Их игры не сводились к простому распределению ролей хозяйки и раба или наоборот — это было слишком примитивно и поверхностно. Удовольствие, которого они достигали, было одновременно и физическим, и духовным, сродни, наверное, тому, что испытывает человек, временно, но долго лишенный зрения и обретший его вновь. Что-то похожее испытывали и они, когда становились единым целым, превращались в одно большое животное, радующееся оттого, что оно наконец-то нашло и овладело своей потерянной, отторгнутой половиной. И Таня, и Звягин знали, что в сексе не бывает ничего стыдного, так же как и на теле человека нет стыдных мест. Они любили свои тела, а еще больше — Тело, в которое сливались вдвоем.

— Ну а как же твой ужин? — спросила шепотом Таня, когда прошел уже, наверное, час с того момента, как Звягин решился на ночную кухонную работу.

— А ты еще хочешь есть?

— Есть уже нет. — Она оседлала его мощное тело, не расплывшееся с годами, а, наоборот, становившееся все более сухим и крепким, как дерево. Она гладила бугры грудных мышц, рельефно выделяющиеся под натянутой загорелой кожей, живот в твердых, накачанных шашечках мускулов и любила своего мужа еще и еще.

Они не спали уже вторые сутки, но совсем не чувствовали усталости — Таня научила Звягина и этому. Правда, чудес не бывает, она знала, что придет момент, когда сон свалит их. Но ведь им предстоит полет над океаном, это очень кстати. Она боялась летать самолетами и была рада, что не заметит долгой воздушной дороги и не успеет испугаться коротких, но жутких падений в так называемые воздушные ямы, толчков ветра, словно камнями бьющих по фюзеляжу, и мелкой тряски при переходе в более плотные или разреженные слои.

Они не спрашивали друг друга, любит ли он ее или она, — уже давно эти вопросы были бессмысленны. Соединяясь, они знали друг про друга все, что можно и нельзя высказать, они были едины; и смешно было думать, что он или она не любят эту большую, необходимую часть своего тела, которой каждый из них являлся для другого.

— Который час? — спросил он.

— О Господи!

Таня нашарила на полу упавший с тумбочки будильник. Наручные часы они сняли вместе с одеждой — так было у них заведено уже давно, ни одна деталь не должна мешать телам, ни один сантиметр кожи не должен быть закрыт.

— Боже мой! Нам нужно бегом бежать, Саша! Сейчас уже регистрация начнется!

Он медленно и сильно обнял ее, поцеловал в грудь, шею, губы.

— Мы успеем. Ого! — Он посмотрел вокруг. Комната выглядела так, словно на нее был совершен налет с целью устрашения или бездарный обыск произвели непрофессиональные участковые. — Порезвились мы не на шутку…

Таня усмехнулась:

— Да ладно тебе. Приедем уберем, пусть все так и остается. Одевайся. Документы не забудь, пожалуйста, — говорила Таня, уже прыгая на одной ноге и натягивая джинсы. — Черт возьми, душ принять даже некогда! — Таня кричала уже из ванной.

«Как она умудряется так быстро передвигаться по квартире, — думал Звягин. — Вот женщина, вот молодец!»

— Давай-ка подъедем к Неве, — сказал он, когда они сели в машину.

— Саша, времени нет. Нам же в другую сторону.

— На минутку. Успеем, не волнуйся. Пойдем со мной, — попросил он жену, когда они выехали на набережную и остановились.

Было еще раннее утро, пустая, совершенно раздолбанная и запущенная набережная выглядела уныло и почему-то страшновато. Казалось, из ближайших кустов, дико разросшихся между проспектом Обуховской Обороны и рекой, смотрят на них чьи-то пристальные враждебные глаза. Звягин поежился:

— Что, Танечка, сердце тебе что-нибудь вещует?

— Ничего не вещует. Особенно если ты посмотришь на проспект, вон там, машину видишь?

Почти скрытая под низкими ветвями кустов на обочине стояла красная, сейчас в сумерках кажущаяся черно-серой «девятка».

— Там хмырь за рулем сидит, явно охранник твой. Так что будь спок.

Звягин прищурился. В машине никого не было видно, но он понял, что то, что говорит Таня, похоже на правду.

