Грэм довольно быстро пришел в себя. И, очухавшись, неожиданно повеселел. Родные стены всегда действовали на него положительно. Он любил свое жилище, за которое выплачивать деньги предстояло еще много лет, но, безусловно, это был уже полностью его дом, менять который Билл не собирался до конца своих дней. Иногда он представлял себя здесь в старости, окруженного внуками, приехавшими вместе со своими родителями на его очередной юбилей. Жить они, конечно, будут в разных местах — такой большой семье, какую он себе нагрезил, в одном доме не поместиться. К тому времени Билл будет очень богатым человеком — известным писателем. Внуки будут спрашивать, почему он не переедет в большой город — в Бостон или в Нью-Йорк. Он ответит им словами Фолкнера, мол, ему нужен кусочек родной земли величиной с почтовую марку, чтобы быть счастливым. Чтобы описывать его до конца дней своих. «Был бы талант», — скромно заканчивал он, даже в мечтах не произнося этого вслух. Билл считал себя очень скромным человеком.

По мере того как шло время, сегодняшнее событие начало представляться ему в другом свете. Билл в конце концов начал считать себя почти что героем. Что-то было в случившемся от его фантазий: неизвестные, изображающие из себя полицейских, какие-то тайны, недоговоренности. Память услужливо изымала из мыслей неприятные фразы, сказанные в его адрес. Главное, что он не спасовал. Ну, ударили его, но он же не кричал, не умолял их о пощаде. Неизвестно, кстати, как могло бы все закончиться, не уйди негодяи столь быстро. Он-то парень не из слабаков. Просто подонки ошеломили его, а вот если бы подождали, пока он придет в себя, то, может быть, и пожалели, что так нагло вломились в дом Билла Грэма. Он решил зайти к Дуайту и поговорить с ним о незваных гостях. Пастор всегда мог посоветовать что-то дельное, помочь разобраться в ситуации, правильно оценить свои силы — психолог он был великолепный. Да и друг настоящий, так, по крайней мере, думал Грэм. Главное — оставаться всегда в рамках закона и чувствовать, что ты не один в этом городе, и тогда никакие бандиты не смогут нарушить привычное и милое течение жизни, настоящей, американской жизни, имеющей конкретную цель, а главное, все возможности для ее достижения. Если ты, конечно, патриот. Продолжая успокаивать себя этими прописями — волнение все-таки не до конца его отпустило, — он, выйдя за дверь на улицу, нервно оглянулся по сторонам. Но подозрительные личности исчезли, не оставив ни малейшего следа, словно их и вовсе не было. Билл вернулся в дом, запер изнутри дверь, прошел в гараж и выехал на своей «тойоте» на Мэйн-стрит, направляясь к пасторскому дому.

Глава 3

Звягин вернулся к себе в номер, или, как он уже стал называть, в квартиру. В Америке люди годами жили в отелях, ничего особенного в этом не было. Он хотел быстро пообедать, посовещаться с Таней и прямо сегодня вылететь в Денвер, заодно и развеяться немного. Он открыл дверь и с порога крикнул:

— Танюша!

Ответа не последовало. Он прошел в гостиную, в кухню, посмотрел в обеих спальнях — квартира была пуста. Странно, Таня должна была его ждать — так они договорились еще с утра. Он не думал, что беседа с Давидом Ревичем будет долгой, так и оказалось. Все уладилось еще быстрее, чем он предполагал. Александр Евгеньевич решил не тратить времени попусту в ожидании жены, он прошел в ванную, принял душ, переоделся — гардероб его за несколько дней пребывания в Нью-Йорке уже успел стараниями Тани обновиться, — посмотрел на себя в зеркало и остался удовлетворен внешним видом пожилого, но вполне еще бодрого и здорового мужчины, загорелого, крепкого, посвежевшего…

