— Заснул? — пихнул в плечо напарника Таккер. — Приехали.

Они вошли в заведение. Русскоязычная вывеска обещала экзотику, однако никаких русских медведей или другой атрибутики, так или иначе связанной с Россией, в ресторане «Медведь» не наблюдалось. Обычные стандартные пластиковые столы, официантки в униформе — красные переднички, синие джинсы. Обстановка бедноватая. Этакий потертый «Макдональдс». Клещ уныло пробежал глазами по стенам, украшенным несколькими пейзажами, которые в равной степени могли быть и русскими, и вермонтскими. Он оглядел зал, где было довольно много посетителей, сплошь, как ему показалось, русских. Клещ отличал их сразу, но если бы кто-нибудь задал вопрос — как? — он бы не смог на него ответить. Одеты как американцы, лица такие же загорелые… Черт его знает, в чем была разница… Может быть, во въевшейся в черты постоянной какой-то озабоченности, неулыбчивости, в бегающих глазах, которые если и смотрели на собеседника, то со скрытым вызовом или с потаенной какой-то мольбой.

Таккер кивнул в дальний угол зала, где возле окна расположилась молодая женщина с бокалом пива в одной руке и сигаретой в другой. Напротив нее сидели два потрепанных мужичка подозрительно криминального вида. Впрочем, все небогатые русские выглядят подозрительно. А богатые — вдвойне.

Они подошли и сели — два стула, справа и слева от Марины, были свободны. Клещ мгновенно отметил холодную уверенность, которая исходила от этой женщины, чуть касавшейся его локтем. Ощущение было неожиданно приятным, Клещ сидел не двигаясь и не убирая руку. Двое мужчин напротив имели какой-то смущенный вид. С приходом Клеща и Таккера они словно съежились. А ведь Клещ, стоя у входной двери, видел, как они что-то говорили Марине, развалившись на неудобных пластиковых стульях с видом хозяев.

— Будем платить? — резко обратилась Марина к своим визави по-английски.

— Хер с тобой, — на родном языке ответил один из русских мужичков.

Он полез в карман и вытащил оттуда бумажник. На стол легли пять сотенных купюр.

— Все? — Выложивший деньги смотрел на Марину.

— Как это — все? Еще две сотни за потраченные на вас нервы.

Клещ понял только первые три слова — Марина тоже перешла на русский. Но вновь вынутый бумажник подтвердил, что он хоть и скромно, но знает этот язык.

— Бай-бай, мальчики! — Прикрыв глаза, женщина припала губами к бокалу с пивом. Клещ заметил, что рука ее немного дрожит.

«Мальчики», неловко гремя отодвигаемыми стульями, выбрались из-за стола и, не прощаясь ни с ней, ни с Клещом и Таккером, пошли к выходу. Впрочем, что прощаться, если они и не представлялись.

Ну-ка рассказывай, что ты тут проворачиваешь? — Таккер обнял Марину за плечи. — Кстати, знакомься — мой напарник, мистер Макдональд. Но близкие друзья зовут его Клещ.

— Очень приятно. — Марина поставила бокал на стол и улыбнулась. Клещу стало вдруг радостно, словно он снова играл в бейсбол в школьной команде. Улыбка ее была не американской вежливой маской, а чем-то таким, чего Клещ давно не видел ни в жизни, ни даже в кино. Может быть, в последний раз так улыбалась ему мама — недаром он вспомнил школьные годы…

— Брюс, — сказал Клещ, слегка наклонив голову в знак приветствия.

— Так что же, Марина, все-таки это за персонажи?

— Слушай, Таккер, ну какая тебе разница. — Марина говорила на очень хорошем английском, практически без деревянного русского акцента. — Должны мне были деньги, я и сказала, что больше ждать не буду, приведу своих бандитов. Они вас увидели и раскошелились. Так что спасибо, кстати, за помощь. Хотя какая там помощь…

— Вот так, Клещ, понял? Этой женщине палец в рот не клади! — Таккер улыбался, пытаясь скрыть свою растерянность.

— При чем тут это? Я просто не люблю впустую тратить время. Раз уж мы с тобой договорились встретиться, почему бы сразу двух зайцев не убить? Видишь, как быстро все получилось. А в крайнем случае вы что, с ними бы не разобрались?

