«Интеллигент вшивый», – быстро определил для себя Егор. Он хорошо относился к интеллигенции, ему было интересно общаться с умными, тонкими, много знающими людьми. Но этот был «интеллигентом вшивым». Халявщиком. Видел он таких. Трутся вокруг разных творческих личностей, моментально заводят знакомства со звездами – артистами, художниками, как правило, с теми, кто сейчас в моде. И торгуют этими своими знакомствами. «Пойдем, – говорят своему приятелю, – в гости к Юрке Шевчуку… Только бутылку возьми…» Или в Дом кино на премьеру… Или на модную выставку, где в кулуарах обнимаются и целуются слюнявыми ртами с оторопевшими слегка «звездами», а потом бегут в буфет, на халяву поправиться…

Они очень обаятельны, и единственное, что могут в жизни, это сразу расположить к себе человека, наговорить ему комплиментов, причем очень неглупых, показывая глубокое знание предмета, легко оперируя сравнениями и цитатами из классиков… Люди это слабые, трусливые, но могут оказаться даже опасными. Среди их постоянно обновляющегося круга знакомых (старые постепенно исчезают, поняв, что те двести, или пятьсот, или тысяча долларов, которые занял миляга Петька, или Геночка, или Васенька, они не увидят уже никогда, а Петенька-Васенька-Геночка продолжают с масляными глазами раскручивать всех окружающих на «кофеек-коньячок-шашлычок») могут оказаться в данный момент весьма влиятельные люди. От офицеров ФСБ, к примеру, до депутатов Думы. С бандитами эти Геночки-Петеньки стараются дел не иметь, и правильно. Обостренное внутреннее чутье подсказывает им, что то, что проходит с творческой интеллигенцией, не пройдет ни с одним из пацанов среднего звена. Могут и замочить под горячую руку. А драться эти люди ох как не любят… Лицо портить…

Хотя шрамы иной раз тоже оказываются лишним козырем в их нелегкой бесконечной игре за право посидеть на халяву в актерском буфете «Ленфильма» или в ресторане Дома актера и покушать-выпить за счет очередного кредитора, а потом и в койку отправиться с артисточкой какой-нибудь молодой, наобещав ей познакомить с режиссером N, сценаристом NN и продюсером NNN.

– Вы кто? – спросил дрожащим голосом хозяин. Ему было лет под сорок пять, тонкое красивое лицо опухло, глаза слезились, черные густые волосы походили на кучу распущенной с катушки магнитофонной ленты. Одет он был в потертые джинсы, футболочку и кеды, выполнявшие, видимо, роль домашних тапочек. Молодился хозяин квартиры, молодился, и, как сразу понял Егор, находился в состоянии как минимум трехдневного запоя. Это осложняло предстоящую работу, нужно было выяснить, может ли это чучело адекватно воспринимать происходящее. Вроде бы он еще не выпил с утра…

Егор широко улыбнулся, сделал шаг вперед, просунув ногу в дверь, чтобы опухший красавец не захлопнул ее ненароком, и без размаха, но очень сильно ударил его кулаком в зубы.

Черноволосый опухший хозяин отлетел в глубину прихожей, перебирая ногами и цепляясь за стены руками, но все-таки повалился на пол с неожиданным грохотом, увлекая за собой подставку для обуви, захваченный по дороге зонтик, сорванный с вешалки, и швабру, оказавшуюся на его пути.

Егор вошел в квартиру, закрыв за собой дверь. Положение хозяина, который, лежа на полу боком, не решаясь встать и прикрывая рукой разбитые губы, с ужасом смотрел на страшного гостя, дало Егору возможность спокойно повернуться к нему спиной и закрыть дверь на все имеющиеся замки. Их, впрочем, было всего два, да и те – липовые. Егор быстро прикинул, что открыть их снаружи ничего не стоит. В любое время можно сюда зайти. Понимающему человеку.

Мухин – Егор вспомнил, что так кличут этого фраера, – продолжал неподвижно полусидеть-полулежать на полу. Известное дело, боится встать. Лежачего, по его детским представлениям, не бьют… Чтобы Мухин не слишком заблуждался и четче представлял себе ситуацию, в которой оказался, вернее, в которую сам себя загнал, Егор подошел и от души врезал ему ботинком по ребрам. Может, и сломал, но вряд ли. Егор умел контролировать удары, и, кажется, на этот раз все прошло благополучно для Мухина, без тяжелых последствий.

