Аргел Тал не мог ответить. Боль пронзала каждую клетку его тела так сильно, что он пытался покончить с собой, вцепившись когтями в шлем и горло, ощущая, как пылает на пальцах собственная кровь, и срывая куски брони с тела, а плоть с костей.

Не противься единству.

Он снова проигнорировал голос. Он не мог умереть, сколько бы ни пытался. Когтистая лапа сорвала кожу с горла и вместе с ней — половину ключицы. Он наносил себе подобные раны каждую секунду, но не умирал. Он царапал броню и кости, защищавшие два сердца, лихорадочно стремясь вырвать их из груди.

Единство… Вознесение…

Крылатая тень пропала из поля зрения Аргел Тала, и небо над ним осветилось последними лучами заходящего солнца.

Я жив, - подумал он, хотя рвал себя на части, выдирая куски дымящегося мяса из разодранной грудной летки, даже когда первое сердце лопнуло в его руке. -Я не умер в тени, и теперь я не могу уничтожить себя.

Боль сведет тебя с ума. Дай мне подняться!

Невзирая на агонию, которую никогда не переживал ни один живущий, по ту сторону глаз Аргел Тала продолжалось яростное сопротивление. Он хотел умереть, чтобы не ощущать ничего, чтобы не впасть глубже в скверну. От этого Раум оказался заперт глубоко в душе, упорно отказывающейся сдаваться.

Я спасу нас, не причиню вреда. ОСВОБОДИ МЕНЯ.

Сосредоточение Несущего Слово ослабло, но не потому, что он поверил словам демона. Просто его силы окончательно подошли к концу.

Аргел Тал закрыл глаза.

Раум открыл их.

Раздвоенное копыто из выбеленной кости, покрытое керамитом, подогнанным под нужную форму, вдавило задыхающегося воина Гвардии Ворона в грязь. Огромные лапы со множеством суставов, напоминавшие хлещущие ветви зимних деревьев, сжимались и разжимались, сжимались и разжимались, каждый из длинных пальцев оканчивался черным когтем. Большая часть алой брони покрылась громоздкими слоями толстых костяных хребтов и рубчатыми выростами. Оно возвышалось над Астартес, хотя и уступало ростом примархам, сражавшимся неподалеку.

Шлем венчали язычески-великолепные огромные рога цвета слоновой кости. На фоне яркого огня пушек оно, казалось, напоминало Тавра из Миноса из доимперской терранской мифологии. Ноги были выгнуты назад, под броней бугрились грубые мускулы. Могучие черные копыта оставляли на земле пылающие отпечатки. Шлем Астартес разошелся на щеках и решетке рта, открыв акулью пасть с рядами острых зубов, на которых блестела чистая кислотная слюна.

Демон набрал в грудь воздуха и зарычал в сторону отступающих рядов Гвардии Ворона. Ужасающая волна звука обрушилась на Астартес, словно над ними смеялось землетрясение. Десятки из них рухнули на руки и колени.

Левую линзу искореженного шлема окружало золотое солнце — единственное, что выдавало в существе человека, которым оно когда-то было.

27

Изображение, которое его прославит

Жертвоприношение

Бремя истины

Исхак прыгнул и подкатился под переборку до того, как она опустилась. Это было не так рискованно, как звучало, поскольку защитные двери закрывались какое-то время, но под вой сирен и в полумраке аварийного освещения он едва ли мог мыслить ясно. Ему не хотелось, чтоб его вытянуло в пустоту через пробоину, но он не желал и быть пойманным здесь по завершении битвы. Надо было бежать, бежать, бежать.

Удостоверившись, что пиктер все еще цел, он снова побежал, отчаянно стремясь убраться с этой палубы. Лабиринты коридоров мешали ему, дополнительно осложняя задачу тем, что большинство отметок на стенах были на колхидском, а не на имперском готике.

Я здесь уже был? Коридоры были похожи друг на друга. Вдалеке были слышны звуки закрывающихся переборок и обваливающихся коридоров, когда корабль получал очередное попадание. Он уже проходил по нескольким магистралям, где от стен остались только разбросанные по полу осколки серой стали и черного железа.

Он снова побежал. За следующим углом оказались четыре мертвеца — эвхарские солдаты, полураздавленные упавшей от взрыва стеной.

Нет. Трое мертвых.

- Помоги мне, - проговорил четвертый.

