Он сидел на каменном теплом парапете фонтана напротив «Европа-центр» и смотрел на африканский оркестрик. Человек десять с барабанами, тамбуринами, бонгами и совсем уж какими-то экзотическими ударными, названий которых Лебедев не знал, приплясывая, выстреливали на площадь залпы звуков, Которые могли издавать биллиардные шары вперемежку с горохом, сбрасываемые на бетонные плиты с самолета. Но выходило у них замечательно слаженно и не раздражало даже Лебедева, предпочитавшего различного рода экзотике европейскую сонатную форму. Ровный гул фонтана гасил дикие дроби африканцев, и все вместе — с шорохом толпы и обрывками разговоров, долетавшими до Лебедева, — создавало уютный фон, в котором растворялись неприятные мыли и хотелось думать о чем-то легком и хорошем.

Он посмотрел на часы и вдруг почувствовал голод. Прислушиваясь к себе, Лебедев понял, что это впервые за последние две недели. Все предыдущие дни, начиная с Питера, он жил словно машинально — ел, пил, спал, не ощущая этих процессов, весь был занят только одним — как уйти от погони, как сделать так, чтобы его наконец оставили в покое… Чувство голода, осознанное и сильное, было таким приятно животным, что Лебедев даже зажмурился. Жив, жив, курилка! И одновременно с голодом пришло желание. Его полуиспуганные воспоминания о последней встрече с Таней были хотя и сладким, но тяжелым бредом, а желание, овладевшее им сейчас, захлестнуло прохладной волной, ударило по мышцам адреналином, раскрыло глаза. Наконец-то он снова становится полноценным человеком.

Лебедев пружинисто встал с парапета и пошел по Курфюстендамм — мимо церкви — точь-в-точь аналог питерской Казани, на ступеньках сидели волосатые парни с гитарами, девчонки. Рядом — какие-то местные бомжи. Миновал издалека видную прямоугольную вывеску «City Music» и остановился возле одного из бесчисленных ресторанов центральной туристской части Берлина, где столики выплеснулись на улицу, где под белыми свежими полотняными тентами кайфовали аккуратные немцы за высокими соблазнительными бокалами янтарного прозрачного пива.

— Ну как, Танечка, твой подопечный? — Сумской тяжело ходил по комнате. Годы давали себя знать — не мальчик, дедушка уже. — Что-нибудь новенькое слышно?

Пока все идет по плану, Яков Михайлович. Он исчез, но я думаю, сам объявится. Думаешь? Или, может быть, все-таки поискать?

— Не стоит тратить силы, Яков Михайлович. Проявится, уверена на двести процентов.

— Ну-ну. Слушай-ка… — Он замялся, помолчал немного, потом все-таки спросил: — Как у тебя со Звягиным дела? Как он себя… вернее, ты как… Ну, в общем, что у тебя с ним происходит?

— Он со мной не разговаривает.

— С тех пор и не разговаривает? Как узнал, что его жена трудится по нашему ведомству, так и обиделся?

— Яков Михайлович, я же просила, я сама с этим разберусь…

— Ну ладно, ладно, это ваше личное дело. Разбирайтесь действительно сами. Только вот пора нам твоего обидчика, Танечка, к ногтю прижать. Согласна?

Татьяна Козлова пожала плечами. Она не хотела вспоминать то, что случилось у нее с Лебедевым.

— Что делать, работа есть работа, — понял ее Сумской. — Он и мне кое-что должен остался. Думает, молодец такой, убежал. Никуда он не убежал. Как ты считаешь, Таня, не задействовать ли нам этого молодца в… Помнишь, я тебе говорил?

— Помню, конечно, но что значит — задействовать? Лебедев все еще в ваших подчиненных числится?

Сумской улыбнулся:

— Его пока никто не увольнял… — Заметив, что лицо Козловой исказила гримаса отвращения, он добавил: — Шучу, шучу. Хотя жалко терять такого работника. Почему не использовать, приятное с полезным не совместить? Месть — плохое чувство, Таня. Лебедев, конечно, ответит за все. Но платить он будет не за то, что над тобой учинил, а за то, что дело предал. Дело-то у нас ведь общее, не так ли?

Таня молчала. Использовать Лебедева… Это что же, значит, опять с ним в одну упряжку вставать? Нет уж, хватит.

Сумской, точно прочитав ее мысли, тихо успокоил:

— Таня, вопрос решен. Мы его списываем со всех счетов. Но вот его банковский счет нам не помешает. Ясно теперь?