«Черт его знает, действительно в экологии, что ли, дело?» Он трогал лицо рукой, разглаживал морщинки возле рта — за считанные дни с лица исчезла эта хроническая питерская бледность, проглядывающая сквозь любой загар, если присмотреться внимательно. Сейчас он был неотличим от коренных жителей Нью-Йорка, еще вчера Николаев заметил ему вскользь, что Звягин на удивление быстро адаптировался, словно хамелеон, что мимикрия у него развита просто фантастически. «Никакой фантастики, — подумал Звягин. — Побегай с мое, тоже научишься менять лицо». Вспомнив о Николаеве, Александр Евгеньевич решил зайти к нему и поговорить о Давиде, благо идти было недалеко — Николаев жил этажом выше по одной со Звягиным лестнице. Он аккуратно запер дверь снаружи на ключ — они с Таней привыкли к этому еще в России — закрывать жилище на все замки, — и неторопливо, игнорируя лифт, поднялся пешочком на этаж Николаева. Позвонив в дверь и не дождавшись, пока кто-нибудь откроет, Звягин решил, что Ивана нет, и уже собирался сделать первый шаг к лестнице, как услышал в запертой квартире какой-то шум. Прильнув к двери, он прислушался. Похоже было, будто кто-то ползет по полу в его направлении, задевая за углы и обувь в прихожей. Когда Звягину показалось, что он слышит даже человеческое дыхание, он почуял недоброе. Позвонил снова — безрезультатно. Александр Евгеньевич быстро оглянулся, не увидев на площадке никого, сунул руку под пиджак и нащупал рукоять пистолета. «Похоже, что оружие может пригодиться. Вот тебе и тихая Америка, вот тебе и чистые руки…»

Замок заскрипел, защелкал, и дверь приоткрылась — ушла внутрь на несколько сантиметров и замерла, словно изнутри дернули за ручку и сразу же ее выпустили, не в силах завершить движение.

Звягин ногой помог двери открыться до конца. Пистолет он уже держал в руке наготове. То, что он увидел, заставило его быстро юркнуть в прихожую и прикрыть дверь за собой от случайных любопытных глаз.

Николаев действительно все то время, пока Александр Евгеньевич звонил, полз к двери. Широкий кровавый след тянулся по коридору из кухни. Сейчас он лежал, снизу вверх глядя на Звягина широко открытыми глазами, в которых читалась только страшная боль. Николаев был в своем обычном сером костюме, в нескольких местах пробитом на груди пулями — это Звягин заметил сразу. Лицо и шея Ивана были в крови, он прижимал ладонь правой руки к уху и тихо мычал.

— Ваня! Кто здесь был? Как ты? Ты меня понимаешь? — Звягин обнял Николаева за плечи и чуть приподнял. — Сейчас, врача вызовем…

— Не-е-ет, — промычал Иван. — Звони Джошуа. — Говорить ему было страшно тяжело, это Звягин понял тоже мгновенно.

— Опусти, — прошептал Иван.

Звягин осторожно положил его на пол.

— Все кости… — Голос его звучал все тише. — Все кости переломали… бронежилет…

Тут вся картина стала ясна Александру Евгеньевичу. В Ивана выстрелили несколько раз, все выстрелы, кроме одного, попали в грудь, защищенную под костюмом и рубашкой легким бронежилетом, — он, очевидно, куда-то собирался. Последний, видимо, выстрел, угодил в шею, — это была единственная проникающая рана.

— Звони Джошуа, — снова прошептал раненый. — Нет, стой… перевяжи… — Глаза его начали закатываться.

Звягин бросился в ванную, схватил полотенце и аккуратно, профессионально, благо опыт подобных процедур у него был достаточный, перевязал рану Николаева. Взглянув еще раз на пол прихожей, он понял, что, не окажись он сейчас рядом, умер бы Иван от потери крови. Александр Евгеньевич, как всегда в подобных экстремальных случаях, постарался заблокировать все посторонние мысли: сейчас нельзя было терять ни секунды, нельзя было делать ни одного лишнего шага — от этого зависела жизнь его подельника, который не успел еще стать другом.

Он схватил телефонную трубку и набрал номер Джошуа.

— Николаев опасно ранен у себя в квартире, — быстро и четко проговорил Звягин, услышав голос шефа. — Срочно нужен врач. Времени нет. Иначе он умрет.

Джошуа — отметил машинально Звягин, — видимо, тоже был искушен в этих делах: не тратя лишних слов, он быстро скомандовал Александру Евгеньевичу:

— Дверь запереть, никого не впускать, сидеть тихо. Я немедленно выезжаю.

— А как вы… — начал было Звягин, но Джошуа оборвал его:

— У меня есть ключ от квартиры Айвена.