– У-у-у, – завыл скрючившийся Мухин. – За что?! Вы кто?

– Хер в пальто, – ответил Егор и ударил его в третий раз, давая понять, что процедура не окончена, а, наоборот, только начинается.

Мухин захрипел, выгнулся, закатил глаза, подергал ногой и затих. Егору стало смешно. Как маленький, ей-Богу… Ну не мужик, а куча говна просто.

– Хорош придуриваться, поднимайся, сопля вонючая.

Мухин продолжал лежать без движения. Тогда Егор достал из кармана нож, выщелкнул лезвие, поднеся его специально поближе к уху лежащего с закатившимися глазами Мухина, и сказал как бы про себя:

– Ну что, яйца ему отрезать, что ли?..

Взяв должника за ремень джинсов, он дернул его на себя и легонько ткнул лезвием в то место, о котором только что говорил. Это подействовало. Мухин вернул зрачки в обычное положение и, тихонько шевеля губами, спросил:

– Что вы хотите?..

– Хочу, чтобы ты для начала встал, урод.

Мухин послушно и довольно расторопно поднялся на ноги.

– Вот видишь, не так все и плохо. А придуривался-то, прямо как будто я его насмерть покалечил… Ну, это все у нас еще впереди… Пошли в комнату.

Хозяин, подтягивая джинсы, послушно направился по длинному коридору, свернув на пути в одну из трех дверей, ведущих в жилые помещения.

Следуя за ним, Егор быстро и профессионально осматривал квартиру. Действительно, все путем: старый фонд, отдельная квартира, но засрана так, что сразу видно – живет этот пидор один, надо просто подгонять грузовик и все, что здесь есть, грузить в кузов и везти на свалку. А потом делать путевый ремонт и – хоть сам живи, хоть сдавай… Классная хата может получиться. Стены, потолок – все добротное, без протечек, без трещин… Надо же, такой мудак и в такой квартире. И засрал, поганец, ни себе ни людям… Собака на сене…

В большой комнате с двумя окнами, выходящими на Лесной проспект, куда вошли Мухин и Егор, из мебели были только старый, шестидесятых годов, продавленный и покрытый темными пятнами зеленый диван, два ветхих стула и секретер той же, советской, дешевой, древесностружечной серии.

Хозяин, войдя в комнату, сразу опустился на диван. Так, на его взгляд, было безопасней… На полу под его ногами стояли несколько пустых граненых стаканов, красивая резная пепельница, видимо, чей-то подарок, полная окурков самых разных мастей – от «Беломора» до черных, длинных «Морэ». «Были дамы», – подумал Егор с усмешкой. В такое логово еще и дамы ходят… Хотя эти творческие люди, кто их разберет… Он не имел в виду хозяина, с ним-то все ясно, а вот знакомых у этого Мухина может быть много. И самых разных. Умеет, блядь такая, мозги пудрить людям. Порода та еще…

– Ну? – строго спросил Егор.

– Что?..

Мухин сидел, сдвинув ноги и обхватив колени руками. Смотрел он на Егора снизу вверх глазами побитой собаки, что, впрочем, было недалеко от истины.

– Деньги давай.

– Какие деньги?

По интонации Егор понял, что этот урод еще не уяснил, какие такие деньги с него требуют. Понял он также, что Мухин должен не только Настиным знакомым, а еще много кому. Сейчас, судя по задумчиво-испуганному выражению лица, в голове хозяина шла напряженная работа, он пытался вспомнить, кто же может требовать у него деньги в такой грубой и непривычной для него форме.

Егор вынул из внутреннего кармана пальто аккуратно сложенную расписку, развернул и, не давая в руки, поднес к глазам Мухина.

– Уяснил? Так давай. Мне некогда. С тебя четыре штуки.

– Почему четыре? Две…

– Четыре, – сказал Егор и коротко врезал носком ботинка по голени должника, благо она, голень, была очень удобно выставлена вперед.

Мухин застонал, схватился руками за место ушиба.

– Я же с Юрой договорился… Он сказал, что подождет… Мы все решили. Вы не в курсе…

– Брось херню мне пороть. Я все знаю, что вы там решили. Мозги ебешь человеку. Деньги давай.

– У меня сейчас нет…