6 июня пришел он к такому решению, а 11 июня уже приступил к выполнению своего плана. Днем он захватил транспорт и двести лошадей, предназначенный для лагеря Кастро, а на рассвете 15 июня овладел укрепленным военным постом Сонома, захватил девять медных пушек, одну тысячу двести пятьдесят мушкетов и другого оружия и взял в плен несколько офицеров. В это время к нему присоединилась значительная часть американцев, чувствовавших себя в опасности. Оставив в захваченной им Сономе гарнизон всего из четырнадцати человек и получив известие, что Монтерей осажден американцами, он смело двинулся вперед, во всех столкновениях побеждал мексиканцев и гнал перед собою армию генерала де Кастро.

Впрочем, калифорнийцы были хорошими и ловкими кавалеристами, но, как и все потомки испанской расы, в высшей степени неумелы в употреблении огнестрельного оружия. Это давало американцам решительный перевес над мексиканцами и, когда маленький отряд Фремонта соединился наконец с людьми командора Стоктона, разбитые мексиканцы бежали во все стороны.

Но этим война не завершилась, потому что, хотя во всех значительных городах развевался уже американский флаг и американские политики объявили всю страну собственностью Америки, страсти еще долго не утихали и по окраинам прокатилась волна нескольких восстаний. Но американцы были очень осторожны. К тому же, прибыли новые подкрепления и наконец был заключен мир между Мексикой и Соединенными Штатами, причем Калифорния была отдана на вечные времена Америке в качестве вознаграждения за военные издержки и убытки.

Вдруг старик внезапно оборвал рассказ, сказав: «Однако, милый мой, уже поздно, наши одеяла давно высохли и чем раньше мы уснем, тем лучше. Мне кажется, ты давно уже спишь, так что, пожалуй, я попусту рассказывал всю эту историю».

- Нет, я слушал, - тихо сказал Георг, - но все же при этом думал о своих родителях.

- Пустяки! - проворчал старик. - Как только взойдет солнце, мы их тотчас разыщем. Сегодня ночью хорошенько отдохни, чтобы завтра выступить со свежими силами.

После этого он уже не беспокоился о мальчике, а плотно завернулся в свое одеяло и вскоре тихо и крепко уснул.

Утро было светлое и ясное; погода заметно улучшилась, хотя наступало дождливое время и с каждым днем грозило установиться окончательно.

Приготовления к походу скоро были окончены. Все то немногое, что они были намерены взять с собою, было прикреплено к седлам, а оленьи шкуры вместе с другими мелочами старик оставил в хижине, вход в которую он снова закрыл двумя жердями.

- Это никого не удержит и не помешает взять все, что ему вздумается, - сказал Георг.

- Да я так делаю, дитя мое, - возразил старик, - только для того, чтобы помешать скоту забраться туда и разорить все, что он там найдет. Если же сюда забредут люди, так пусть воспользуются всем, что мы оставили и что им, быть может, пригодится. Нам самим оно уже не нужно и едва ли мы когда-нибудь сюда вернемся, а между тем эта хижина в дождь и непогоду многим может дать приют и защиту. Ну что же, привык ты теперь к своему вьючному седлу?

- Отлично! - со смехом ответил Георг. - Москито такое превосходное животное, что лучшего желать невозможно.

- Да, ты прав, - улыбаясь, ответил старик, - но все же это лукавая каналья. Ну да это ничему не вредит. А теперь тронемся в путь, мы здесь, кажется, сделали все, что необходимо.

С этими словами старик вскочил в седло и, увидев, что Георг последовал его примеру, а Гектор с громким лаем кружится вокруг, хотел уже двинуться в путь, как взгляд его скользнул по хижине. Он задержал лошадь и несколько минут смотрел на маленькую покидаемую хижину.