— Ну что? — Она переминалась с ноги на ногу. — Посмотрел на речку? Поехали, в Америку опоздаем.

— Тяжелая вода, — словно не слыша жену, сказал Звягин тихо. — Ты видишь, какая она? — Он посмотрел на Таню: — Словно металл.

В неверном утреннем свете вода казалась черной, сильное невское течение угадывалось по плывущим невесть откуда щепочкам, по белым пятнышкам пены. Таня проследила за взглядом Звягина. У нее едва не закружилась голова, когда она попыталась почувствовать это течение, пропустить его сквозь себя. Река показалась ей враждебной и презрительной, игнорирующей этот город, противоестественно вставший на ее берегах. Река хмуро продолжала свое молчаливое движение, не отвечала на пощечины и плевки, сыпавшиеся на нее из сточных труб канализации, из заводских резервуаров, — ядовитые, смертельные это были плевки, но она терпела и делала вид, что ей все равно. Да так и было, впрочем. Слишком велика была ее сила для того, чтобы обращать внимание на насекомых, загадивших ее берега и считающих себя хозяевами на этой земле.

Звягин смотрел на противоположный берег.

— Ужасный город, — сказал он, покачав головой. — Ужасный.

Звягин смотрел на прямоугольники зданий на той стороне. Кирпичные заводские постройки уже потеряли всякий намек на то, что называется цветом, — нет в природе такого сочетания красок, такого названия в спектре, это какое-то болезненное явление — вроде проказы, о чем не хочется думать и на что неприятно смотреть. И хочется побыстрее выкинуть из памяти.

— Да… И не выкинуть, — вслух закончил он свою мысль.

— Что — не выкинуть?

— Этот город из головы не выкинуть. Не обращай внимания, Танюша, я что-то скис. Устал. Сейчас в самолете поспим немного. — Он сунул руку в карман легкого дорожного плаща и вытащил оттуда пистолет.

— Ты что? — испуганно вскрикнула Таня.

Звягин коротко размахнулся и швырнул пистолет в реку. За ним последовал револьвер, который он достал из-за пояса брюк, кастет и нож.

— Все. Что ты так на меня смотришь? Не хочу просто дома оставлять компромат. А прятать по кустам — что я, мальчик? Другие куплю. В самолет же нас с этим добром не пустят?

— Ну да.

— Ну да… — Он обнял жену. — Все, побежали в машину. Действительно, только опоздать нам не хватало. Мало остальных приключений…

Они действительно проспали всю дорогу, с двумя короткими перерывами вынужденного бодрствования во время посадок. Пройдя без хлопот таможню в аэропорту Кеннеди, благо багажа у них, кроме кейса с документами и спортивной сумки, не было, они вышли из стеклянных ворот. «На американскую землю», — машинально отметил Звягин. Земля, вернее, асфальт не особенно отличался от привычного питерского, да и Звягин в своей жизни имел столько неожиданных перемещений и перемен, что не дрогнуло сердце Звягина от первых шагов по материку, расположенному в другом полушарии.

— Мистер Звягин? — Учтивый молодой человек в темном костюме и очках в тонкой, хорошей — Звягин различал такие вещи — оправе приветливо поднял руку. Если бы не легкий английский акцент, то молодой человек был просто копией бывших звягинских подчиненных из «Окон». Такой же приличный, вежливый и совершенно безликий.

Правда, пружинистая походка и ловкость, с которой он подхватил Танину сумку, на взгляд опытного в подборе боевиков Звягина, сказали ему кое-что. Например, что этот паренек дружит со спортом, и дружит очень крепко. В отличие от слабосильных в большинстве своем питерских «яппи», предпочитающих за свою личную безопасность платить деньгами, а не работой мускулов, американец вполне мог постоять за себя. Насколько профессионально, это, конечно, вопрос, но сам факт был приятен Звягину. Он любил сильных людей.

— Айвен Николсон, — представился молодой человек с легким поклоном. — Рад встрече с вами. Айвен Николсон. — Последовал еще один поклон специально для Тани.

— Таня, — ответила она, протягивая руку, внимательно взглянув на встречавшего… — Айвен Николсон, вы русский?