Исхак замер, а корабль начало трясти. Если солдат выживет и опознает его позже, он станет покойником за проникновение на монашескую палубу.

- Прошу тебя, - умолял дрожащий человек.

Исхак опустился на колени возле солдата и сдвинул часть обломков с его ног. Эвхарец закричал, и имаджист прищурился в полумраке, чтобы разглядеть причину. Некоторые осколки вонзились в ноги и живот солдата, пригвоздив его к полу. Так что помочь ему было невозможно. Чтобы вытащить все это, понадобился бы умелый хирург, но даже тогда вряд ли бы удалось спасти бедолагу.

- Я не могу. Мне очень жаль. Я не могу, - он поднялся на ноги. - Я не могу ничего сделать.

- Пристрели меня, тупой ублю…

- У меня нет… - он заметил полузасыпанную мусором винтовку солдата и вытащил ее наружу. Пока он пытался прицелиться, трясущийся корабль едва не сбил его с ног.

Спусковой крючок щелкнул. Щелк, щелк, щелк.

- Предохранитель, - простонал солдат. Под ним растекалась лужа крови. - Переключатель.

Исхак сдвинул рычажок на боку ружья и надавил на спуск. Ему раньше не приходилось стрелять из лазерного оружия. От трескучей вспышки у него перед глазами заплясали огни, и ему пришлось напрячься, чтобы взглянуть на солдата. Человек был мертв, содержимое головы оказалось на стене позади него. Коридор загромождали обломки, и Исхак с лязгом бросил винтовку и развернулся, чтобы двинуться туда, откуда пришел.

Переборка в конце зала закрылась с бесповоротностью, которая, по мнению Исхака, была практически самодовольной. Он оказался заперт в коридоре с четырьмя трупами и грудой обломков. Отсюда вела только одна дверь, с каждой стороны которой на поврежденных стенах было написано что-то, похожее на колхидские стихи.

Он постучал в нее кулаком, но не получил ответа. Дверь оказалась теплой, словно комната за ней была живым существом. Исхак попробовал вводить бессмысленные числа на клавиатуре, но не добился успеха.

В конце концов, он снова взял лазерную винтовку, закрыл глаза и выстрелил в панель. Клавиатуру закоротило, на ней замерцали крохотные язычки пламени, и дверь в сердце монашеской палубы открылась с усталым шепотом вырвавшегося воздуха. Дуновение было омерзительным, в нем угадывалось биологическое происхождение, вонь немытой плоти и смрад долгого заточения. Из комнаты, словно подхваченные воздухом, донеслись голоса. Они бормотали и ворчали, но в них не было смысла.

Исхак стоял, глядя внутрь, не в силах подобрать названия тому, что видел.

Полыхнула вспышка пиктера. Вот, наконец, изображение, которое его прославит.

Его брат был воином и полководцем. С того момента, как их оружие в первый раз столкнулось, Коракс сражался, чтобы убить, а Лоргар — чтобы остаться в живых. Схватка протекала слишком быстро для глаз смертных, оба примарха выжимали из себя больше, чем когда бы то ни было.

Коракс уворачивался от крозиуса, ни разу не парировав удар. Он уклонялся в сторону, отпрыгивал подальше или включал реактивный ранец, чтобы подняться выше тяжеловесных ударов Лоргара. Лоргар же, напротив, отчаянно блокировал атаки брата, и его глаза заливал пот. Огромное навершие Иллюминарума звенело, словно церковный колокол, отбивая в сторону когти Владыки Воронов.

- Что вы творите? - выкрикнул Коракс в лицо брата, когда их оружие сцепилось. - Что за безумие вас всех охватило?

Лоргар вырвался и оттолкнул Коракса достаточно сильно, чтобы тот потерял равновесие. Владыка Воронов мгновенно выровнялся, ранец изрыгнул пламя и понес его обратно к брату. Заостренные крылья блеснули, разворачиваясь, но Лоргар был готов к этому. Он не отреагировал, когда они прорезали броню, оставляя царапины и порезы, а вместо этого сосредоточился на том, чтобы отбить удар когтей Коракса. Выиграв для себя несколько безопасных мгновений, Лоргар, наконец, нанес точный удар. Крозиус врезался в нагрудник Коракса и отшвырнул того прочь. Силовое поле, окружавшее навершие булавы, ударило с такой силой, что от сражающихся братьев разошлась ударная волна, бросившая ближайших Астартес на землю.