— Ну, вообще-то, предупреждать надо о таких вещах… — пробормотал Клещ. — Я не люблю, когда так втемную играют.

— Да ладно вам, мальчики… Что будем пить? Или вы все еще на службе?

— Мы уже свободны. Мы в отпуске. — Таккер упер локти в стол и положил голову на руки. — Нам теперь можно отсыпаться. Кстати, — он встрепенулся, — есть какие-нибудь, новости?

— Что пить будем, я вас спрашиваю?

Таккер махнул рукой официантке в красном передничке с каким-то незатейливым орнаментом — не то русским, не то канадским.

— Водки, три двойных, салат какой-нибудь, икры можно… Ну, в общем, сами разберитесь. Хорошо в этих русских ресторанах, — повернулся он к Клещу, — они тут во всем сами разбираются. Скажешь им — неси чего-нибудь, — тащат целую гору. Ну с Мариной нам не страшно, а так — обмануть могут бедного американца, очень даже просто. Правда, Марина?

— Вас обманывать, значит, себя не уважать. Вы же, американцы, как дети малые. А детей разве можно обманывать?

— Ну ладно, ладно. — Таккер посерьезнел. — Не зарывайся.

Марина фыркнула. Клещ с возрастающим интересом наблюдал за женщиной, являвшей собой, по крайней мере на первый взгляд, образец независимости. Не феминизма — этого Клещ терпеть в женщинах не мог и считал глубоко ущербным, пошлым и глупым, — а именно независимости, самостоятельности, доходящей чуть ли не до грубости.

Поездив по свету, прочитав такое количество книг, которого хватило бы, наверное, на десяток так называемых средних американцев, Клещ, втайне от окружающих и порой даже от самого себя, не был патриотом своей страны. — Это, конечно, страшный грех, которому нет прощения в свободной стране, воздвигающей крепчайшие стены вокруг человека, стены, за которые ему уже до самой смерти не прорваться. В первую очередь это отразилось бы на работе. Вряд ли ему удалось бы остаться на службе, начни он рассуждать вслух о своем отношении к американскому образу жизни, к совершенно животной, по сути своей затертой, как старая мелкая монета, американской мечте — мидлклассовой святыне, к действиям правительства, к преследованиям пацифистов и сотне-другой вопросов, которые порой раздражали его неимоверно.

Американские женщины — вернее, это межполое существо, которое смотрело на него с телеэкрана, с журнальных фотографий, с уличных рекламных плакатов, бегало по утрам мимо его дома в одинаковых спортивных костюмах, подавало в ресторанах любимые им кровавые бифштексы — тоже вызывали иронию. Женщины эти, без конца и бессмысленно улыбающиеся, демонстративно всплескивавшие руками по самому ничтожному поводу так, как будто им сообщили о начале, по меньшей мере, мировой войны, закатывающие глаза в фальшивом или, что еще хуже, натуральном восторге, когда в супермаркете видели на двухдолларовой маечке красный кружок — «скидка 10 %», — не нравились ему. Вернее, не являлись объектом его сексуальных пристрастий. Он видел их насквозь — за противоестественной улыбчивостью скрывались до омерзения меркантильные и мелкие натуры, совершенно необразованные и не интересующиеся ничем, что выходило за круг семейных интересов. Этот узкоспециальный круг являлся для них самоцелью, достигнув которой они превращались в тупых домашних животных, обожающих свое правительство, какие бы чудовищные глупости оно ни совершало, завидующие соседям и мечтающие иметь все, о чем пишется в толстых глянцевых журналах: кофеварки, пижамы, дома, машины, пилочки для ногтей, презервативы, ковры, искусственные газоны — жизни не хватит даже перечислить все это добро, а уж купить…

Правда, надо заметить, что близких знакомых такого рода у Клеща не было никогда. По какому-то странному стечению обстоятельств, все его женщины, начиная еще со школьной скамьи, были так или иначе причастны к преступному миру. Сэнди — последнее его увлечение, сейчас, правда, бросила свои мелкие делишки, но Клещ прекрасно знал, что стоит ей остаться одной, как она тут же вернется к своему старому занятию. Марина очень интересовала его, он подумал даже, что если бы не Таккер, то…