, повинуясь бесполезной привычке.

— Кейл — это сервитор, который приносит мне пищу.

— Ты дала имя своему сервитору?

— Так звали торговца мясом с площади Тофет. Его судили за то, что он торговал собачатиной под видом баранины, и приговорили к искуплению.

— Понятно. В таком случае, вполне подходит.

Гость прошелся по комнате, слегка шелестя одеянием. Кирена ощущала перемену в воздухе — вошедший был огромен и производил впечатление, даже невзирая на слепоту.

— Кто ты? — спросила она

— Я думал, ты узнаешь мой голос. Я — Ксафен.

— О. Я не различаю ангелов на слух. Вы все говорите таким низкими голосами. Здравствуйте, капеллан.