- Диковинное дело, - сказал он, - но мне как будто жаль покидать это место, к которому меня, собственно говоря, ничто не могло привязать. Что оно мне давало кроме крыши на короткое время? А все же я чувствую себя так, точно покидаю родину. Но так всегда бывает в нашей жизни: человек - это раб привычки, и если он где проспал две недели, там он всегда оставляет частицу своего сердца. А потому скорее прочь отсюда, мой милый! - сказал он порывисто. - Теперь, когда перед нами стоит ясно определенная цель, мы не должны поддаваться вздорным мыслям и мечтам; теперь наши животные должны доказать, насколько они хороши.

Не ожидая ответа, старик пришпорил своего маленького коня и быстро помчался вниз по долине.

Мальчик изумленно глядел на него; он положительно недоумевал, как понять характер этого человека. По внешности он постоянно казался суровым, жестким, насмешливым, а между тем часто складывалось впечатление, будто нежное, полное сочувствия сердце находится в жесткой, твердой оболочке. Какая причина вынуждала старика скрывать это именно перед ним и стараться быть не тем, что он есть на самом деле?

Однако, теперь было не до размышлений, его проводник был уже порядком впереди; Москито, в свою очередь, стал нетерпелив и спешил вперед. Целью Георга было разыскать родителей; эта мысль тотчас наполнила его сердце надеждой и радостью; он опустил поводья и галопом помчался догонять своего нового друга.

Путь их проходил долиной, по обе стороны которой тянулись весьма отлогие горные уступы, покрытые лесом. Недалеко от ручья они нашли след недавнего костра и обрубленные жерди, очевидно, служившие для устройства палатки при помощи одеял и кусков парусины. Однако им не пришлось нагнать ни одного каравана.

Все те, кто достигал этого места, по возможности быстрее проезжали дальше, спеша к золотым россыпям или так называемым золотым рудникам. Если их встречали здесь индейцы, то поспешно удалялись в чащу леса, не желая иметь каких-либо дел с Аmericanos.

Кроме того, эта долина казалась мало посещаемой, так как почва была мягка, колеса глубоко врезались в нее и оставляли очень заметный след. Вследствие этого старик, которого мы теперь будем называть Ложный, предложил держаться повыше на плато, покрытом высокими соснами, чтобы по нему скорее добраться до уже занятой искателями золота территории. Там они надеялись встретить старателей и скорее могли получить сведения о проехавших мимо повозках.

Однако лесом им пришлось продвигаться медленно, так как во многих местах густой кустарник не давал возможности животным быстро двигаться вперед. Но все же изредка попадались и открытые площадки, и наконец они добрались до плоскогорья, покрытого превосходными соснами и красным деревом, проехав по которому некоторое время, затем спустились направо, в ближайшую долину.

Только тогда, когда дорога круто пошла вниз, они сдержали животных и поехали рядом. Надо, однако, сознаться, что, действительно, вьючное седло было весьма неудобным сидением для Георга, тем более, что при нем не было стремян. В особенности при спусках с горы ему приходилось съезжать постоянно вперед, придерживая левой рукой винтовку, а правой хватаясь за седло. С трудом, приложив немало усилий, он все-таки приноровился кое-как держаться в седле, но, конечно, только тогда, когда спуски были не особенно круты.

Долго они ехали молча, каждый занятый своими мыслями и даже довольные тем, что никто из них не затевает разговора.

Но вдруг старик остановил своего пони и, тронув за плечо своего спутника, подал ему знак остановить и осла. Георг мгновенно потянул узду, и послушный Москито не только тотчас остановился, но уже успел моментально нагнуться и пощипывал траву. Старик Ложный, протянув руку, указывал вниз, на дорогу, и Георг, проследив взором в этом направлении, тотчас заметил громадное серое животное, качавшееся там, на земле, как какая-то бесформенная масса.

- Что это такое? - прошептал мальчик. В это время Гектор, вытянув вперед шею и круто поджав хвост, придвинулся поближе к Москито и, чуть слышно рыча, зорко всматривался в незнакомый ему предмет.

- Это медведь-гризли, - послышался такой же тихий ответ. - Должно быть, это чудовищно здоровенная бестия!

- Могу я подкрасться и застрелить его? - быстро прошептал в ответ Георг.