К: А он любил гулять по новым местам, смотреть, или на гастролях он основное время проводил в гостинице?

П: По рассказам знаю, что все-таки ходил, смотрел. По городу, по книжным магазинам… Другое дело, что денек походишь, а там уже и не до этого, ха-ха… То есть, даже если и не удавалось погулять, то в душе-то он это делал, ходил, скажем так. От Горького вот у него были большие впечатления, от Волгограда. От российских таких городов.

К: А как ты думаешь, он удовлетворен был таким вот своим образом жизни?

П: По-моему, да. Он старался не зависеть от внешней среды, весь мир был в нем, как у йогов.

К: А он больше был веселым человеком или грустным?

П: Я не знаю, какие мысли были у него, когда он улыбался - веселые или грустные. На мой взгляд, он был веселый человек. И все любили приходить к нему - всегда было весело и хорошо.

К: Но песни-то у него, прямо скажем, в основном, довольно трагичные.

П: Ну, веселых тоже хватает. Может быть, когда он оставался один, тогда там мысли всякие… А так чего, когда друзья пришли - праздник. Чего грустить - надо веселиться. Вокруг друзья, на столе вино - чего же тут грустить?

К: А от вина он мог отказаться?

П: Конечно мог, но зачем? Чтобы заняться шоу-бизнесом? Так ему это было не нужно. Вот. У него никогда и вопроса такого не стояло. Человек он был не запойный.

К: А что тебе сейчас первое приходит в голову, когда ты начинаешь думать о Майке?

П: Первое? Его комната, мы все там сидим, тепло и хорошо, душевно так. Это первое, что приходит в голову.

К: Майк был обидчивый человек, ранимый?

П: Думаю, что да. обидчивый и ранимый. Но он умел прощать. Не все, правда.

К: А он завидовал кому-нибудь из своих коллег?

П: Думаю, что не завидовал, тем более, что половину этих коллег он сам воспитал - и Цоя, и «Секрет»… и еще целую кучу.

К: А чем он отличается от основной массы наших рокеров?

П: Ну, я же говорил - он хранитель традиций и жизненных, и музыкальных. И вклад его состоит в воспитательном воздействии его музыки. Опять-таки и Цой, и Кинчев, и толпа других музыкантов - они ведь все сначала слушали Майка, а потом уже создавали свои вещи. Даже Наумов - уж совсем другую музыку делает, но даже он считал Майка своим учителем, еще не будучи знаком с ним.

К: А почему все-таки его музыка была для многих эталоном, чем она отличалась, почему от нее, как от печки, начинали совершенно разные музыканты?

П: Отличалась своим качеством, естественно. Это действительно был рок. И Майк не вдавался в заумности, он был ясен, он делал качественный рок-н-ролл, а не стиль, он делал жизненный рок-н-ролл. А многие, как «Секрет» и другие, делают стиль, а это немножко не то.

К: А с каким цветом у тебя ассоциируется Майк?

П: С черным. Он любил черную одежду. Его один раз спросили: «А почему вы в черной рубашке, черных брюках, черном галстуке, да еще и в темных очках?» А Майк ответил: «А почему это вы в голубой рубашке?» Но он был не «черный человек», на нем не было мишуры, он не любил навешивать на себя всякие штучки, как вы с Цоем, например, у него к этому было очень спокойное отношение. Вся веселость должна быть в тебе самом, а не наружу выпирать и не на рубашке висеть. Он же не новогодняя елка… А в данном случае черный - просто строгий цвет, солидный. Он вообще был солидным. При всем его раз дол байстве и веселье. Это вопрос интеллигентности.

К: Хорошо. А чем он тебя еще привлекал? Кроме веселья, кроме солидности?

П: Так он же был просто кладезь всего, энциклопедист настоящий. На любую тему говорил. Анекдоты новые я всегда у него слышал, о литературе - он всегда советовал мне, что читать, даже по телевизору нашему дурацкому что-то умудрялся отлавливать интересное. Он за информацией вообще-то не бегал, она к нему как-то сама стекалась, как к магниту. Он умел ее получить и выбрать то, что ему надо. Доя него и для всех. И умел передавать эту информацию. Уж не говоря о музыке… Столько я от него узнал, что вообще… А информация-то вокруг каждого из нас, ее просто море. Просто надо уметь ее принимать. Он вот умел. А отдавал он людям гораздо больше информации, чем получал от них. Изначально был образованный человек.

К: А в жизни он играл когда-нибудь или всегда оставался самим собой?

П: Вот уж точно, никогда не играл. Всегда был сам собой. Я немного назову людей, которые не играют.

Летом 82-го я потерял записную книжку. Ее нашла девушка и, недолго думая, позвонила родителям Майка (телефон был записан по поводу предстоящих квартирников), он позвонил ей, они встретились и пришли ко мне в гости. Так мы познакомились.

В день нашего знакомства на столе были пять бутылок красного вермута и пять бутылок белого сухого. Майк предложил смешивать поровну. Пользуясь случаем, я врубил магнитофон и уговорил его записаться.

«У нас в гостях звезда ленинградского панк-рока Михаил Науменко!» - радостно объявлял я в паузах.

- Ну почему же панк-рока, ритм-энд-блюза, скорей, - скромно протестовал Майк. «Звезда» его не задевала.

В квартирнике на Петроградской участвовали «Кино», Майк и находящийся в Ленинграде с «Машиной Времени» Рыженко. Все отыграли «на ура». Рыженко во время своих номеров люто панковал и привел в замешательство солидных хозяев квартиры. Выручка от сбора составила 30 рублей, которые я отдал Майку, как коммерческому директору предприятия. Нищий Майк великодушно вручил все 30 р, составлявшие тогда почти половину его зарплаты, Сергею

Рыженко, который от этого очень растерялся и пытался отнекиваться. Зеленых тогда еще Цоя с Рыбой в расчет не принимали.