— Куда уж яснее.

— Вот и хорошо. Иди работай. Заболтался я, на старости лет говорливым становлюсь. Раньше такого со мной не было. Может, ты бы помогла, Танечка, может, средство какое есть от болтливости? А то в нашем деле это беда… Ну иди, иди, — закончил он причитать, видя, что Козлову не развеселили его актерские способности. — Я тебе позвоню.

Яков Михайлович проводил Татьяну до двери, вернулся к письменному столу и углубился в бумаги. Начав просматривать пачку документов, он понял, что голова занята совершенно другим и он не понимает ничего из написанного. «Вот черт, неужели действительно старость?» Он встал и подошел к зеркалу. Да, старик, без шуточек, — просто натуральный пенсионер. И нечего хорохориться перед девчонкой — она только смеяться над ним будет, стоит ей лишь из дому выйти. Уже сейчас, наверное, хохочет — бес, мол, в ребро деду… Да… Степенней надо быть в его-то годы. Погулял уже на своем веку, порезвился, чего только не было…

Сумской невесело усмехнулся.

…На самый верх влез, на настоящей вершине сидит, не на той, что по телевизору показывают, на хрена ему телевизор. Он там, откуда управляют теми, кого показывают. Ну не он, конечно, первый среди равных… Да и нет ведь первого-то — так все запуталось, так все друг с другом срослись, что и не разберешь порой, кто главней. Но что хорошо — воистину государственная собственность стала достоянием человека. И он — этот человек. Точнее, один из них. Один из мелких служащих верхушки, но эту мелкость миллионы людей считают вершиной..! А покоя все нет. И не будет, уж видно, до самой смерти. Машина работает, шестеренки вертятся и останавливаться не собираются. Не выпрыгнуть из механизма на ходу — перемелет в мелкий порошок, так что следа не останется. Надо дотягивать лямку, хоть и нет, честно говоря, никакого желания…

Он снова тяжело втиснулся в кресло за столом, зная, что нужно заставлять себя работать. Лень может легко взять верх: стоит толькочуть-чуть расслабиться, пойти у лени на поводу, и все — день пропал. А сейчас не то что день, каждая минута важна. Дело рисует такие перспективы, что, если все срастется как надо, можно будет и покой себе дать… Ну, там, формальные какие-то дела вести, но это все — ерунда, «Штука, которая сейчас раскручивается, может сравниться только с захватом Земли инопланетянами», — думал Сумской.

Он листал бумаги. В них было все о том же — о Лебедеве, давшем деру в самый разгар работы. «Надо же, — усмехался Сумской, — старого пидора баба сгубила. Чудны дела твои, Господи!..» В общем-то, он мог понять Лебедева, Это не снимало, конечно, с него вины, но понять его было можно. Тяжело здесь жить. Как писал покойный Ерофеев, старый хрен антисоветский, — «надо быть из чистой стали с головы до пят…» Нет, вот так — «надо быть педерастом, выкованным из чистой стали». Прав ведь был, гад. Иначе загнешься. Многие не выдерживают…

Лицо Якова Михайловича приобрело жесткое выражение, стало походить на вырезанную из темного дерева старую, потертую от долгого употребления маску, А он вот выдержал. Все выдержал и все перенес. Ко всему привык. Настолько привык, что во время последнего путча даже телевизор не включал, пил чаек на веранде. «Ерунда, — думал он, — не стоит и жопу отрывать от стула…» Результаты события, взбудоражившего весь мир, утвердили Сумского в отношении к происходящему. Особенно когда произошла амнистия «заговорщиков». «Любимый город может спать спокойно», — пропел он тогда и приказал себе забыть о случившемся. Нечего всякую дребедень в голове держать, когда настоящих дел по горло.

Он смотрел на стол, заваленный листами с отчетами сотрудников. Пора потревожить беглого подчиненного, пора. Надоела эта бумажная морока. Сумской всегда предпочитал живую работу и сам бы сейчас с удовольствием рванул, как месяц назад, в лес, за оружием. Та операция удалась на славу. До сих пор его люди копаются в болотце, много чего уже оттуда вытянули. Спасибо этому парню — как его — Алексей, что ли? А, не важно… Пусть им занимается Таня, она баба надежная. А с пареньком, конечно, подфартило: такую дал наводку — столько оружия они вывезли, столько барахла разного, очень все это было кстати, неучтенка, так сказать, появилась…